Вероятность перемирия ставит нас перед вопросом: как жить с врагом, которого мы не победили? Ответ на него многие сторонники и противники Путина видят в «финляндизации», которая якобы имела место в Финляндии во время Холодной войны. Ее суть, по мнению «сторонников» Украины на Западе, заключается в нашем потакании Москве в обмен на сохранение остатков «суверенитета» и «некоторых» связей с Западом. На самом деле эта идея у нас не сработает, поскольку такой «финляндизации» никогда не было. Основанием для поведения Хельсинки по отношению к Москве была сила Финляндии в отношении России, а не наоборот, причем сила, на которую СССР лицемерно закрывал глаза, а также прежнее предательское поведение Запада в отношении Финляндии, позволявшее (и до сих пор позволяющее) последней вести себя по отношению к Западу и Востоку исключительно эгоистично.
Я тебя люблю. Я тебя тоже нет
Наши жалобы на нелюбовь Запада и на то, что нас «не берут» в НАТО и ЕС, не «закрывают» наше неба от россиян, укоренены в комплексе неполноценности. Мы думаем, чем бы еще угодить Западу, что бы еще ему продать (подарить) и какие еще его требования выполнить. И тогда... прекрасный Запад нас всюду примет и все для нас сделает. На самом деле это не так, что и доказывает Финляндия.
Это государство перед Второй мировой войной не приближалось к Западу, как мы, а уже было западной страной. И по языку, и по культуре, и по экономике. На английском общалась и благосклонная к Лондону верхушка страны, и низы — благодаря массовой миграции в США. Активно распространялась американская и британская культура, особенно джаз. Основным внешним рынком страны была Британия (44% экспорта, в первую очередь лес и никель, и 21% импорта). Самые большие в Европе запасы никеля в Петсамо в Арктике принадлежали британско-канадской горной компании. В Хельсинки находилось много разведчиков Британии, а ее военные корабли регулярно останавливались здесь на стоянку со времен гражданской войны в России в 1918 году. За это Британия с союзниками должна была бороться. В теории.
Также у финнов была своя «будапештская броня» — договоры о военном сотрудничестве с тремя государствами Балтии, особенно с Эстонией. Они дополнялись «горячей линией» связи между Таллинном и Хельсинки, работавшей вплоть до «добровольного вхождения» Эстонии в СССР. В отличие от нас, у финнов были укрепления на границе с Ленинградской областью — линия Маннергейма. Впрочем, последняя, из-за небольших затрат Финляндии на армию, была слабее, чем о ней писала позже советская пропаганда. И точно слабее, чем линия Суровикина — укрепления, построенные россиянами в Приазовье, чтобы остановить украинское наступление в 2023 году.
«Биг бьютифул дил». На самом деле нет
Кроме стремления Коммунистического интернационала распространять мировую революцию, основанием для начала советско-финской войны («Талвисоты») было взаимное недовольство Москвы и Хельсинки миром в Тарту. Этот мир в 1920 году завершил войну за независимость Финляндии от России. Для его автора — финского националиста с 15 лет и жесткого реалиста Юхо Паасикиви — он был «слишком хорошим» для Финляндии, поскольку дал ей очень много — практически все земли бывшего Великого княжества Финляндского из бывшей Российской империи. Поэтому, по мнению Паасикиви, он не мог держаться долго. В то же время сторонников экспансии Финляндии и СССР не устраивали противоположные вещи. Финские националисты хотели себе Мурманскую область и Карелию, или хотя бы финоговорящие районы Репола и Пораярви, оставшиеся за СССР. А Сталин хотел себе острова, располагавшиеся посреди Финского залива, рядом с берегами Эстонии, и закрывающие выход советского флота к Балтийскому морю. Также СССР стремился отодвинуть по возможности дальше на север от Ленинграда сухопутную границу с Финляндией.
