ЗУБЫ ДРАКОНА

Оперативники черниговского УБОПа грубо вмешиваются в работу экспедиции Института археологии НАН Украины и, таким образом, оказываются причастными к беспрецедентному акту вандализма — срыву раскопок, уничтожению неисследованных древних реликвий…

Бывший сотрудник уголовного розыска, подполковник в отставке, задерживается сержантами конвойного взвода милиции, подрядившимися в свободное время охранять коммерческую структуру. Заканчивается для пенсионера знакомство с бывшими коллегами сотрясением мозга, онемением пальцев правой руки (наручники!), больничной койкой…

В центре города милицейский патруль из трех человек «применяет приемы рукопашного боя» к ихтиологу местной рыбинспекции, немолодому мужчине, страдающему заболеванием зрения. Лишь в больнице, оправившись от шока, пострадавший понимает, что, в довершение всего, оглох на одно ухо…

Мы не складывали мозаику из подобных случаев специально. Она сложилась сама. В статье изложена малая толика того, что на нас обрушилось в последние месяцы. Девять десятых пришлось отсеять. Чаще всего сдавали нервы у пострадавших или их близких. Забирали бумаги, отказывались от своих слов и от дальнейших встреч, от любых попыток установить истину. Иногда приходилось разводить руками и нам — когда очевидное было тем не менее недоказуемым. Но и оставшегося хватит, чтобы нормального человека до бессонницы довести.

Античный миф учит: сеющий драконьи клыки рискует взрастить чудовище. Похоже, привыкшие к отработке «левых» подрядов (заработка на стороне — когда люди при погонах и в форме с благословения руководства нанимаются, скажем, на роль кабацких вышибал), к бесконечному злоупотреблению должностным положением, к безоговорочному выполнению приказов, мягко говоря, не бесспорных с точки зрения закона, черниговская милиция стала опасной не только для простых смертных, но и для тех, кто тем или иным способом оказался причастным к формированию ее жутковатых традиций. Сие не для красного словца сказано: в одном из нижеописанных случаев нас — журналистов! — попросил разобраться высокопоставленный сотрудник прокуратуры. Подчеркнув, что он здесь бессилен...

Небольшое отступление, или Разговор с участковым

Участковый Николай Рудник разговорил нас довольно умело. Слушал, поддакивал, подбрасывал свои полешки в топку беседы. (Сколько раз сами так делали — следуя правилу, общему для репортерской братии, сыскарей и шпионов: хочешь услышать что-то дельное — прояви откровенность и сам.) Интересовался особенностями журналистской работы, жаловался на личную неустроенность (жилья нет, квартиру снимать приходится), на неспособность милиции бороться с уличной преступностью. Фрагмент этого диалога дословно в эпиграф вынесен. Между делом попросил написать пару фраз о ветках, лежащих за оградой дома («на любом листке, да впрочем — вот у меня и бумага есть...»). Ничего необычного ни в просьбе этой, ни в самом визите милиционера не было. Предшественники его тоже вот так изредка заглядывали (надо сказать, дом, принадлежащий отцу одного из авторов этих строк, инвалиду Отечественной войны — на отшибе, практически в лесу. Если приходится «неотложку» вызывать, то проще пройти полкилометра и встретить, чем объяснить, как проехать). Ну, один из нас и оставил автограф. Не сообразил, что подсовывает гость ему незаполненный бланк, да еще так, чтобы типографскую шапку документа прочитать невозможно было. Прощаясь, милиционер каждому по два раза руку пожал, улыбался, телефон свой оставил. Ладонь только у него холодная и мокрая была. Это обоим запомнилось. Нервничал офицер почему-то. Посещение его сразу вылетело из головы. Как раз в те дни подошел к кульминации конфликт между археологами и строителями элитного дома на улице Пушкина. Уже были вывалены в зону раскопок кубометры бетона, похоронившего старинные реликвии. Уже прозвучал гласом вопиющего в пустыне репортаж об акте вандализма на местном телеканале. Нас же особо заинтриговала составляющая событий, в передаче не освещенная. А именно: что делал на раскопках сотрудник управления по борьбе с организованной преступностью Околодько? Для какой надобности он и еще одно не установленное лицо в штатском собирали данные о месте жительства ученых? Есть ли связь между его действиями и анонимными угрозами в адрес археологов? Выяснением этого мы тогда и занимались. А разбираться в таких делах — то же, что исследовать пресловутый «черный ящик». Есть исходные данные, есть финал. А в отношении причин — сколько сторон, столько взаимоисключающих версий. Впрочем, главное отрицать невозможно: раскопки многим серьезно мешали. Потому труд археологов и уничтожен. Интереснейшая страничка древней истории загублена необратимо.

