Поддержать
Украина в ожидании судьбоносных решений Евросоюза о нашем будущем членстве в ЕС. Уже на следующей неделе, 8 ноября, Еврокомиссия обнародует отчет по Украине с оценкой прогресса нашего государства — не только в выполнении семи рекомендаций, полученных вместе со статусом страны-кандидата, но и в приближении к соответствию критериям членства в ЕС. Если наши ожидания оправдаются и Еврокомиссия будет рекомендовать начать предвступительные переговоры с нашей страной, то на декабрьском саммите лидеры ЕС обсудят это предложение и примут решение. Есть достаточно оснований ожидать, что Европейский Совет даст Украине зеленый свет.
С вице-премьер-министром по вопросам европейской и евроатлантической интеграции Украины Ольгой Стефанишиной мы встретились за неделю до презентации документа Еврокомиссии и спустя несколько дней после октябрьского заседания Европейского Совета. С некоторых его решений мы и начали нашу беседу.
— Ольга Витальевна, на последнем саммите ЕС на прошлой неделе речь шла об использовании замороженных активов РФ в пользу Украины и соответствующем будущем решении на декабрьской встрече Европейского Совета. Почему сейчас речь идет только о прибылях от этих активов? Что мешает полной конфискации? Почему страны ЕС не могут/не хотят изменить свое законодательство для того чтобы передать Украине для восстановления все эти средства страны-агрессора, грубо нарушившей все принципы международного права, в том числе и гуманитарного? Такой войны в Европе еще не было. Почему ЕС не может действовать тоже нестандартно?
— Здесь есть две основные позиции. Первая — это политическая воля, особенно США, консенсус «Группы семи», всех стран ЕС о том, что замороженные российские активы должны быть использованы, должно проводиться такое управление ими, чтобы полученный доход шел на потребности восстановления Украины, возможно, на временные репарации до того, как будет восстановлена справедливость. И здесь нет никаких расхождений, а есть полный политический консенсус и абсолютное единство между странами. С другой стороны, это сверхсложная юридическая конструкция. «Большая семерка» уже работает над ней на уровне советников. От нашего правительства работает команда Минюста, генерального прокурора.
Последствием санкций было замораживание активов. И теперь мы должны выработать следующий шаг, который позволит создавать дополнительное давление на Россию: и не только перспективой, что в случае прекращения войны будут сняты санкции, но и перспективой того, что чем дольше будет продолжаться война, тем больший риск для РФ утратить эти активы навсегда, что они будут не просто заморожены, а конфискованы.
Действительно, мы ждем в декабре от ЕС решения по замороженным российским активам, понимая, что оно юридически очень сложное, поскольку должно быть, с одной стороны, общим, а с другой — четким для банковского, финансового сектора. Его должны реализовать каждая из 27 стран ЕС. И всем государствам «Группы семи» нужно понимать, как это будет взаимодействовать.
Поэтому, без преувеличения, это решение будет историческим. Единственное, что я как юрист могу вспомнить о таком неконвенционном подходе, — это целый пласт европейского регулирования, появившийся вследствие борьбы Италии с таким феноменом, как мафия. Все знали о преступлениях итальянской мафии, но механизмов привлечения за них к ответственности не было. Думаю, мы сейчас в похожей ситуации, когда знаем, что есть агрессор, есть преступник и есть преступления. И мы должны мыслить неконвенционно. Я уверена, что это решение будет, и оно будет касаться управления этими замороженными активами несколькими способами.
— Даже при принятии более простых решений, которые поддерживает большинство стран-членов, мы все время натыкаемся на палки, которые в украинские колеса вставляет Венгрия, тормозя финансовую и военную помощь Украине, принятие новых санкций против России. Должны ли мы волноваться об особенностях венгерской позиции при подготовке отчета ЕК по Украине и будущего решения ЕС о начале переговоров о вступлении?