«Слишком хороший» договор Сталин перечеркнул в 1940 году, сделав Финляндии предложение, от которого нельзя было отказаться. Кремль сначала предложил этнонационалистам в Хельсинки именно то, что они и хотели с 1918 года, — этнически финские Реполу и Пораярви — в обмен на вдвое меньше территорию. Но дьявол кроется в деталях: Сталин требовал не только стратегические острова, но и небольшие земли на север от Ленинграда, которые были финским курортом, продовольственной базой и промышленным центром одновременно. Если бы Финляндия была диктатурой, то точно пошла бы на обмен территориями и смогла избежать войны. Но она была демократией, поэтому общественное мнение и парламент отвергли такой обмен как неприемлемый. Кроме того, отказу от предложения Сталина способствовали настроения, которые у нас тоже были до 2014 года: вера финнов в международное право, мировое сообщество и Лигу Наций (предшественника ООН) и неверие в то, что СССР так просто пересечет границу и начнет войну.
Поскольку время не ждало, потому что Вторая мировая война уже шла и нужно было проводить мобилизационное развертывание армии и флота, Сталин несколько раз менял требования к Финляндии. Последнее его предложение было демонстративно максимально приемлемым — аренда островов с военными базами в Ханко и Порккала возле Хельсинки без обмена территориями. В этих условиях на всю Финляндию было только два человека, которые готовы были на определенные уступки и понимали альтернативу им— неминуемую войну с Россией — националист Паасикиви и царский генерал Маннергейм. Первый готов был идти на уступки, потому что знал суть России по переговорам в Тарту, а второй — потому что видел, что Финляндия не хочет воевать с Россией и не может выиграть эту войну, поскольку парламент, скорее, проголосует за «майские шашлыки», чем за немедленную всеобщую мобилизацию с военным положением и чрезвычайными армейскими расходами. В то же время парламент, убаюканный верой в Лигу Наций и международное право, считая, что грозные намеки Сталина — блеф, выдал максимально жесткие директивы на переговоры с Кремлем и провел лишь частичную мобилизацию.
Слишком мало и слишком поздно
В таких условиях финны вступили в феврале 1940 года в первую войну. Такую же, как у нас, — гибридную, в которой «хунте в Хельсинки» противостояло «законное» правительство Демократической Народной Финляндии финского коммуниста Отто Куусинена. И «финская народная армия» — аналог гиркинцев из ДНР, где «финских мин не было, а минские финны (белорусы) — были».
За 105 дней войны финны поняли о россиянах то, что до нас дошло в 2025 году: российская армия быстро и успешно учится на крови. Одновременно финны тогда раз и навсегда узнали о международной поддержке то, что мы узнали в 2014 и 2022 годах: ее мало и она приходит слишком поздно. Они, как и мы, получили то, что бесплатно, — «моральную» поддержку, «глубокую обеспокоенность», санкции против Москвы. Финляндию даже поддержали 12 тысяч иностранных добровольцев, в частности 8 тысяч шведов, по 400–500 британских и американских добровольцев (даже сын президента США Теодора Рузвельта!), 150 «хороших русских» — врангелевцев. Финнам также удалось лишить СССР места в Лиге Наций — предшественницы ООН. Нам сделать аналогично не удалось, ведь сейчас РФ из ООН не выгнали. Впрочем, этот успех произошел по инициативе генсека Лиги, который сам хотел выгнать Москву, чтобы «посодействовать» реформе организации. Хотя сами финны не против были оставить СССР в Лиге, чтобы иметь на него хоть какое-то влияние в рамках международного права. Поэтому финнов в этой ситуации просто использовали. Впрочем, через год Лига стала ненужной — после выхода из нее Германии, Италии и Финляндии и оккупации Франции нацистами.
С оружием у финнов вышло то же, что и у нас. Финляндия в 1940 году получила разношерстное и устаревшее вооружение. Причем, как и во время подготовки нашего наступления на Мелитополь, самую дорогую и самую ценную технику финнам преимущественно обещали (самолеты и самоходные пушки), а из купленной значительная часть прибыла уже после подписания мира. В частности потому, что некоторые государства, например Рейх, не хотели ссориться с СССР и поэтому не пропускали в Финляндию уже выкупленное ею оружие.
Говорим Хельсинки, понимаем — Лулео
Больше всего финнов разочаровали союзники — американцы, французы, британцы. Так, Вашингтон радовался тому, что Хельсинки взял на себя часть долгов царской России и выплатил их до последнего цента, но военной помощи «маленькой бедной Финляндии» не дал. Максимум обещал развертывание лагерей для финских беженцев — на Аляске! И то после неминуемого, как считали в Вашингтоне, поражения Финляндии. Вместе с тем то, как финны должны попасть из Европы на Аляску, США не волновало.