Как правоохранительные органы Черниговщины оберегают археологические находки

— Вот фотоснимки некоторых наших находок. Земля Черниговщины уникальна. Удивительная сохранность культурного слоя. В южных грунтах изделия из дерева, относящиеся к Х веку, практически не сохраняются. А здесь… Посмотрите, булава. В хорошем состоянии. На этой фотографии — орудия обработки древесины.

— А здесь что?

— Колодец. Тоже древний. Теперь так колодцы не делают. У него есть пол. Дощатый настил на дне. Кстати, такая находка многое говорит о способе и уровне жизни наших предков. Обратите внимание: место раскопок недалеко от берега реки Стрижень. В Х веке она была судоходной. Как же надо было себя любить, чтобы, живя рядом с руслом чистой реки, строить такие капитальные колодцы!

Пачка цветных фотографий в руках руководителя экспедиции Института археологии Национальной академии наук Украины Игоря Готуна казалась неиссякаемой. Снимки были похожи и непохожи на то, что видят обычно посетители музейных отделов древней истории. Объектив запечатлел реликвии ушедших эпох в том виде, в каком их сохранила земля. Но показывал нам Готун и фотодокументы иного рода. Строительный котлован. Ковш экскаватора прошелся там, где неспециалисту и кисточкой махнуть боязно. Меж следов, оставленных зубьями ковша, — асимметричные темные пятна. Все, что прежде называлось культурным слоем. Сейчас там, в нескольких шагах от раскопок Готуна — гаражи. Нужно чувствовать себя настоящим хозяином города, чтобы соорудить гаражик вот так — наплевав на закон, на прямой запрет областной инспекции по охране памятников истории и культуры, на возможность огласки. Однако не «гаражная» история довела конфликт между учеными и строителями до уровня скандала. Пора объяснить, что же за объект возводится сейчас на улице Пушкина, 34а. Почему грубейшие нарушения Закона Украины «Про охорону культурної спадщини», которыми сопровождались с самого начала работы, проводимые строительной организацией ПМК-210, не возымели для ее руководителя Леонида Сороновича никаких ощутимых последствий. ПМК-210 строит жилье для местной элиты. Многоэтажки, стоящие к новостройке впритык и уже введенные в эксплуатацию, заселены генералитетом вооруженных сил и милиции, руководящими работниками госадминистраций разного уровня, представителями легального и криминального бизнеса.

Борьба археологов за каждый метр раскопок (каковые по закону должны проводиться в полном объеме за счет воздвигающей строение стороны) была отчаянной и безнадежной. Приходилось чуть ли не под гусеницы бульдозера ложиться. Но не самоходные строительные механизмы стали главным средством «наезда» на исследователей. Цитируем расшифровку магнитофонной записи.

«Появились двое мужчин. Один из них представился сотрудником УБОПа Сергеем Ивановичем Околодько и начал археологов прогонять.

— Каким образом он вас прогонял?

— «Нечего вам здесь делать, не мешайте строителям работать».

Я тогда еще задал ему вопрос: получается, что археологи, действующие в рамках закона, не должны здесь находиться, а строителей, нарушающих закон, милиция защищает, так?

— Насколько нам известно, функцией УБОПа является борьба с криминальными структурами. Вам что, было предъявлено обвинение в связи с какой-либо преступной группировкой?

— Нет. Нам просто сказали: чтобы больше мы вас тут не видели. Записали наши адреса, телефоны, кто мы такие…

Я написал письмо на имя Соколова, исполняющего обязанности мэра. Речь шла о том, что мне стало известно о намерении строителей продолжать земляные работы, которые, естественно, приведут к разрушению участка памятника старины. Нарисовал схемку, указал, где конкретно планируется проведение земляных работ. После этого последовали два звонка. «Знаешь, ты ходишь на работу, а рядом — стройка. Мало ли. Может кирпичик на голову упасть. Смотри, а то допишешься…»

По понятным причинам опустим фамилии людей, подвергшихся психическим атакам такого рода. Мы располагаем достаточным количеством совпадающих в деталях свидетельств, чтобы не сомневаться: так все и было.