— С Венгрией у нас есть двусторонний диалог, но очевидно, что этот диалог между Киевом и Будапештом используется последним исключительно для торговли с Брюсселем. Поэтому здесь первоочередная ответственность — у европейских институций, Европейской комиссии, которая не должна подыгрывать отдельным государствам-членам. Мы, украинцы, или какие-либо государства ЕС не должны чувствовать, что у кого-то существуют особые симпатии к позиции Венгрии. Но, к сожалению, сегодня мы чувствуем такое особое отношение к Будапешту.
— Нетрудно догадаться, что речь идет о еврокомиссаре по вопросам соседства и расширения Оливера Варгеи, который является венгром.
— У меня хорошие рабочие отношения с господином еврокомиссаром. Наши встречи всегда проходят конструктивно. Вместе с тем в документах, в частности в оценках, касающихся реализации нами задач в сфере национальных меньшинств, мы четко видим венгерский след, и это печально. Печально потому, что мы очень много усилий приложили, чтобы действительно сдвинуть проблемные вопросы, принять законодательство. Очень печально видеть это, когда мы изо всех сил пытаемся сплотить страну, когда все национальные меньшинства, включая венгерское, объединяются и обращаются к лидерам ЕС с просьбой поддержать европейский путь Украины. И есть силы, пытающиеся разъединить нашу страну. Думаю, что это вообще не о правах национальных меньшинств. Это определенные попытки расколоть государство в то время, как мы постоянно говорим, что только объединенные мы сможем достичь победы.
— Появилась ли у нас еще одна проблема — Словакия? Новый премьер Фицо уже критикует решение предыдущего правительства предоставлять Украине военную помощь, предостерегает ЕС от принятия определенных санкций против России.
— У нас не было проблем со Словакией. И сейчас их нет. У нас нет проблем с новосформированным словацким правительством. Мы спокойно воспринимаем заявления, предостережения, прозвучавшие от премьер-министра Словакии, в частности на заседании Европейского Совета. Хочу подчеркнуть важный момент. С начала полномасштабной войны и после подачи Украиной заявки на членство в ЕС мы стали частью европейской политики. Надо помнить, что существует отличие между шагами, которые осуществляются, решениями, которые принимаются, и публичными заявлениями. Есть публичные заявления на брюссельскую аудиторию, на украинскую и на внутреннюю. Мы анализируем их и понимаем, где надо реагировать, а где нет. Конечно, мы понимаем, что определенная радикализация позиций может иметь место. Популистские тренды сейчас пользуются огромным спросом — во время самых больших испытаний. Но все же и Словакия, и Венгрия — это страны ЕС и НАТО.
Это означает, что в этих странах есть факторы сдержек и противовесов. В отличие от Венгрии, Словакия — активный член НАТО. Военная способность Словакии, части восточного фланга НАТО, зависит от взаимодействия между союзниками. Поэтому мы будем судить по конкретным действиям, а не по заявлениям. Хотя, конечно, обидно наблюдать спекуляции вокруг поддержки Украины, особенно в ожидании еще как минимум 15 разных выборов, которые состоятся в странах Европы на протяжении этого и следующего годов.
— Плюс выборы в Европарламент. И, видя то, как «украинский вопрос» используют сейчас в предвыборной борьбе в Соединенных Штатах, понимаем, что в Европе нам также этого не избежать. Мы очень зависим от наших западных, в частности европейских, партнеров. А можем ли мы влиять на их решения, особенно когда те угрожают нашим национальным интересам? Есть ли у нас какие-то рычаги влияния? Вот, например, транзит, пока он у нас есть…
— Конечно, мы можем на это влиять, у нас есть свои инструменты. Посмотрим, как будет продолжаться диалог относительно экспорта и транзита аграрной продукции при новом правительстве Польши. Украина уже предложила механизмы экспорта, со своей стороны Европейская комиссия определила условия, как обеспечить синхронность внутреннего рынка ЕС. Мы считаем, что диалог продуктивный, и все проблемные вопросы можно решить через него.
— Я имела в виду газовый транзит.
