Драма казацкой сотни

"Прокотилися навали,

І зосталась таїна".

Петро Перебийніс

В свое время широкую огласку получила книга "Україно наша Радянська". Не потому, что талантливо написана, а потому, что была освящена авторством первого секретаря ЦК Компартии Украины, члена политбюро ЦК КПСС Петра Шелеста. Вряд ли высокий партийный чин писал ее лично, имея возле себя армию мастеров пера, но именно она стала одним из официальных пунктов обвинения его в национализме, который якобы выразительно проявился в "идеализации украинского казачества". Шелест, как утверждал известный партийный летописец Виталий Врублевский, стал одиозной личностью чуть ли не с гетманскими замашками.

Понятно, что разговоры об идеализации или героизации в этом конкретном случае требовались вовсе не из соображений заботы об исторической чистоте оценки нашего прошлого. Хотя известно, что объективные исследования проблем казачества блокировались постоянно, поскольку они воспринимались не как предмет чистой науки, а практически всегда - как идеологический выпад против навязанных извне стереотипов. Речь шла об элементарной дискредитации лидера республики. А навешивание липкого ярлыка было характерным признаком ее "утонченного" стиля, чем воспользовался тогда многолетний и опостылевший всем надзиратель от идеологии Михаил Суслов.

В мае 1972 г. Петра Ефимовича отстранили от высокой должности и отправили в Москву, чтобы там его постепенно забыли. А забвению в республике должна была способствовать апрельская 1973 г. разгромная публикация в журнале "Комуніст України" (главном теоретическом и политическом органе ЦК КПУ) "о серьезных недостатках и ошибках" книги, изданной еще в 1970 г. Со временем недавнего первого коммуниста "не пустили" и в Украинскую советскую энциклопедию, последний, 12-й том которой вышел в 1985 г.

Отрицать тот факт, что Петр Ефимович, зная о казацких корнях своего рода, благосклонно относился к этому периоду нашей истории, было бы бессмысленно. Тем не менее истина оказалась вне контекста так называемой рецензии. И заключалась она в том, что нельзя ни преуменьшать значение такого мощного национального стержня, каковым было уникальное по своей природе украинское казачество, ни идеализировать чрезвычайно сложные и неоднозначные процессы, сопровождавшие его и в целостной феноменальной ипостаси, и в опыте каждой разновидности, и даже наименьшей структуры. Именно на уровне казацкой сотни я случайно столкнулся со всем букетом этих ненадуманных проблем.

Сначала я не без удовольствия отметил, что мое родное село с популярным названием Ивангород в исторической литературе часто упоминается как сотенный городок Уманского полка. Авторитетным источником в данном случае является, в частности, карта в энциклопедии - "Адміністративно-територіальний поділ частини України, що перебувала під управлінням гетьмана Б.Хмельницького (1649 г.)" (УРЕ, К., 1984, т.11, кн. 2, с. 82). Таким образом, фактически где-то в 1647-м или 1648 г. как минимум, казацкое воинское подразделение в Ивангороде уже функционировало. Напомню, 1648-й был годом избрания чигиринского сотника гетманом Войска Запорожского. В течение полутора лет он одержал ряд блестящих побед над польскими войсками, вершиной которых считается битва под Зборовом, а результатом - неоднозначно воспринятый так называемый Зборовский договор между королевской Польшей и Украиной. Он фактически подводил итог первого этапа Национальной революции 1648-1657 гг.

Итог, безусловно, важный, если принять во внимание, что Казацкая держава наконец становилась заметным субъектом международного права. В результате был признан автономный статус значительной части наших земель, а лидер повстанцев демонстрировал характер, адекватный, как сказали бы теперь, вызовам времени. И, несмотря на эту очевидную военную и дипломатическую победу, Богдан Хмельницкий оказался в довольно затруднительном положении в связи с неожиданным переходом во вражеский стан союзника казаков, подкупленного поляками крымского хана Ислам Гирея ІІІ. Его, как и поляков, не устраивало усиление Украинской державы. Не очень радовали компромиссные статьи договора и Богдана. По большому счету они не удовлетворяли никого, хотя и создавали основу для перемирия. В определенной степени, правда, устраивали Варшаву, поскольку позволяли шляхтичам возвращаться на украинские земли и восстанавливать свои права.