Руководитель областного управления внутренних дел Михаил Манин заверил нас по телефону, что археологам никто не посмеет препятствовать: «Пусть копают!» А что копать, если к тому времени строители ПМК-210 уже разрешили свои взаимоотношения с учеными радикально, залив раскопки бетоном? Трудно поверить, но факт: незадолго до этого экспедиция Готуна вскрыла старинное захоронение. Бетон как раз лег на потревоженные останки предков. Очевидцы утверждают, что это было апокалипсическое зрелище: фрагменты человеческих скелетов, торчащие из-под каменеющей массы…

— Отправьте запрос на мое имя! — предложил Михаил Манин. — Разберемся, что там милиция делала. Ответит в десятидневный срок.

Мы так и сделали.

Разговор с участковым (продолжение)

…И ответ пришел. Не знаем, кто и почему попытался ответить нам таким нелепым образом. (Да и разбираться не будем. Пусть тот, кто заварил эту кашу, ее и расхлебывает.) Повестка №02-43 вызывала одного из нас на админкомиссию Деснянского райисполкома «в справі про порушення ст. 152 Кодексу України про адміністративні правопорушення». Бумага, подсунутая нам участковым, оказалась бланком протокола, серия ЧН №004073. Сам протокол милиционер составил позднее, что является грубейшим нарушением закона. Протоколы — вещь точная. Герой подобного документа должен внимательно прочесть его, отмечая несоответствия. Когда же такого рода произведения сочиняются задним числом, вполне вероятны несообразности. Мало того, что участковый Рудник ручку с похожим цветом чернил не нашел. Он еще и ошибок наделал, переврал фамилии. «Фоменко» на обороте его творения вдруг превратился в «Шолоха». Журналист с фамилией Шолох в Чернигове действительно есть, но при чем тут он? Главный же просчет милиционера заключался в том, что протокол он подсунул не тому. Лишь один из нас является жителем Чернигова и, соответственно, дома по указанному в документе адресу. Второй же, чьим автографом милиционер заручился, — киевлянин. Черниговщина для него — лишь место выполнения редакционных заданий.

— Всего вероятнее — это «заказ», — прокомментировали ситуацию в прокуратуре, — головы за такие штучки рубить надо! Где, говорите, оригинал этого «протокола»? В райисполкоме? Снимем копию и будем разбираться. Если подлинник потеряется, тут же составим свой протокол. О коррупции.

— Но — смысл? Это же мелочь!

— Смысл прост. Несколько таких неопротестованных документов — и вы уже не просто корреспонденты международного еженедельника, а злостные правонарушители. Уголовное преступление «навесить» куда труднее. А здесь расчет как раз на незначительность эпизода.

— Судя по всему, случай, подобный нашему, — не первый… И тут руководящий работник прокуратуры сказал то, что мы не ожидали от него услышать.

— С милицией связываться сейчас попросту страшно. Вы не представляете, что за люди теперь там работают. Можно, я дам ваш телефон одному пострадавшему? Он сейчас добивается справедливости, да толку от этих попыток пока никакого.

Как в Чернигове карают потерявших очки

В истории, изложенной ниже, бесспорны лишь две позиции: исходная и финальная. Не вызывает сомнения то, что потерпевший, ихтиолог черниговской рыбинспекции Александр Тычина, до встречи с милицейским патрулем в составе трех человек под началом старшины Плоского был жив-здоров. Можно считать доказанным также, что никому ничего плохого он не делал. Просто искал очки, без которых видел неважно. Шел сильный снег (дело происходило после Нового года). Возможно, движения плохо ориентировавшегося в пространстве человека и вправду наводили на мысль о том, что он перебрал. Но крайне незначительный процент алкоголя, обнаруженный в его крови, подтверждает сказанное Александром Тычиной о символическом количестве спиртного, выпитого с товарищем в рюмочной по соседству. Окончание истории тоже не может быть опротестовано: госпитализация в 4-й городской больнице, 24 дня стационарного лечения, частичная глухота.