— Мы посмотрим по аграрному. Украина не будет делать никаких шагов, чтобы останавливать транзит газа в Европу. Напомню, Словакия еще с 2014 года была и остается страной, которая помогла Украине преодолеть зависимость от российского газа. Равно как Украина помогла ЕС преодолеть зависимость от российского газа. Эта благодарность была, есть и будет. Но мы точно не позволим, чтобы Украина и украинская борьба с агрессором становились темой для политических спекуляций.
В начале войны поддержка Украины была суверенным решением каждого правительства, каждого лидера. Уровень солидарности с Украиной на уровне граждан был впечатляющим.
Сегодня ситуация несколько сложнее, в частности потому, что речь идет не просто о поддержке, а об очень конкретных решениях с определенными последствиями. Украина становится частью политических избирательных процессов именно потому, что все это сенситивные вопросы: и о правах граждан, и о военной помощи, и о санкционных ограничениях, и о выходе компаний с российского рынка, — это все сложные решения, которые надо объяснять людям. Сейчас абсолютно другая ситуация по сравнению с той, которая была в начале войны. Мы готовы к тому, что в дальнейших политических процессах внутри ЕС или в других демократических странах такие напряжения будут.
Также надо учитывать, что решения в ЕС принимаются в диалоге лидеров, стран. Поэтому процесс длится иногда очень долго, для лидеров ЕС важно, чтобы был достигнут консенсус. И не обязательно потому, что так прописано в договоре ЕС. Их цель всегда заключается не только в том, чтобы утвердить решение, а в том, чтобы его все осознали и потом выполнили. Поскольку любое нереализованное решение уменьшает авторитет ЕС, снижает доверие и, соответственно, уменьшает вероятность принятия следующего решения относительно Украины.
— Еще одно очень важное решение мы надеемся получить уже на будущей неделе, когда будет обнародована долгожданная оценка Еврокомиссии прогресса Украины в выполнении критериев относительно членства в ЕС. Можем ли мы быть уверены, что ЕК даст рекомендацию начать переговоры о вступлении с Украиной? На какую среднюю оценку рассчитываете? В феврале мы заработали только 2,16 балла из 5.
— Это однозначно будет положительная оценка. Я это знаю, потому что постоянно взаимодействую с Европейской комиссией. Почти каждый месяц я информировала о нашем прогрессе. Мы давали информацию не только о выполнении семи политических шагов (необходимых для открытия переговоров о вступлении), а в целом по всему блоку будущих переговоров, по всем 35 разделам. Поэтому я уверена в позитиве оценки Еврокомиссии. Конечно, в отчете будут рекомендации относительно дальнейших шагов в сфере реформ. Это, собственно, рекомендации на следующий год, и теперь они будут ежегодно.
Уверена, этот отчет будет очередным инструментом лишения нас комплекса неполноценности. Вот, например, когда украинский политик — я или кто-нибудь другой — выходит и говорит, что Украина — это развитая демократия, то над нами смеются и нам не верят. Говорят, посмотрите — там коррупция, печерский экс-прокурор гуляет свадьбу и тому подобное. Но этот отчет, подготовленный Еврокомиссией, даст объективную картинку, например, о том, что у нас всю историю независимости есть конкурентный открытый избирательный процесс. Были попытки фальсификации, мы меняли законодательство, — это все было публично, это все разоблачалось. Так же относительно других сфер: будет признание достижений, проблемные моменты и сформулированы рекомендации. Но, убеждена, этот отчет продемонстрирует, что мы все время сами себя недооцениваем. И постоянно чувствуем себя несчастными, хотя мы как страна таковыми не являемся. Не исключено, конечно, что мы увидим в отчете, как мы это умеем, три плохих слова об Украине и будем говорить только о них, но я прошу всех, кто заинтересуется, почитать этот документ. Это важный отчет, который даст довольно объективную оценку.
— Рекомендация начать с Украиной переговоры о вступлении там будет?
