Из жизни слова не выкинешь

«Жизнь как песня!» - это о нем. Об одном из лучших поэтов-песенников красной империи, поэте-фронтовике и пиите-великомученике Алексее Фатьянове.

Не знаете, кто это?

Впервые слышите?

Но родители-то ваши, а также бабушки-дедушки, несомненно, не только наслышаны о нем, скажем больше: его стихами - горькими и радостными - озвучены их разные-разные судьбы.

Пожалуй, все главные «хиты» 40-50-х написаны Фатьяновым. «Где же вы теперь, друзья-однополчане?», «Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат», «Давно мы дома не были», «Когда проходит молодость», «Когда весна придет, не знаю», «В городском саду играет духовой оркестр», «Караваны птиц надо мной летят», «На крылечке твоем каждый вечер - вдвоем», «Хвастать, милая, не стану, знаю сам, что говорю», «Тишина за Рогожской заставой», «Три года ты мне снилась, а встретились - вчера»... И голоса разных-разных исполнителей этих его песен будто бы пробиваются сквозь толщу памяти, когда обронишь какую-либо его поэтическую строфу. А это голоса Николая Рыбникова, Виталия Доронина, Михаила Жарова, Марка Бернеса, Михаила Ножкина, Людмилы Гурченко и даже… Аллы Пугачевой, на рубеже 80-90-х оригинально перепевшей его знаменитые «Караваны птиц» .

…Такой «концерт по заявкам» можно продолжать и продолжать. Поскольку в общей сложности Фатьяновым создано более двухсот текстов песен (в соавторстве с композиторами Соловьевым-Седым, Мокроусовым, Лепиным).

…Впрочем, как-то коряво все это звучит - «текстов песен». Ведь был он не текстовиком, а самым настоящим - вдохновенным и неистовым - поэтом. «Ну-ка вместе вспомним, братцы, отрешась от важных дел, как любил он похваляться, как он каяться умел…» (из стихов Ярослава Смелякова, посвященных Фатьянову).

***

О Фатьянове официально «вспомнили» лишь в середине 90-х. Когда Борис Ельцин наградил этого поэта - «посмертно» - орденом «За заслуги перед Отечеством» IV степени (указ от 16 февраля 1995-го).

То был очередной круглый юбилей Великой Победы. Вспоминали «всех поименно». И, очевидно, справедливость в какой-то степени все-таки восторжествовала спустя хотя бы 36 лет… Ведь Фатьянов, прожив всего-то 40 лет, постоянно был «на слуху». Но в официальных списках советских «поэтов-победителей» он не значился. А Ельцин, разбитной и сентиментальный президент, а также известный «дирижер» и любитель обильных застолий, конечно, как и все однокашники его поколения, фатьяновские песни - обожал! Мог исполнять их вечера напролет - в своем стиле. И спустя год - уже в 1996-м - тот же Ельцин поспособствовал, чтобы учредили литературную премию имени Фатьянова (под эгидой Союза писателей). И ее действительно учредили. И поэт, наконец, хоть каким-то образом оказался приобщенным к статусно-официальным ценностям РФ. Чего не наблюдалось прежде…

***

…А прежде, в 50-е особенно, молва гудела о нем как о заправском есенинском гуляке. Они и похожи были чем-то... Фатьянов-Есенин. Очевидно, не уровнем поэтического осмысления грез и действительности. А широтой мужской натуры, русской удалью, отрешенной бесшабашностью.

Душа фатьяновская растягивалась как меха в гармошке. «Эх!» И пошел - гулять на всю Ивановскую!

О его скандалах и разнообразных выходках судачила вся поэтическая и прозаическая Белокаменная. Регулярно! В народе гулял даже парафраз одного ернического стишка: «Вы видели Фатьянова? Фатьянова? Не пьяного?»

Шепотом и вслух пересказывали друзья-пииты, как по нескольку раз исключали его из Союза писателей - за пьянство. Шептались, как в Севастополе Фатьянов «навеселе» нахамил важному чину, а тот настрочил на него рапорт, и уже в Москве поэта песочили на чем свет стоит.

Или - никак не могли успокоиться - постоянно обгладывая детали его скандала в гостинице «Савой», когда шумная толпа творческих личностей собралась в номере одного композитора: до утра кутили, орали, а за все пришлось ответствовать Фатьянову… Потому что оный представился администратору «депутатом Верховного Совета СССР», сунув под нос какую-то корочку. Вот тут-то его и взяли - за живое! В очередной раз исключили из Союза писателей. Распинали на собраниях. «Как мог, как смел советский человек так обмануть нашу власть?!» И впоследствии даже отняли у него прежде выписанную путевку в Крым на отдых, куда Фатьянов собирался вместе с женой и детьми.

А он что? А он ничего… А он как Есенин. «Пальцы в рот, да веселый свист - прокатилась дурная слава, что похабник и скандалист…»

Кстати, и внешний облик поэта Фатьянова тоже напоминал есенинский. Эдакий сказочный богатырь! Красавец писаный. Из былин, мифов. Поэт Смеляков описал Фатьянова в своем поэтическом стиле: «Володимирской породы достославный образец, добрый молодец народа, госэстрады молодец…»

…Когда Фатьянов проходил по Тверской или по какому-нибудь Петровскому переулку, все московские девушки шеи себе сворачивали ему вослед.