Лондон, который декларировал себя союзником Хельсинки, сразу мог помочь финнам. Для этого достаточно было высадить морскую пехоту в полярном порту Петсамо, где как раз была расположена британская шахта. Сразу после этого союзники вступили бы в бой с советской армией, наступающей на запад от Мурманска, до финско-норвежской границы.
Но британцы не хотели воевать с СССР, зато стремились использовать финнов как повод для вторжения в Скандинавию. Здесь их интересовали порты — норвежский Нарвик и шведский Лулео, откуда Гитлер получал 43% железной руды Рейха. Британцы повторяли действия Гитлера в Польше и Сталина в Финляндии в нейтральных Норвегии и Швеции, втягивая эти страны во Вторую мировую. Впрочем, за время, в течение которого они добирались до Норвегии, у финнов исчерпались запасы снарядов, СССР прорвал линию Маннергейма, подошел к «финской Авдеевке» — Выборгу и угрожал захватом остальной Финляндии. В таких обстоятельствах Паасикиви снова вел переговоры с коммунистами. Теперь на условиях намного худших и без перспектив аренды или обмена землями. По итогам Московского мира финны отдали и острова, и Карельский перешеек и Ханко, о которых раньше велись переговоры, и часть Карелии и Заполярья, о которых переговоров ранее не было.
СССР как Китай, Черчилль как Никсон. Или Трамп...
Трамп считает, что, пытаясь помириться с Россией ценой Украины, он оторвет Россию от Китая и сделает ее своим союзником против него. В то же время он думает, что повторяет успех президента Никсона, разделившего коммунистические Китай и СССР в 1970-х. Но на самом деле он повторяет неудачу Уинстона Черчилля. Британский лидер в 1940 году считал, что успехи СССР в Финляндии задобрят Сталина и вместе с тем испугают Гитлера угрозой контроля России над шведским железом и финским никелем. Это, считал Черчилль, разрушит пакт Молотова—Риббентропа. И если с разрывом между Москвой и Берлином у Черчилля ничего не получилось вплоть до 22 июня 1941 года, то с потерей Финляндии — вполне. Ведь пробританская элита Финляндии, выбирая между исчезновением своей страны и союзом с Гитлером, между собственными симпатиями и страной выбрала страну.
Основания для разрыва отношений дал сам Черчилль, задержав вторжение в Норвегию до 14 апреля 1940 года. Гитлер воспользовался задержкой британцев, чтобы опередить их на неделю, 9 апреля вторгнуться в Норвегию и этим защитить доступ Рейха к руде Скандинавии. После оккупации нацистами Норвегии торговля Финляндии с Британией прекратилась. Более того, британцы заставили финнов голодать, введя блокаду Скандинавии как контролируемого нацистами региона. И это несмотря на то, что перед тем друг Черчилля Маннергейм направил в Норвегию батальон солдат и полевой госпиталь, чтобы помочь британцам воевать с нацистами. Но на поддержку Маннергейма британцы ответили только общим с нацистами давлением на нейтральную Швецию, чтобы сорвать оборонный союз финнов и шведов против СССР.
Враг моего врага — мой друг
Москва и себе воспользовалась блокадой Скандинавии британцами, заблокировав поставки своего зерна в Финляндию в 1941 году. Финны оказалась на грани голода, утратив поля Карелии, зерно из СССР и с глобального рынка. В этих условиях пробританские финны решили не умирать молча от голода, а вместо этого неофициально обратились за зерном в Берлин — в обмен на лес и никель.
Также финны решили уменьшить влияние СССР в своей стране, предложив Гитлеру такие же условия для транзита войск, как получил Сталин. Впрочем, фюрер достойно оценил армию, лес и никель Финляндии и предложил ей больше, чем она хотела: больше оружия за раз, чем она получила за всю войну, защиту страны от нападения СССР в условиях мира и создание «Великой Финляндии» после войны. В то же время финны не потеряли демократию, не устраивали репрессий против евреев и не имели формального союза с Рейхом. Они даже сохранили у себя посольство Британии и сотрудничество с британской разведкой. Впрочем, финский парламент временно позволил рекрутировать своих граждан в дивизию СС «Викинг». Без проверки их арийскости... Вследствие этого финский еврей стал офицером дивизии СС «Нордланд», а финских солдат-евреев неоднократно представляли к награждению Железными крестами Рейха.