— Надеюсь, что да. После решения Еврокомиссии должно быть еще решение государств-членов. Сегодня уже нет стран, которые скептически относились бы к открытию переговоров или вообще поднимали вопрос о членстве Украины в ЕС. Ни одной такой страны нет.
— А Венгрия?
— Напомню, и 11 пакетов санкций были приняты при согласии Венгрии в том числе. И статус кандидата в члены ЕС мы получили. И макрофинансовую помощь.
— Каждый раз — с проблемами…
— Мы, возможно, не всем удовлетворены. Но венгерская позиция понятна, и мы сейчас не почувствовали, чтобы она как-то оттягивала решение (об открытии переговоров о вступлении), которое мы ждем.
— Венгрия настаивает на том, чтобы в отчете ЕК были дополнительные условия в отношении меньшинств? Или в отношении коррупции, других недостатков?
— Европейская комиссия обязана подать объективный отчет. Конечно, некоторые государства-члены могут подсветить, обратить внимание на какие-то вещи, где у них есть определенные знания. Это, конечно, допустимо, но, повторяю, этот отчет должен быть объективным. И у нас — у страны, украинской власти, украинского правительства нет никаких оснований считать, что мы сделали меньше, чем могли сделать. Более того, украинская делегация была в Будапеште, у нас есть конкретные договоренности по части образовательного процесса, они уже сейчас реализуются. Мы отсрочили на год вступление в силу второй части законодательства по этому компоненту образования. Сегодня в парламенте продолжается рассмотрение дополнительных законодательных изменений. Безусловно, мы будем очень придирчиво присматриваться к этой части отчета, и если увидим в нем определенную предубежденность, то молчать не будем.
— В четверг, 2 ноября, в Берлине прошло заседание министров иностранных дел стран Евросоюза и стран-кандидатов, в том числе и Украины. На встрече речь шла о реформе ЕС. Реально ли убедить ЕС: сначала расширение, в частности прием Украины, а потом реформа самого Евросоюза?
— Благодарю за этот вопрос. Мне очень интересно наблюдать за развитием данного процесса. Первые такие предложения начали формироваться еще полтора года назад. Интересно, что именно Франция и Германия взяли лидерство в этом процессе.
— Кто бы сомневался…
— Ну, мы тоже немножко напряглись сначала. Но это мои замечательные коллеги и подруги — министры по европейским делам Германии и Франции — Анна Люрманн и Лоранс Бун. Они очень прогрессивные, современные. Убеждена, именно Украина очень помогла сформировать новое стратегическое видение, Украина вернула доверие к процессу расширения, напомнила о его геополитическом значении, фактически перезапустила. Вместе с тем мы создали очень неудобное положение для других стран, потому что трудно теперь найти аргументы, почему они не могут что-то выполнить. Украина продолжает системные реформы во время полномасштабной войны; вместе с тем мы не просим о политических скидках и придерживаемся принципа, что решения должны приниматься на основе достижений каждой из стран-кандидатов.
И хочу предостеречь тех коллег, кто будет комментировать: реформа ЕС — это абсолютно не негативный процесс. Нет никакой угрозы для Украины, для нашего процесса интеграции. Потому что будущее членство Украины в ЕС, наш статус кандидата — это решение, которое вообще смогло вернуть вопрос расширения в повестку дня, начать разговоры о реформах ЕС, настоящих и неотвратимых. И любое решение европейских лидеров, которое подвесит украинский европейский путь, автоматически заблокирует процесс расширения, сделает его снова токсичным, как и процесс реформы самого ЕС. Конечно, только если Украина подведет, возможен другой сценарий. Но Украина не подведет. Десять лет мы на евроинтеграционном пути и даже в самых тяжелых условиях продолжали движение вперед. Поэтому история о том, что сначала реформа ЕС, а потом расширение или какое-то частичное членство, — это мифические нарративы. Есть политическое понимание важности и синхронности этих процессов. Если вы услышите от коллег-политиков — европейских или наших, что есть большая проблема, которую мы героически решили, это не так.