Фатьянов был неофициальной достопримечательностью сталинской Москвы. Не было у него тогда ни единого громкого поэтического сборника, как у иных. Даже наградной послевоенной «цацки» средней значимости ему не удосужились приколоть на лацкан пиджака за добрый десяток гражданственных песен, ободряющих советский народ в труде и в бою. Зато народ - этот его цитировал наизусть… Принимал с восхищением. Воспринимал его стихи едва ли не как «свои», родные, народные.

И как могло быть иначе, если «глас народа» вырывался практически изо всех его строк… И поздних. И ранних. Известная киевская актриса Анна Николаева однажды рассказывала, как встретила еще молодого поэта Фатьянова в Орле. В бытность его «служивую», когда он выступал в составе ансамбля военного округа, которым руководил Марк Блюмин. Тогда, накануне войны, Фатьянов всех поражал многогранными талантами: актерским, поэтическим, исполнительским. «Я увидела тогда сказочного героя, - вспоминала актриса Николаева. - И не могла в него не влюбиться! Взявшись за руки, мы часто бродили по ночному городу Орлу, рассказывали друг другу разные истории. А он читал свои стихи… Которые лились из него как из фонтана! Это нельзя было остановить! Он посвятил мне тогда добрый десяток разных стихотворений… Но время стерло все эти строчки. Потому что началась война… И, казалось, уже было не до поэзии…».

Когда громыхали первые залпы войны, Фатьянов встретился с одним из главных персонажей в своей судьбе - тогда еще молодым композитором Василием Соловьевым-Седым. Ансамбль песни и пляски был в эвакуации в Оренбурге. И там же оказался Соловьев-Седой. В городском саду (под названием «Тополя»), в котором не играл духовой оркестр и на скамейках было много свободных мест, молодой поэт предложил молодому композитору листик со своими поэтическими набросками… Ждать пришлось недолго. Вскоре на два фатьяновских текста композитор сочинил мелодии. И в мир выпорхнули две песни - «На солнечной поляночке», «Ничего не говорила». (Чуть позже появятся и легендарные «Соловьи».)

Соловьев-Седой был по-хорошему пленен и образом, и даром неизвестного поэта. Он стал его негласным опекуном. Фатьянов как угорелый рвался на фронт, на передовую. А Соловьев, понимая, какой талант может погибнуть в военном аду, разными способами пытался вернуть его обратно - в ансамбль, чтобы сохранить ему жизнь…

Но удержать этого детину, уроженца города Вязники Владимирской области, было невозможно! Фатьянов постоянно строчил рапорты: «Товарищ дивизионный комиссар! Нет больше сил оставаться в прифронтовых полосах и заниматься творческой работой в то время, когда все мои братья и товарищи на фронте отдают свои жизни и кровь… А я за месяц войны истратил только полбутылки чернил. Прошу отправить меня на любые работы на фронт, так как я могу владеть тремя оружиями: словом, пером и винтовкой…». Ему отказывали.

Но, нарываясь на военные приключения, он и получал «приветы от судьбы». Находясь в составе своего ансамбля песни (Орловского военного округа), по концертным делам, он оказывается на передовой. И при прорыве ансамбля из вражеского окружения Фатьянов получает тяжелейшее ранение. Его еле спасают. А уже в сентябре 1944-го он в составе действующей армии трудится корреспондентом газеты 6-й гвардейской танковой армии. И участвует как рядовой в освобождении Румынии, Чехословакии. Впоследствии рассказывая друзьям, как на танке ворвался в венгерский городок Секешфехервар… И впоследствии получил за это свою медаль «За отвагу».

В последующем бою - снова ранение… Едва руки не лишается. Его перебрасывают в ансамбль Краснознаменного Балтийского флота. И только оттуда - в Белокаменную.

Весь этот бурный военный период Фатьянов «отрезан» от своего соавтора - от Соловьева-Седого. Композитор вспоминал: «Война раскидала нас. И в 1944-1945-м я совсем не видел Алексея. Думал, что он погиб. Но однажды утром дверь моей комнаты открылась и на пороге я увидел Алексея - молодцеватого, улыбающегося, с медалью на выцветшей гимнастерке. Оказалось, он получил отпуск для работы. И привез с собой две готовые песни. Алексей тут же прочел их. А я, сев за пианино, к утру написал музыку к одному тексту…»

Это были те самые «Соловьи».

После войны поэтический талант Фатьянова расцветает. Это будет период его вдохновения, обольщения. Верил ли он в те «идеалы», о которых писал? Да кто его знает? Это вообще удивительная и фантастическая субстанция - «советский человек», истязаемый сталинскими сатрапами, гитлеровскими палачами, а все равно не теряющий силы духа и какого-то фантасмагорического оптимизма…

Оптимизм просвечивал практически во всех стихах Фатьянова, даже самых лирических. Это было и в его песнях для знаменитого фильма «Небесный тихоход» (с Николаем Крючковым и Василием Меркурьевым), и в популярнейших куплетах для спектакля Театра Сатиры «Свадьба с приданым» (с Верой Васильевой и Виталием Дорониным).