Прочее же, — как любят говорить следователи, «свершилось в условиях неочевидности». Хоть неочевидность эта — кажущаяся. Разочарование милиционеров, убедившихся, что подвернувшийся им гражданин не пьяный гуляка, а практически трезвый рыбинспектор без копейки денег в кармане, — можно понять…

«…старшина міліції Плоський О.О. відповів: «Ми риби не їмо, командувати будеш у себе в кабінеті, а тут будеш робити, що тобі скажуть». Після чого ударом ноги в район голені збив мене з ніг. Падаючи, я, щоб зберегти рівновагу, схватився за плече старшини, надірвавши йому по шву бушлат. Після цього вони зовсім знавісніли, заломили мені руки назад, надягли наручники, порвавши на мені пальто, і почали бити ногами по грудях та голові, старшина перед цим зняв з мене окуляри. Я почав кричати: «Пацани, що ви робите?» На що старшина міліції Плоський О.О. в грубій формі відповів: «Мій пацан тобі в рота не влізе». Не маючи змоги захиститись від ударів руками, я почав кричати про допомогу. В цей час по тротуару в сторону площі йшли чоловік і жінка. Жінка була в шкіряному пальто з накинутим капюшоном. Чоловік призупинився і спитав: «Що таке?» Після чого співробітники міліції різко відійшли в сторону. Я відповів: «Що, не бачиш, мене убивають». Та жінка, взявши чоловіка під руку, із словами «Пошли, пошли…» примусила його йти далі.

Старшина міліції Плоський О.О. за позивними «Карат» визвав по рації автомобіль, весь час я знаходився в туго затягнутих наручниках. Після того, як мене відвезли до наркодиспансеру, а потім до НВМ УМВС України, де я просив врешті-решт зняти з мене наручники, старшина міліції Плоський О.О. відповів, що має право держати мене в наручниках три години. Коли я попросив ручку та листок паперу, щоб записати їх прізвища, Плоський О.О. відповів, що фамілія його Валобуєв, а ручки продаються в ларьках. Під диктовку старшини всі троє писали на мене якісь папери, що саме, я без окулярів не бачив, потім старшина зняв з мене наручники, віддав окуляри та посвідчення і відпустив мене додому. Прийшовши пішки додому, я почав відчувати себе погано, взяв таксі та поїхав до травмпункту, де мені 03.01.2002 р. о першій годині 45 хвилин надали першу допомогу, зафіксували нанесені мені травми та взяли кров із вени на вміст алкоголю. Аналіз крові показав вміст алкоголю — 1,3 промілі, що відповідає легкому ступеню сп’яніння. З причин тілесних ушкоджень тільки на стаціонарному лікуванні я провів 24 доби».

Это — строки из жалобы Александра Тычины на постановление об отказе в возбуждении уголовного дела от 31.01.2002 г. Сразу отметим, что указанное Постановление в настоящий момент отменено. Следствие продолжается. Но процедура последнего вызвала у нас некоторое недоумение. Со стороны милиции есть свидетель, подтверждающий версию патрульных об оскорблении и сопротивлении со стороны потерпевшего. Тычина говорит, что этого человека милиционеры подвели к нему уже после того, как он был закован в наручники и избит. Вынесший опротестованное «отказное» постановление сотрудник городской прокуратуры Юрий Шеремет сказал нам (через слово повторяя, что ничего комментировать по данному делу не собирается), будто свидетель защиты на самом деле шел за патрульными, а потом почему-то остановился и все видел от начала до конца. Кто тут лукавит — не нам судить. Но вот что странно: пару, вступившуюся за ихтиолога, следствие разыскать даже не пыталось. Десять раз потерпевшему пришлось давать объявление в местную редакцию радио «Хит-ФМ», прежде чем мужчина, помешавший избиению, отозвался. Это не единственный известный нам случай, когда выводы при расследовании инцидента с участием сотрудников правоохранительных органов делаются либо с их слов, либо со слов привлеченных ими свидетелей. Наличие же очевидцев, утверждающих обратное, во внимание не принимается (а ведь, казалось бы, в интересах истины именно эту составляющую дела надо исследовать наиболее тщательно; бессмертные слова Санчо Пансы «пойдемте, ваша милость, а то еще в свидетели попадем» в первую очередь относятся к тем, кто может показать что-либо не в пользу силовой структуры).