— Но можно понять и страны, которые боятся, что придет огромная Украина со своим огромным сельским хозяйство, да еще и бедная, разрушенная Россией, и перетянет на себя львиную долю структурных фондов ЕС. И наши же друзья и союзники, например те же Польша или Франция, получающие значительные средства из этих фондов, больше не будут их получать. То есть здесь каждый сам за себя. Разве это не может нам помешать?
— Конечно, каждый сам за себя. Но хочу кое-что подчеркнуть. Сейчас есть почти десяток стран расширения. Но если бы в июне прошлого года не было решения по Украине, то не было бы и серьезных решений в отношении других стран расширения. Поэтому чем амбициознее будет новое решение по Украине, тем на большее смогут рассчитывать другие страны. Лидерство Украины в процессе расширения не может сделать повестку дня расширения токсичной.
Очевиден тот факт, что Украина не может перестать быть аграрной страной. Мы не можем сделать вид, что у нас нет аграрного рынка и мы не являемся житницей всей Европы. Это объективная реальность, существующая сегодня. В Брюсселе это понимают. И реформа аграрного рынка уже началась — с учетом того, что Евросоюз получит последний самый большой рынок в Европе, находящийся вне границ ЕС. То есть Европа немножко по-другому мыслит, там понимают, что это конкуренция, и это для них нормальная история. А мы должны найти свое место, так сказать, встроить Украину во внутренний рынок ЕС. И это будет предметом переговоров, когда они начнутся. Но в первую очередь европейцы видят потенциальный источник роста экономики Союза.
— Да, рынок у нас большой. Но низкая покупательная способность населения, в том числе и из-за войны. Да и население значительно уменьшилось…
— Конечно, мы живем в условиях полномасштабной войны. Но, с другой стороны, у нас чрезвычайно состоятельная экономика в условиях войны. И никто не говорит, что Украина завтра станет членом ЕС, осознавая, что на сегодняшний день вневойсковой бюджет полностью базируется на программах помощи международных партнеров. Но так не будет всегда. Как показала практика прошлых лет, Украине в среднем нужно два года, чтобы выйти на нормальное динамическое развитие экономики. Мы ориентируемся на то, что потребуется время на восстановление — финансовое и экономическое.
И независимо от того, Украина внутри ЕС или вне его границ, — Европейский Союз с нами. Финансовая поддержка есть и будет, в частности через четырехлетнюю программу макрофинансовой помощи в объеме 50 миллиардов евро, уже анонсированную Еврокомиссией. Эти 50 миллиардов являются уже определенным новым финансовым форматом, потому что обычно страны расширения пользуются специальными фондами расширения. Но, как вы правильно говорите, мы там были бы, как слон в посудной лавке: размеры и потребности Украины несопоставимы с другими. Нам надо выживать. Поэтому эти традиционные финансовые инструменты не подходят для Украины. Мы не хотим создавать напряжение внутри ЕС. Но и ЕС проактивно предложил решение. Это очень важно.
— То есть мы не будем претендовать и на социальный фонд ЕС как страна-кандидат?
— Новая программа предусматривает специальный фонд для Украины, аккумулирующий средства, необходимые на реформы, связанные с членством в Евросоюзе, а также покрывает четырехлетнюю макрофинансовую потребность. И также кредитные средства, которые будут оказывать, по брюссельскому выражению, мультипликационный эффект. Это когда Европейская комиссия распространяет свой кредитный авторитет на инвестиции в Украину. И все другие игроки воспринимают это как гарантию своих инвестиций.
— Вы подчеркнули, что Украина является лидером, и благодаря ей оживился процесс расширения. То есть Украина — некий «паровоз евроинтеграции», а за нами прицепом вагончики других стран. Не является ли это для нас тормозом? Что для Украины выгоднее — идти к членству одной или в большом пакете со всеми другими: Молдовой, Западными Балканами?