Возникал логичный вопрос: а за что воевали? Ведь местное население активно включилось в бескомпромиссную борьбу за Казацкую державу, надеясь на окончательное изгнание захватчиков. Эти ожидания, следует сказать, опирались на реальную почву. Если в 1647 г. проводилась активная подготовка восстания со многими неизвестными, то в следующем, 1648-м, эти усилия и намерения были оправданы победными сражениями. В конце концов, дело увенчалось всенародным выступлением против чужеземного господства, равных которому по масштабам среди революционных движений тогдашней Европы не было.

В этом глубинном водовороте не потерялось и мое село. Украинский народ в лице казачества творил воинскую силу для защиты от разновекторной внешней агрессии. С уверенностью можно предположить, что Ивангород как город-крепость был готов к отпору любым возможным захватчикам, и то, что именно здесь была сформирована первая на современной Христиновщине Ивангородская казачья сотня - самоуправляющаяся административно-военная единица, - не было случайностью.

Уманский полк известен как один из мощных казацких полков Гетманщины. Образованный летом 1648 г., он активно участвовал в восстании. Согласно реестру 1649 г., "первому паспорту" казачества, состоял он из 14 сотен, носивших названия своих центров, и объединял 2949 (в УРЭ - 3083) реестровых казаков (Киевский, к примеру - 1792). Полк охватывал значительную часть современных Черкасской, Кировоградской и Винницкой областей. В имеющихся списках Ивангородская сотня во главе с Василием Бубликом по количеству казаков (201-202) была третьей, вслед за полковой Уманской и Маньковской.

История сотни заслуживает отдельного исследования как уникальное явление для периферийного, по нашим меркам, села. Тем более что она имеет страницы не только героические. К героическому я бы причислил, безусловно, сам факт формирования сотни в такой чрезвычайно сложный период освободительной борьбы, когда вопрос выбора места под солнцем становился не чем иным, как испытанием на мужество и патриотизм. Это было, если хотите, проявление высокого уровня национального самосознания односельчан, хотя я уверен: никто тогда таких слов не говорил. Почти то же самое находим и у Грушевского: "Се ж не були вояки з ремесла, а в переважній більшости хліборобське селянство, що повстаннєм хотіло збутися панської і польської кормиги, стати хозяїном своєї праці, жити і дбати свобідно про свій добробут, про задоволеннє своїх економічних і культурних потреб". Однажды я спросил сельского голову Степана Шиндора, смог ли бы он организовать сейчас на какое-то доброе дело сотню или две физически крепких мужчин. Он посмотрел на меня, как на инопланетянина: конечно же нет! А сегодня - тем более, поскольку село растет "не туда". А вот более 350 лет назад - могли! И те мужи вписали славные страницы в историю, которую нынешние, к сожалению, не знают. Вписали в контексте создания великого европейского государства! Ведь власть казацкой старшины распространялась на все население соответствующей территории.

Автор "Умані козацької і гайдамацької" отец Юрий Мыцик, анализируя военные перипетии, констатирует, как беспощадно с течением времени изменяется значение наших городов и сел. Сопоставляя прошлое и настоящее сотенных поселений, автор отмечает как следствие не всегда положительных, а то и разрушительных процессов тот факт, что Ивангород сегодня стал обычным селом. Досадно, конечно, но и это село мельчает, а заодно выветриваются присущие ему когда-то казацкий дух и ратная слава. В советское время, как видно на примере Шелеста, такие доблести не особенно почитались, а теперь и подавно: все поплыло и заилилось житейскими неурядицами.

А казацкие будни и в дальнейшем были очень бурными. Уманский полк во главе с Иосифом Глухом принимал участие в разгроме войск польского магната Калиновского под Винницей, а позже - в генеральной битве украинской и польской армий под Берестечком (июнь-июль 1651-го), которая, к сожалению, вследствие измены крымчан завершилось поражением и даже временным ханским (!) пленом Богдана Хмельницкого. Об этой странице нашей истории особенно рельефно напомнила всем нам Лина Костенко. Тот, кто, возможно, посещал места сражений и видел страшную пирамиду черепов в местном музее, имеет хотя бы приблизительное представление о масштабах кровопролития. Шляхта снова двинулась в Украину. Уманский полк, как один из самых боеспособных в украинской армии и, очевидно, умело управляемый, вышел из битвы с незначительными потерями.