Сталин-провокатор. И снова Черчилль...
Финны заранее знали о нападении Рейха на СССР и до последнего колебались — нападать им на Россию или объявить нейтралитет. Но все решил Сталин. Когда 22 июня немецкие самолеты с финских аэродромов бомбили СССР, немецкие солдаты, которые защищали суверенитет Финляндии, границу с СССР не переходили. Парламент Финляндии 25 июня должен был провозгласить ее нейтралитет, но советские самолеты в этот день разбомбили не только базы нацистов в Финляндии, а и гражданские финские объекты, что стало причиной объявления войны. «Войну-продолжение» пробританские финны вели исключительно против России, но не против антигитлеровской коалиции. Однако Британия, поддерживая СССР, сама объявила войну Финляндии, чем шокировала финнов. Тот же Черчилль, за 15 месяцев до этого называвший финнов образцом для свободного мира, выдвинул им ультиматум. Посол Британии в Москве требовал от финнов передать формально британскую никелевую шахту России и хвалил предательское правительство Куусинена. Более того, британцы бомбили Петсамо и развернули под Мурманском химическое оружие против Финляндии. Финнов от химической войны между британцами и немцами на своей территории спасло только то, что Москва не смогла доказать Лондону факт применения химического оружия нацистами. Но из-за такой подлости Британии финские разведчики помогли Рейху потопить два британо-американских конвоя (PQ17 и PQ18), которые шли в порты СССР.
Капитуляция финнов в 1944 году их отношений с Западом не улучшила. Именно британцы из окон отеля в Хельсинки наблюдали за разоружением финнов и навязали им ограничение в технике и численности. Не думая о том, как финны с их мизерной армией должны были в третий раз противостоять СССР. Это и сформировало у финнов трезвое отношение к Западу, подсознательно бытующее до сих пор.
Бойся пса не того, который лает, а того, который ластится!
Финны за две войны убедились в том, что Запад на помощь против Москвы не придет, наоборот — легко их сдаст. Также Финляндия увидела, что ее торговля с Западом легко разрушается блокадой Скандинавии. Поэтому финны задумались над тем, как им противостоять России самостоятельно. И нашли выход в двуликости. Так, старый финский националист Паасикиви, чтобы защитить своих либеральных, консервативных и социал-демократических коллег от виселицы для нацистов в Нюрнберге, решил — для отвода глаз — «судить» их финским специальным судом, а потом через несколько лет амнистировать. Став президентом в 1946 году, он регулярно ездил на кремлевские попойки и оказывал мелкие знаки внимания московским вождям.
Эту же практику продолжил его преемник Урхо Кекконен, президент в 1956–1982 годах. Он в свои 17 лет был свидетелем расстрела пленных красногвардейцев, в молодые годы бил коммунистов в Финской службе безопасности, а потом защищал финский язык от финских шведов с энтузиазмом, не намного меньшим, чем у нашей покойной Ирины Фарион. Впрочем, у Кекконена было достаточно интеллекта, достоинства и даже иронии, чтобы при подписании унизительного мира публично позволить себе дерзость в отношении самого Сталина в Кремле.
Паасикиви и Кекконена поддерживала государственная цензура, которая появилась в 1940 году и не исчезла позже, а также финские СМИ и гражданское общество. Они научились самоцензуре в 1941 году, чтобы не навредить сближению Финляндии и Рейха своими симпатиями к демократии и Британии, и вновь использовали этот навык с 1944 года.
Формальный прогиб финнов перед Москвой компенсировала непубличная работа их генштаба. Укрепленная линия Салпа, построенная в 1940–1941 годах вдоль новой границы, сохранена (аж до сих пор). По образцу Веймарской Германии организована немногочисленная кадровая армия, которая в случае войны быстро достигала 250 тысяч. Ее солдаты регулярно учились в миссиях ООН. Армию дополнил миллионный резерв благодаря обязательной службе всех мужчин и массовой военной подготовке в стиле СССР и КНДР.