— Сложный вопрос… Год назад, когда Украина боролась за статус кандидата, мы абсолютно не думали о других странах расширения. Конечно, мы координировали с коллегами — с Западных Балкан, Молдовы и тогда еще Грузии. Но мы не чувствовали никакой соответственности за этот процесс. Мы просто понимали, что это позволяет и им вновь поверить в европейскую мечту. Но мы думали только о себе. Сегодня ситуация кардинально другая, мы понимаем, что от решений по Украине зависит весь процесс расширения ЕС. Чем выше результаты Украины и чем выше ожидания мы формируем, тем легче будет находить консенсус, ведь в ЕС есть страны, имеющие чувство особой ответственности перед странами Западных Балкан. И чем амбициознее решения по Украине, тем многослойнее диалог по другим странам. И мы, где можем, взаимодействуем, например с молдовской стороной: обмениваемся опытом, делимся информацией, как идет переговорный процесс, даем им то, что мы готовим. Так же и с некоторыми западнобалканскими странами, потому что мы должны помогать друг другу. Сегодня мы вместе и понимаем, что у каждого игрока своя роль. Роль Украины — идти вперед.
— Знаете, мне очень импонирует ваш оптимизм, но когда я читаю в ваших интервью, что через два года Украина будет готова к вступлению, мне кажется, что это уж слишком оптимистично. Война, разрушенная экономика, выживание за счет внешнего финансирования. И даже если все эти проблемы мысленно вынести за скобки, мы же все равно знаем, что у большинства нынешних членов ЕС только переговоры занимали в среднем четыре-пять лет, а весь процесс вступления — девять-десять. На чем базируется ваш оптимизм, когда вы говорите о двух годах? По моему мнению, это довольно опасно, в обществе могут появиться очередные необоснованные ожидания, а за ними — разочарование и неверие.
— Я говорю, что Украина будет готова, но это абсолютно не означает автоматического членства, потому что решение по Украине не будет оторвано от решений по другим странам, от внутренней реформы ЕС, от экономической ситуации на европейском рынке и в Украине. Но я уверена в том, что мы можем точно сделать. Мы, ожидая отчета ЕК, не тратили этот год только на выполнение семи рекомендаций.
Мы получили от ЕС объем всех правил и стандартов, которые должны быть нами имплементированы, — это почти 28 тысяч разных актов.
И наше государство — правительство вместе с гражданским обществом — начало селф-скрининг. Потому что первое решение, которое примут после начала переговоров, будет о том, что нас должны «просканировать», то есть оценить наше законодательство на соответствие европейскому. Мы использовали опыт Албании, они тоже в свое время приняли такое решение и сделали самооценку. Наш селф-скрининг показал: украинское законодательство намного больше соответствует европейским правилам, чем предусмотрено Соглашением об ассоциации с ЕС. Кроме того, до членства нам не нужно имплементировать такое большое количество актов ЕС, потом они просто становятся частью нашего законодательства.
В нашем собственном скрининге было задействовано больше 80 государственных институций, более сотни служащих, экспертов, проекты международной технической помощи. Это был очень масштабный процесс, нам понадобилось восемь месяцев, и теперь мы знаем, где находимся.
Более того, президент дал поручение подготовить Государственную программу подготовки к вступлению в ЕС и Национальный план адаптации законодательства. У нас уже есть для этого база. Поэтому я уверена, что мы сможем и будем двигаться быстро. У нас есть опыт реализации Соглашения об ассоциации, а это почти десять лет. У нас создана и функционирует зона свободной торговли с ЕС. Поэтому мы уверены в своих силах.
— Недавний соцопрос КМИС показал, что 60% украинцев готовы отложить во времени обретение членства в ЕС, чтобы Украина могла отстоять свои интересы во время переговоров с Евросоюзом. Так нужно ли нам спешить? Удастся ли не сдать украинские позиции и отстоять национальные интересы на быстрых переговорах?