Фатьянов написал просто-таки выдающуюся песню «Три года ты мне снилась…» - для кинофильма «Большая жизнь» (вторая часть). Но картину задвинули подальше, поскольку она якобы не понравилась Сталину. Музыку Богословского обругали как «упадническую», а Фатьянова заклеймили как «поэта кабацкой меланхолии» (несмотря на всю его жизнерадостность!). Пришлось до 1958-го ждать этой премьеры…

Но что бы ни было, все равно его строчки, без преувеличения, озвучивали ту эпоху, жуткую, жестокую, для кого-то - прекрасную. «Когда весна придет, не знаю, пройдут дожди, сойдут снега, но ты мне, улица родная, и в непогоду дорога…» - пел Николай Рыбников. И эту песню подхватывала вся страна. «Весну на Заречной улице» Марлен Хуциев и Феликс Миронер снимали в Одессе и в Запорожье. И - специально - на эти же съемки (для создания одной лишь песни) Фатьянов отправился в командировку. Он должен был «вжиться» в атмосферу работяг-сталеваров, проникнуться их эмоциями и заботами. Порою думаешь, надо же, неужели все это было возможно - ради нескольких строчек специальная командировка поэта-песенника!

А вскоре тот же Рыбников споет еще один его хит: «Тишина за Рогожской заставою, спят деревья у сонной реки…» - из кинофильма «Дом, в котором я живу». И не у одного поколения кинозрителей эта песня ассоциируется со знаменитым эпизодом из фильма Льва Кулиджанова, когда молодые герои Жанны Болотовой и Владимира Земляникина идут в будущее - «за горизонт», а им навстречу уже поднимаются огнем опаленные, страшные цифры «1941»…

Невероятная популярность Фатьянова, разумеется, многих коллег раздражала. Один хороший поэт, не хочется вспоминать его имени в этих заметках, повсюду очернял его, где мог, там и говорил: «Да что он написал такого? Одни «Соловьи…»… А все остальное - чепуха!» Фатьянов об этом знал, иногда обижался. Пил свою «горькую». Однажды встретил Твардовского, стал рассыпаться перед ним в комплиментах, мол, вы же гениальный поэт, не то, что я… А создатель «Василия Теркина» его успокаивал: «Да что ты, Алеша, зато тебя вся страна поет!»

Творческая любовь и творческая ревность - эти сестры тоже сопровождали поэта. В его песенном тандеме с Соловьевым-Седым особенно. Как бы официальный «патрон» Фатьянова, знаменитый композитор из года в год получал высшие государственные награды - ордена, медали. А еще депутатство в Верховном Совете. А еще - Сталинская, Ленинская премии… Да все что угодно. А его соавтор получал лишь кривые усмешки коллег да любовь всенародную. Что тоже немало. Сталинскую премию Соловьеву дали за цикл военных песен, о Фатьянове даже не вспомнили. Говорят, это больше всего и обижало поэта - несправедливость. Якобы одному - все, а второму - ничего…

Горькой каплей впоследствии стал и тот факт, что лучшая песня Соловьева-Седого родилась в тандеме, увы, не с Фатьяновым. «Подмосковные вечера», впервые прозвучавшие в 1956-м на Спартакиаде народов СССР, композитор создал в соавторстве с поэтом Михаилом Матусовским. И эта песня стала как бы его главной визиткой. Фатьянов же был вроде обижен - как бы повержен… С виду сильный человек был обидчив как ребенок. И у него уже тогда часто болело сердце… Хотя и стихи его знали, и личная жизнь мало-помалу налаживалась.

Еще в 1946-м он встретил свою суженую - генеральскую дочь Галину. После трехдневных свиданий - сразу предложение! Он тогда и признался ей: «У меня же ничего нет, кроме пишущей машинки с немецким шрифтом…». На эту реплику девушка не обратила внимания. Сказала: «Таких мужчин не теряют…». Несмотря на «генеральский статус» супруги, поначалу жили как нищие. И лишь со временем - в 1950-м - благодаря Союзу писателей он и получил собственное жилье в районе Киевского вокзала (квартира без ванны, с дровяным отоплением). Говорят, он очень любил свою семью. Хотя дома часто не засиживался… Его влекло - за дали, вдаль…

В 1959-м - когда опять занесло «вдаль» - его в очередной раз выгнали из Союза писателей. Книжек не было. Новые песни не рождались. Сердце болело. 13 сентября он возвратился домой после прогулки на речном трамвайчике по Москве-реке. И попросил чего-нибудь выпить… Ему дали… стакан кефира. Едва протянул руку… И тут же рухнул. «Никуда не беги, уже поздно…» - последние его слова, сказанные близким.

…Вроде бы так оно и есть - «жизнь как песня» - короткая, яркая, подлинно мелодичная… И как песня - оборванная.