Разговор с участковым (окончание)

Председатель административной комиссии Деснянского райисполкома Сергей Петренко поначалу отвечал на вопросы одного из нас в далекой от куртуазности манере, отшлифованной многократным общением с правонарушителями. Но сообразив, героем какой истории оказался, вдруг стал невероятно вежливым. Вразумительно объяснить — почему именно мы, а не наркоманы, годами варящие ширку в зеленых насаждениях по соседству (один из компании покончил с собой), не бомжи-курокрады, выкопавшие неподалеку землянку, и тому подобная публика стали предметом внимания участкового и соответственно админкомиссии, не сумел. Путаницу в протоколе, на основании которой была отправлена повестка за его подписью, не сумел объяснить тоже. Признался, явно в расчете на понимание с нашей стороны, что ссориться с милицией не хочет. Ясно было: ни начальник Деснянского РОВД подполковник Проскурничий, завизировавший протокол, ни сам Петренко на нелепые несовпадения фамилий в этом документе не обратили внимания. По-видимому, не возьми мы на себя труд личных объяснений по сему поводу — сфабрикованная бумага столь же механически проскочила бы и все последующие инстанции. Официальное постановление админкомиссии о закрытии дела в связи с отсутствием состава правонарушения легло в наш почтовый ящик едва ли не на следующий день после этого разговора. На чем история нашего знакомства с участковым и закончилась.

История, о которой речь пойдет ниже, от завершения далека.

Как в Чернигове борются с потерявшими

гардеробные номерки

Удивительно не то, что, оправдывая себя, сотрудники милиции прибегают к выдумкам неправдоподобным и примитивным. А то, что ложь эта, как правило, «проходит» — сколь грубой бы она ни была. Помнится, доводилось писать о диком случае: спецназовцы — и не из «Беркута» даже, а из элитного УБОПовского подразделения «Сокол», открыв беспорядочный огонь в сторону рэкетира, застигнутого на месте преступления, застрелили потерпевшего, какового прибыли защищать. В рапортах потом милиционеры указали примерно одно и то же: «рэкетир первым выстрелил в мою сторону, я отстреливался, спасая свою жизнь». Чтобы оценить по достоинству подобные объяснения, есть смысл уточнить: засада была рассредоточена вокруг места происшествия, пальнуть по ней злодей успел только раз, и пистолет у него был газовый. Но это еще не все: в УБОПе нас попытались убедить, будто убил потерпевшего как раз выстрел из газового рэкетирского пугача, милицейская же пуля математически точно влетела в отверстие, газовой струей пробитое. Стало быть, нелепого убийства милиционеры не совершали. И — в суде все прошло, «соколы» были оправданы.

Иное дело, если отстоять себя пытается лицо, от милиции пострадавшее. Следствие по таким делам тянется годами, результат, как правило — ничтожный.

По мотивам документов, скопившихся у нас, можно фильм ужасов снимать.

Заслужил ли такую судьбу Владимир Георгиевич П., пусть даже и поступил он нехорошо, сев за руль в некотором подпитии? «…у гр-на П.; 1951 г.р., имеются повреждения в виде сдавления органов шеи, наличие двух странгуляционных борозд в средней трети шеи шириной 0,2 см, закрытой черепно-мозговой травмы, сотрясения головного мозга, ушиба гортани, кровоизлияний в слизистую гортани, глотки, голосовых связок, ушиба правой почки, множественных кровоподтеков лица, туловища, головы, кровоизлияний в конъюнктиву век обоих глаз. Данные телесные повреждения относятся к категории тяжких по признаку опасности для жизни. Сдавление органов шеи причинено предметом шириной до 0,2 см. Остальные повреждения образовались от действия тупых предметов. …Повреждения в виде сдавления органов шеи с наличием двух странгуляционных борозд не могли образоваться в результате многократных падений и ударов о твердую выступающую поверхность и также не могли образоваться от сдавления шеи самим потерпевшим… ЭХО-сканация — признаки субкапсулярного разрыва правой почки… В кровати были непроизвольные мочеиспускания и дефекация, в моче была кровь…»

Это — фрагменты заключения экспертов черниговского областного бюро судебно-медицинской экспертизы №349.