По разрозненным сведениями трудно судить о конкретной роли Ивангородской сотни в этих событиях. Ее можно додумывать лишь в общем контексте. Действительно, были и победы, и поражения.

Но есть в дальнейшей истории факт, который неожиданно ставит все с ног на голову. Недаром же Владимир Винниченко говорил, что украинскую историю нельзя читать без брома. После успешных боев под Белой Церковью, но неоднозначного Белоцерковского мира (18.09.1651) землевладельцам из польской шляхты фактически было подтверждено зборовское разрешение возвращаться в свои бывшие имения (в том числе и в Умани); восстанавливались и их старые привилегии. Естественно, это вызвало резкое недовольство среди низового казачества. Крестьянско-казацкими волнениями постоянно стремились воспользоваться влиятельные круги Речи Посполитой, надеясь даже на устранение Богдана Хмельницкого. Они безуспешно подстрекали на это молдовских господарей; не без польского влияния такие идеи уже зарождались и в казацкой среде.

Общеизвестно, что и у других соседей - московских правителей - к тому времени руки чесались вмешаться в казацкую войну. Они понимали: примирение поляков с Богданом могло бы двинуть их вместе с татарами и казаками на Москву, но воспоминания о предыдущих битвах Богдана с поляками сдерживали. Неизвестно, чем бы это завершилось для московитов. А с другой стороны, Варшава искала возможностей любой ценой удержать казацкую территорию в своих руках.

Здесь и споткнулась Ивангородская сотня, точнее, ее предводитель. Вот как писал об этом в уже упомянутой книге отец Юрий Мыцик.

"За свідченням анонімної польськомовної "Віршованої хроніки" (1682), створеної подільським шляхтичем, польний гетьман коронний Марцін Калиновський задумав улаштувати замах на Хмельницького. З цією метою він домовився з деякими козаками Уманського полку (а ця територія, нагадаємо, була колишньою маєтністю Калиновських), що Уманський полк перейде на польський бік, коли війська Речі Посполитої прийдуть стати на квартири в даному регіоні, як випливало з постанов Білоцерківського миру. При цьому козак Бублик мав захопити Хмельницького, коли той виїде в супроводі однієї-двох осіб на пасіку в Чорному лісі під Уманню і передати його Калиновському. За це той обіцяв зробити Бублика уманським полковником… Однак інший козак, довідавшись про задуману зраду, своєчасно сповістив про це гетьмана України, який наказав Бублика схопити і стратити..."

Сказать, что я был разочарован таким поворотом моего исследования, - не сказать ничего. Ухватившись за выигрышную тему, я надеялся докопаться до чего-то исключительно положительного, победоносного. Ведь речь идет о земляках! Но... "Когда ты берешься за какую-то тему и начинаешь ее глубоко копать, то вылезают вещи, которые разрушают... пространство обычной мифологии. Вы оказываетесь перед истиной - возможно, непатриотичной, непривлекательной, невкусной. И ты потребляешь ее, как горькое лекарство..." - так говорил о Сергее Есенине известный режиссер Роман Балаян. А ведь переживания те же самые, что и у меня с казацким сотником-земляком.

Широкой огласки в исторической литературе факт его вероломства не получил. И наверное, не случайно. Даже лучшие страницы нашего бытия были далеко не идеальными. А в те времена нередко падали головы и полковников, и гетманов. Так что случай с Василием Бубликом лишь капля в море.