Чтобы обеспечить миллион солдат, финны накопили горы винтовок Мосина ХІХ века. Особую роль во время Холодной войны они отводили пушкам. Благодаря этому имели «артиллерийскую армию», подобную советской и современным российской и украинской. Кроме того, Паасикиви и Кекконену удалось убедить Кремль в том, что Финляндия «защитит» СССР от... десанта НАТО или наступления Норвегии на Мурманск. Поэтому на протяжении Холодной войны финские базы оставались на восточной границе страны, а армия получала самые новые советские Т-72 и МиГи быстрее, чем государства Варшавского договора. Для «защиты» СССР. Впрочем, когда президенты Финляндии громко говорили в Москве о «дружеском» нейтралитете в пользу Союза, вся страна на самом деле молча готовилась к войне с ним.
А как же НАТО? Когда-то... Потом...
Так же молча и своеобразно финны интегрировались с Западом. Не со всем. Они унифицировали законы и систему социального обеспечения с остальной Скандинавией в рамках аналога Вышеградской группы — Северного совета (1956). Совместно с этими странами занимались миротворчеством в ООН. С ослаблением СССР в течение Холодной войны финны поочередно стали ассоциированным членом Европейской ассоциации свободной торговли (1961), создали зону свободной торговли с Европейскими сообществами — предшественниками ЕС (1973), вступили в Совет Европы (1989). Перед распадом СССР появилась возможность отменить унизительный Парижский мир 1947 года, хоть и без возвращения утраченных земель.
«Финляндизация»? Это же было уже!
Кажется, что для нас «финляндизация» — вероятное будущее, но на самом деле это — «воспоминания о будущем» уфолога Эриха фон Дэникена. Она у нас была в 1990–2013 годы. Наполовину. Нейтралитет и внеблоковость в Декларации о государственном суверенитете (1990), поочередное вступление в ОБСЕ (1992) и Совет Европы (1995), Соглашение о партнерстве и сотрудничестве с ЕС (1994) и «Партнерство ради мира» тогда же, соглашения о зонах свободной торговли с ЕАСТ (2010) и ЕС (2013) почти полностью повторяют действия Финляндии по отношению к Западу. В ускоренном режиме. Попытки активности в ООН, включая миротворчество, совместные учения с Россией и соглашение с ней по Севастополю (наши Порккала и Ханко), которые уравновешивались учениями с НАТО в рамках «Партнерства ради мира» — ремейк попыток финнов балансировать между Западом и Россией. Более того — украинские действия в Ираке и Афганистане со США были тем, чего финны себе в 1944–1995 годах не позволяли. Но весь этот нейтралитет висел на волоске, поскольку не имел внутренних оснований и не учитывал международную ситуацию.
Так, у финнов показательный нейтралитет сопровождался скрытым развитием ВПК и скупкой какого угодно оружия где бы то ни было. Мы же делали наоборот. Военные заводы Финляндии получали заказ, а наши — простаивали или распиливались. До 2014 года армию сокращали, технику распродавали, части на границе с Россией закрывали. Бледная пародия на линию Салпа — «стена Яценюка» у нас появилась не тогда, когда мы были нейтральными, а после того, как мы ими быть перестали. О милитаризации общества в финском стиле тоже речь не шла. Ни через ДОСААФ после ребрендинга как Общества содействия обороне, ни через диаспорный Пласт. Наша элита не озвучивала массам не только то, что Россия — враг, а даже тот самоочевидный факт, что она — наш экономический конкурент.
В этой ситуации мы получили слабенькое нейтральное государство, с которым Москва точно не считалась, в отличие от Финляндии. Такое государство могло быть только местом разборок других крупных государств, как нейтральная Албания времен Первой мировой, или объектом агрессии, как нейтральная Голландия во время Второй мировой.
Даже больше, финны ориентировались на Запад в момент слабости России, а мы — в момент ее силы. Финны создали зону свободной торговли с ЕЭС сразу после разрыва между Москвой и Пекином (1974), расширили сотрудничество с ЕЭС в 1986 году, когда взорвался Чернобыль и шла война в Афганистане. Они подавали заявку на вступление в ЕС в 1992 году — во время глубокого кризиса России, перед штурмом Белого дома в Москве (1993) — и вступали в него, когда армия России испытывала унижение в Чечне (1994–1995). Мы вместо этого решили экономически ориентироваться на ЕС тогда, когда Россия уже была сильной, — после ее победы в Грузии в 2008 году и накачки армии нефтедолларами.