Приговор вынесли гр.П. сотрудники милиции Деревянко и Железняк. Они же, это бесспорно установлено судом, и привели собственный вердикт в исполнение. Сейчас гр. П. назначена компенсация в тысячу двести гривен…

А вот жалоба от слесаря локомотивного депо Н. Он утверждает, что был милицейским патрулем избит и ограблен. Били и грабили — в машине. Потом выбросили под дождь. К жалобе приложена целая коллекция отписок, общий смысл — в возбуждении уголовного дела отказать, потому что установлено: никто его в опорном пункте милиции не бил и не грабил (а разве он утверждает, что в опорном пункте?). Все нанесенные ему травмы, из-за которых он 28 дней провел в больнице, за исключением одной — в области правой лопатки, куда уж самому никак не дотянуться, он мог нанести себе и сам, если бы захотел. Все. Следствие окончено. Забудьте.

Но даже на фоне подобных примеров эпизод, о котором расскажем ниже, производит жуткое впечатление. Потому что, по версии потерпевшего, подполковника в отставке, пенсионера МВД Михаила Вовка, избит он был бывшими коллегами в присутствии ученика. Офицера милиции, начинавшего службу в угрозыске под его руководством. Естественно, офицер этот, Олег Коробейник, с подобной трактовкой произошедшего не согласен. Нам сказал, что «большая часть из написанного Вовком в жалобе — неправда». И вообще он, Коробейник, тут ни при чем: не он же Вовка в Деснянский райотдел, где дело было, доставлял. Он только дежурил… Как все было — разобраться не в журналистских силах. Но две позиции бесспорны. Первая. Опрятно одетый, без каких-либо следов побоев пенсионер Вовк стоит у гардероба биллиардной «Карамболь» и ищет номерок от своего пальто. Номерок никак не находится. К действиям его прицениваются два сержанта конвойного взвода милиции, Артеменко и Тарасенко, нанятые, как выяснилось позже, обеспечивать порядок в кафе «Фламинго», находящемся там же, на 18-м этаже гостиницы «Градецкая». (С этим наймом много неясного. В договоре между УМВД и объединением «Продтовары», на основании которого якобы действовали сержанты, речь идет лишь об одном официально «оплаченном» сотруднике милиции; есть там и другие несообразности. Ну да пусть милиция сама в своей бухгалтерии разбирается. Нас интересует не это.) Итак, ветеран МВД Вовк получает пальто (гардеробщик запомнил его одежду). Пока что он в добром здравии. Сержанты Артеменко и Тарасенко не выпускают его, требуя 25 гривен. Не получив денег, вызывают на помощь спецподразделение «Беркут». Почему «Беркут»? Пенсионер Вовк, как следует из показаний свидетеля Жабинца, физического сопротивления не оказывал. Да и вряд ли мог бы это сделать. Человек он в годах, сложения не богатырского. Далее — снова «черная дыра». Сколько участников событий — столько версий. Но вот вторая бесспорная позиция. С этой секунды и до конца инцидента Вовк находился, если можно так выразиться, в руках служителей закона. Домой был отпущен в следующем состоянии: закрытая черепно-мозговая травма, сотрясение головного мозга, кровоподтеки и ссадины на лице, посттравматическое обострение остеохондроза (шея у него до сих пор чуток свернута набок), онемение трех пальцев на правой руке (пережатой наручниками). Избирательно процитируем обращение потерпевшего в городскую прокуратуру.

«…Сержант Тарасенко схватил меня за одежду и нанес удар в область лица… Тарасенко сбил меня с ног и повалил на пол. Избивал он меня, лежащего, ногами.

…Меня доставили в дежурную часть Деснянского райотдела милиции. Дежурным по отделу был ст. лейтенант милиции Коробейник Олег Андреевич. Последний хорошо меня знает по прежней службе, и необходимости в установлении моей личности не было…

По распоряжению майора Барбаша (начальника Артеменко и Тарасенко, командира конвойного взвода, подъехавшего через несколько часов в райотдел. — Авт.), на меня набросились Тарасенко, Артеменко, а также другие сотрудники спецподразделения «Беркут». Мне… заломили руки за спину, повалили на бетонный пол на живот и избивали меня кулаками, в основном по голове. Меня прижали коленями …и надели наручники за спиной… Я потерял сознание и пришел в себя, лежа на сидении милицейского автомобиля. Меня повезли на освидетельствование Барбаш, Вышгодоский, Тарасенко и Артеменко…»

«…оформив все… сотрудники выгнали меня из приемной наркодиспансера, забыв снять наручники».