Многолетняя же "охота" на Хмельницкого закончилась для поляка трагически. "Батько Хмель" переиграл его. Летом 1652 г. под горой Батог над Бугом он разгромил польскую армию, и, как свидетельствует летописец Софонович, "там же гетмана коронного Калиновского татарин один простой, отрубив голову, в торбе к Хмельницкому принес". Важную роль в этом бою сыграла казацкая конница под командованием легендарного сподвижника Хмельницкого - Ивана Богуна. Позже, в 1654 г., "під час тяжких боїв на Уманщині... під Івангородом вороги мало не схопили Богуна, що відступав, ...втративши при цьому свого перекладача й одного слугу-татарина, а також прапор і литаври".

Победа же под Батогом, в которой отличились казаки Уманского полка, стала убедительным реваншем за поражение под Берестечком. Естественно, хотелось бы знать хоть что-нибудь об участии в этой битве наших односельчан (тем более что бои разворачивались совсем рядом - на территории нынешних Тростянецкого и Гайсинского районов Винницкой области), так же, как и о дальнейшей судьбе сотни вообще. Но в росписи 1654 г. Ивангородской сотни уже нет. Исследователи склонны считать, что вероятной причиной были страшные опустошения, которым подверглось немало сел от войск Речи Посполитой и Крымского ханства во время кампании 1652-1653 гг., когда вся Брацлавщина вплоть до Умани была покрыта пеплом.

Если сравнить сведения из Реестра Войска Запорожского 1649 г. и присяжных книг 1654-го, пишет отец Юрий Мыцик, то увидим, что Уманский полк претерпел определенные территориальные изменения. Некоторые сотенные центры уже не упоминались (Ивангород, Кочубеевка, Романовка, Кисляк), вместе с тем появился ряд других - Орадовка, Христиновка, под названием Верховня появилась Верхнячка. Не исключено, что ивангородцы после казни сотника пополнили новые малочисленные сотни, сформированные за последние пять лет, в частности Христиновскую или Орадовскую, как предполагают другие авторы. Описывая историю соседней Севастьяновки, Л.Дяченко отмечает, что нынешний родовой состав села начал формироваться в конце ХVІІ в. из казаков Ивангородской сотни Уманского полка и Терлицкой сотни Кальницького.

Вряд ли сквозь толщу веков удастся с должной достоверностью выяснить все перипетии сложной судьбы свободолюбивых предков. Однако подчеркиваю: я считал и считаю, что это одна из ярчайший страниц истории казацкого села. Она свидетельствует о его довольно непростом и героическом прошлом. Даже самим фактом существования Ивангородской сотни можно и должно гордиться. Я бы предложил во время очередных переименований назвать центральную сельскую улицу Казацкой, мимо которой никак нельзя было пройти ни в победоносные, ни в трагические времена и которая, безусловно, причастна ко всем событиям на наших землях. Тем самым мы бы продемонстрировали уважение к своей настоящей истории и вместе с тем сделали бы посильный вклад в память следующих поколений. Потому как в самом названии заложен мощный информационный заряд, уважительное закрепление связи с глубинно-вековым пластом нашего бытия. Пришло же кому-то в голову назвать улицу именем Ленина! Знаю, насколько важно было в минувшую эпоху иметь практически в каждом населенном пункте топонимику и бронзовые или железобетонные монументы, посвященные тогдашним вождям. Но ведь они не жили и не творили в каждом селе!

Неизвестно, между прочим, было ли колоритное имя предводителя третьей сотни Уманского полка настоящим, или, возможно, приобретенным, как это нередко случалось. Нет оснований утверждать, что он был таки нашим односельчанином. А вот что касается эпизода с переманиванием в другой лагерь, то сомневаться не приходится. Хотя и хотелось бы завершить рассказ на возвышенной, патриотической ноте. Но куда деваться, если жизнь наших - даже знаменитых - предков была далеко не безгрешной. Да и многих современников - также.

Еще с античных времен, задолго до нашей эры, в каждой трагедии видели завязку и развязку. "Завязкой, - писал Аристотель, - я называю часть пьесы от ее начала до того крайнего предела, за которым наступает переход к счастью или к несчастью, а развязкой - часть от этого перехода и вплоть до конца..."

Вот и думай: была ли ситуация с сотником "крайним пределом", за которым наступило счастье-несчастье родного села?

Возможно и прав П.Шелест, назвав свои мемуары "Справжній суд історії ще попереду"?..