— Конечно. Украинский народ — очень мудрый. Я это чувствую по подготовленным нами решениям. Мы пытаемся их правильно коммуницировать и видим, что люди чувствуют и понимают те или иные шаги. Когда мы сформируем программу адаптации, она и станет базовой переговорной позицией, где будут определены сроки и объемы. Мы будем проводить консультации с бизнесом, гражданами, будем проводить исследования. Сейчас мы уже начинаем ряд таких исследований о влиянии тех или иных стандартов, правил и условий внутреннего рынка ЕС на украинскую экономику, национального товаропроизводителя, на выживание экономики в условиях войны. Возможно, не все стандарты, например, в сфере строительства или труда, мы должны имплементировать сразу. Потому что перед нами массовый процесс восстановления, и мы должны расставлять приоритеты с учетом этого. Если будет затягивание со стороны Европейского Союза, то, конечно, будет и давление с нашей. Но все то, что касается работы с нашей стороны, то мы делаем все настолько быстро, насколько возможно.
— Чисто бюрократически — как Украина готовится к переговорам? Пишутся ли директивы? Сформирован ли состав делегации? Подготовлены ли уже переговорные позиции если не по каждому кластеру, каждому разделу, то хотя бы по первым?
— Базовые позиции есть. Мы уже определились с архитектурой переговорного процесса. Будет один ключевой переговорщик и переговорщики по направлениям. Но это не будет суперперсонализированный процесс, мы планируем выстраивать переговоры таким образом, чтобы были постоянно действующие группы, формирующие позицию — вместе с представителями гражданского общества, сразу с привлечением парламента и бизнеса. Основной переговорщик будет коммуникатором и переговорщиком в прямом смысле этого слова. Архитектура у нас полностью готова, мой офис ее сформировал, и мы сейчас ее согласовываем. Я уже проговаривала ее с премьер-министром, кое-что представила спикеру, будем еще проговаривать с президентом. Думаю, вскоре вы увидите первые решения, которые будут довольно интересными.
— С одной стороны, действительно нужно готовиться к переговорам прямо сейчас, а с другой — как можно вести переговоры о вступлении в ЕС, когда никто не знает, какой Украина будет после войны, какой будет структура ее экономики? Какой будет, например, наша энергетика? Мы даже не знаем, сколько будет в стране нас самих. Как в этих условиях вести переговоры?
— Отсутствие ясности — это тоже на самом деле определенная ясность. Это условия, в которых ты можешь и должен планировать переговорный процесс. Во-первых, мы точно знаем, что Украина не перестанет быть аграрным государством, мы уверены в своем ІТ-потенциале. И я не соглашаюсь с вами, что нет понимания будущей структуры экономики. Во-вторых, есть четкое понимание, что Украина — это самый большой рынок за пределами ЕС и в будущем один из самых крупных рынков в ЕС. В-третьих, — и мы это определили еще до войны, поскольку это очевидный приоритет, который нельзя обойти, — это зеленая экономика, зеленая трансформация. Это объективно необходимо, если мы хотим привлекать средства, привлекать инвестиции. И когда мы говорим о масштабном восстановлении, то оно на 100% должно базироваться на зеленой повестке дня, потому что это не только глобальный тренд, но и зеленый свет для финансов. Поэтому и понятно, как будет выглядеть украинская энергетика. С другой стороны, мы уже сегодня рассказываем миру, как должна выглядеть энергосистема с учетом того, как мы пережили зиму. Как должна защищаться критическая инфраструктура, какие должны быть объемы генерации, как обеспечивать безопасность и бесперебойность поставки и доступа к ресурсам. Делегация Украины поедет в скором времени в Брюссель на заседание Совета Украина—НАТО, где будем информировать, как защищать критическую инфраструктуру и обеспечивать энергетическую устойчивость.
Да, мы живем в период неопределенности. Мы живем в войне и не можем планировать свою жизнь на завтра, больше не знаем, что такое «нормально». Но Украина стоит. И нам приятно, что наши партнеры имеют ясность, и вы увидите ее в отчете Еврокомиссии 8 ноября. Он вам понравится.
Следить в Телеграмме
Войти с помощью Facebook
Войти с помощью Twitter
Войти с помощью Google