По словам Вовка, он так и побрел, скрючившись, со скованными за спиной руками, по утреннему Чернигову. Потом сзади раздался топот, кто-то догнал его, отстегнул браслеты и, не сказав ни слова, вернулся.

Так ли все происходило? Противоречий и нелепостей в этой истории — хоть отбавляй. Каждый излагает свою версию, не шибко сообразуясь с показаниями коллег. Но главное — неопровержимо: никому не причинивший вреда человек угодил почти на месяц в медсанчасть МВД. При этом — уж тут-то ошибиться невозможно — расследование инцидента было проведено формально и однобоко. Красноречивая деталь. Отыскать в данном случае истину, исходя из взаимоисключающих показаний заинтересованных сторон, невозможно. Но есть три посторонних свидетеля. Трое задержанных, находившихся в дежурной части и видевших, как все происходило. Так вот, Вовк настаивает, чтобы их разыскали. А сотрудник горпрокуратуры Юрий Шеремет считает, что найти этих людей невозможно. Факт их задержания ни в каких милицейских бумагах не фигурирует.

Какие бы сомнения ни вызывал каждый отдельный эпизод этой статьи — в целом картина ясна. Сплошь и рядом сотрудники милиции унижают, избивают, калечат ни в чем не повинных людей. Делают это — как исполняя свои служебные обязанности, так и отрабатывая «подряды» коммерческих структур или указания руководства (об одном из самых резонансных дел такого рода — использовании черниговской властью милицейских спецподразделений для сведения счетов с неугодным руководителем местной торговой палаты — мы писали в статье «Минное заграждение», ЗН №24, 2001 г.). Расследование подобных инцидентов не проводится вовсе или проводится спустя рукава.

А ведь при желании справиться с подобным недугом — несложно. Достаточно несколько оперативных мероприятий, чтобы основательно очистить ряды милиции. Отсутствие же всякой активности, направленной на борьбу с преступниками в мундирах, говорит лишь об одном: такие органы охраны правопорядка вполне устраивают и высшее руководство МВД, и власть. Может — даже больше, чем устраивают. Возможно, такие именно и нужны. Замаранные. Без тормозов. На все способные. Таким людям можно приказать или поручить что хочешь. А честные профессионалы могут ведь на подлое дело и не согласиться.

Правда, подобное отношение является палкой о двух концах. Ведь даже самого высокого ранга руководители когда-то уйдут на покой, на пенсию, в отставку. Пример полковника Вовка свидетельствует: в случае чего отставному начальнику ждать пощады от бывших подчиненных так же нелепо, как и простому смертному. Обычному же человеку — без «крыши», без денег, без связей — надеяться при столкновении с милицейским произволом практически не на что.

Как в Чернигове ищут пропавших без вести

Мы специально выбрали для изложения историю не нашумевшую и даже банальную. Пенсионер Николай Семенович Шишко выехал электричкой из Новгорода-Северского и по дороге исчез. До Чернигова не добрался. Дочь его стала обивать милицейские пороги.

— Что вы возмущаетесь, кто вам сказал, что мы не ищем? Ищем! Не все так просто… — вводил ее в курс дела один из милицейских руководителей.

А тело ее отца к тому времени уже лежало в покойницкой Киевского института нейрохирургии. Найти останки этого человека было легче легкого. Вот чтобы не найти — следовало приложить особые усилия: ведь при нем обнаружили пенсионное удостоверение, выданное Деснянским райсобесом г. Чернигова. И блокнот с телефонными номерами знакомых. Доставлен же в больницу с безнадежной травмой головы Николай Семенович был «скорой помощью» в сопровождении сотрудника милиции… Цитируем фрагмент интервью с дочерью Николая Шишко Натальей Шлыковой.

«Неделю звонила в милицию. Мне даже не могли сказать, кто занимается моим делом. Когда я выяснила фамилию сотрудника, которому поручили расследовать исчезновение отца, поговорить с ним не удалось. Сказали — он поехал в Киев встречать Папу Римского. Когда же этот сотрудник возвратился — к телефону его не пригласили.

— Будет через 15 минут… Через полчаса… Через час…

Не возлагая никаких надежд на телефонный разговор, я приехала в милицию. Но на рабочем месте этого человека не оказалось.