Не так те враги, как добрые люди
Провал «финского» нейтралитета Украины — не только следствие нашей надежды на «будапештскую броню» и игнорирование брони наших танков, что «приглашало» россиян, как и всех абьюзеров и насильников, которые нападают на слабых и боятся сильных. Это и следствие сознательного поведения наших западных соседей. Ведь никто из них не думал откладывать вступление в ЕС или НАТО, пока мы не будем к этому готовы, и не волновался о том, как нам будет в геополитической растяжке между Москвой и Западом. В то же время Финляндия с 1918 года рассчитывает на Швецию. Шведы с их стратегической дальновидностью никогда за последние 100 лет не бросали финнов, не пытались решить свои экономические и политические проблемы за их счет. Наконец, вступление Финляндии в ЕС в 1995 году и в НАТО — в 2022-м было симметричным со Швецией. Если бы наши западные соседи от поляков до молдаван с 1990 года думали о своем геополитическом будущем, то, подобно шведам, с самого начала задумывались бы о нашем аналоге Северного совета — мягкой региональной интеграции при участии Украины в Вышеграде или Интермариуме. Это дало бы нам возможность с самого начала рассчитывать на серьезную дипломатическую и экономическую поддержку в противостоянии с Москвой.
Украина — не Финляндия
Человеческие и территориальные потери в войне с Россией у нас и Финляндии в процентах по состоянию на сейчас приблизительно сравнимы, но дата окончательного окончания нашей войны неизвестна. Поэтому можем только догадываться, сколько мы потеряем людей, территорий и денег на момент, когда прозвучит последний выстрел и будет подписан какой-то действенный документ. В любом случае эти параметры будут абсолютно другие, чем у финнов, и это будет означать совсем другую силу нашей армии (скорее, большую, чем у финнов, благодаря развитию технологий и опыта) и истощения нашего общества (значительно больше, чем у финнов, из-за продолжительности и интенсивности войны).
Сейчас у нас лучше, чем у финнов тогда, ситуация с численностью армии, продовольственным обеспечением страны и военным производством, что дает нам возможность воевать с Россией дольше, чем финнам, истощать ее эффективнее и требовать для себя лучших условий. По состоянию на сейчас россияне от Киева дальше, чем от Хельсинки во время обеих войн, и не могут безнаказанно бомбить его «хлебными корзинами Молотова» так, как столицу Финляндии во время обеих войн. С финансами у Киева ситуация значительно лучше, чем в Хельсинки в 1944 году. И благодаря нашей экономике, намного более мощной, чем финская в 1939–1944 годы, и благодаря западным кредитам и грантам прошлых лет, создавшим финансовую подушку, невиданную во времена финской войны. Это также означает меньшие возможности для давления на нас и диктования нам результатов мира со стороны как России, так и Запада. Впрочем, если с объективными показателями у нас ситуация лучше, то с субъективными — наоборот.
Так, финны за две войны успели сменить две вражеских коалиции и утратить доверие к обеим, что стало для них основанием строить в течение следующих 50 лет эгоистичную внешнюю политику. В то же время нас сейчас на 100% не продал даже Трамп. Тем более, нас не продала фон дер Ляйен. На нас не нацеливали западные ядерные заряды, как Черчилль на финнов — снаряды с хлором. Из-за этого мы не утратили иллюзий по отношению к Западу и надежд на него. Поэтому Запад может давить на нас, требуя уступок и себе, и в пользу России — благодаря нашим иллюзиям, долларам и снарядам, которые он нам дает. С другой стороны, никто из врагов Запада не видит в нас ничего ценного и не может ничего ценного для нас предложить, если Трамп (или Европа) продаст нас Путину. А это значит, что мы не можем отказаться от Трампа, потому что зависим от него больше, чем он от нас. И поэтому он может диктовать нам свои требования о мире.
Зная наше общество, мы не можем ждать, что в случае мира оно решит остаться милитаризованным и добровольно будет готовиться к новой тотальной войне, как финны после 1944 года. Наоборот, можем ожидать и упадка армии и ВПК, чего у финнов не произошло, и возврат наших политиков к business as usual, в частности в отношении России. Поэтому в случае мира, который нам навязывают, мы можем получить не финляндизацию 2.0, а Польшу перед тремя разделами 2.0.