— Обедает.

— Я подожду.

— Не ждите. У него сегодня короткий день.

Мне пришлось обратиться к начальнику горотдела Ивану Сове. Итогом стали лихорадочные поиски моего заявления об исчезновении отца. Искали этот документ среди других бумаг очень долго. Вызывали разных сотрудников. Насилу нашли.

В ответ на мою просьбу разослать ориентировку за пределы области милиционер сказал: у нас — 17-й год. Ни компьютеров, ни факсов, ни права звонить по междугородке. Если начальник даст конверты — пошлем. Я купила конверты. И в этот день из Киева мне перезвонил знакомый санитара морга, где лежало тело моего отца. Этот человек — Александр Коноплинский — тоже работал в милиции, но позвонил по личной инициативе, розыск пропавших без вести не был его обязанностью.

— Так чего вы хотите от нас? Нашли — и слава Богу, теперь хороните, — прокомментировали случившееся в черниговском горотделе».

Наверное, ни в одной стране мира полиция не может претендовать на всенародную любовь. Но злокачественное перерождение черниговских правоохранительных органов выходит за рамки этого общего принципа. На глазах они превращаются в то, что называют «дубинкой губернатора», в чисто силовую, деинтеллектуализированную структуру, сверху донизу пронизанную круговой порукой. Вот к какому выводу мы пришли, исследуя на примере ряда не связанных между собой случаев работу черниговской милиции. Факты, оставшиеся за рамками данной публикации, ни в коей мере не противоречат такому выводу.

А ответ на наш запрос по поводу сложных взаимооотношений сотрудников УБОПа и археологической экспедиции все же пришел. Правда, не в оговоренный десятидневный срок, а значительно позже. Текст этот заслуживает, чтобы привести его полностью.

«Повідомляємо, що Ваша заява в Управління БОЗ УМВС України в Чернігівській області розглянута.

Опитування працівників експедиції Інституту археології НАН України співробітниками УБОЗ УМВС області проводилось в рамках оперативного супроводження кримінальної справи №25/21850 від 06.02.2001 року, порушеної слідчим відділом «ОЗ» СУ УМВС України в Чернігівській області за ознаками злочину, передбаченого ст. 86-1 КК України по факту розкрадання державних бюджетних коштів.

Порушень діючого законодавства з боку співробітників УБОЗ УМВС області при проведенні слідчо-оперативних заходів не допущено.

В.о. начальника Управління М.М.Давиденко».

Здесь все — неправда. От первого до последнего слова. Упомянутое уголовное дело действительно существует. Но к экспедиции Игоря Готуна не имеет ни малейшего отношения. Касается оно раскопок, производившихся совсем на другом объекте и, кстати, ко времени конфликта, вспыхнувшего между учеными и строителями дома на ул. Пушкина, полностью завершенных. Вовсе не об обстоятельствах того дела расспрашивал археологов сотрудник УБОПа Околодько. И не о многочисленных нарушениях Закона Украины «Про охорону культурної спадщини» со стороны строителей, зафиксированных в протоколах, актах и предписаниях областной инспекции по охране памятников истории и культуры, копиями которых мы располагаем. Цель у него была другая: «окоротить» ученых, тормозящих своими действиями возведение элитного жилого дома. Причем — добро бы удовлетворился он лишь посещением раскопок. Он ведь и в Черниговскую облинспекцию по охране памятников истории и культуры заходил. В инстанцию, пытавшуюся призвать строителей за беззаконие к ответу. Оказывал психологическое давление на сотрудников (что подтвердил в разговоре с нами заведующий отделом охраны памятников археологии Геннадий Жаров).

Пожалуй, в полученном нами ответе верно лишь одно: косвенное подтверждение того факта, что проблемы черниговской милиции не обусловлены личными профессиональными качествами отдельно взятых рядовых исполнителей. И полковник Давыденко, подписавший ответ, и генерал Манин, обещавший беспристрастно во всем разобраться, тем самым берут ответственность за происходящее на себя. Собственным примером демонстрируют, насколько в Чернигове можно доверять словам и делам людей, носящих милицейские погоны.

Фото Игоря ГОТУНА и Алексея ДУДКО из архива экспедиции Института археологии НАН Украины