ЖИЗНЬ ЗА СЧЕТ ЖИЗНИ

Клеточную терапию называют «медициной будущего». Она замедляет процесс старения, защищает от рака, побеждает многие неизлечимые недуги — от болезней Дауна и Паркинсона до бесплодия и импотенции.

В основе клеточной терапии, или «фетальной хирургии», как называют ее специалисты, лежит использование клеток неродившихся детей и зародышей животных. Живые клетки, взятые у зародышей, вводят в организм больного путем обычной инъекции. Это дает уникальный эффект: клетки не содержат антигены, поэтому организм больного не может распознать их как чужеродные и отторгнуть.

Однако не успев как следует встать на ноги, клеточная терапия оказалась окутана тайной и стала обрастать массой мифов, слухов, сенсаций. Во многом это было связано с личностями тех, кто пользовался ее «услугами». Простые смертные так и не получили к ней широкого доступа. Среди немногих счастливчиков лишь те, кто обладал огромными деньгами, властью или славой. Иосип Броз Тито и Николас Чаушеску, Френк Синатра и Марлен Дитрих, Альфред Хичкок и Сильвестр Сталлоне, папа Пий ХII и Чарли Чаплин, Ричард Никсон, король Марокко и самый богатый человек планеты султан Брунея...

Как это ни парадоксально, но клеточная терапия и ее технология были открыты и разработаны в России. Первые опыты с зародышами проводились в Петербурге еще в конце ХIХ века, однако развития не получили: были запрещены советской властью. В 1934 году институт, занимавшийся исследованиями «фетальных клеток», разогнали.

В то же время в Европе более широко применялись ткани животных. Однако если результаты их исследования расценивают как хорошие, то применение тканей человека превзошло все ожидания.

Американский хирург Роберт Гейл опубликовал в 1986 году результаты проведенных им операций по пересадке костного мозга жертвам чернобыльской аварии. А в 1988 году Курт Фрид из Центра медицинских наук Колорадо сделал первую в Америке операцию по трансплантации фетальных клеток с болезнью Паркинсона. Шведские ученые из Луондского университета заявили, что ткани мозга, взятые ими у 6—8-недельного зародыша, «прижились» в мозгу пациента. Подобные операции планируются в Каролинском институте Швеции.

«Это революция в медицине», — говорит ученый из Сан-Диего Фрейд Гейдж о применении «фетальной хирургии» при операциях на мозге. Мозговые клетки отличаются от клеток кожи тем, что не могут восстанавливать самих себя (именно поэтому оцарапаная коленка заживает, а паралич не излечивается). Теперь же появилась возможность восстанавливать мозговые клетки, о чем раньше врачи не могли и мечтать.

Каждый год в стране делается около 10 миллионов абортов. Трудно сказать, насколько это нравственно, но многие больные, потерявшие надежду на исцеление, в этом прямо заинтересованы.

Наука, медицина не могут развиваться в «этическом вакууме», и это наглядно показали открытия конца ХХ века: генная инженерия, искусственное оплодотворение, операции по изменению пола. В цивилизованных странах развивается биологическое законодательство, а наука продолжает преподносить все новые «сюрпризы».

Правильно ли поступают медики, отбирая жизнь у одних и спасая других? Клеточная терапия поставила врачей перед нравственным выбором. Камнем преткновения, естественно, стал вопрос о пределах допустимого в использовании зародыша человека. В самом деле, где гарантия, что получение фетальных клеток не будет поставлено на коммерческую основу? Не превратится в сверхдоходный бизнес со всеми вытекающими отсюда последствиями?

А что думают об этом во Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), установки которой служат «компасом» для врачей всего мира? Согласно концепции ВОЗ все, что делается для здоровья и жизни человека, этически оправдано. Однако это определение все достаточно декларативно и не снимает остроту проблемы.

Ведь возможность использовать женщин в качестве «фабрик» для фетальной хирургии остается. Нельзя исключать и то, что ткани могут быть использованы не по прямому назначению — например, для производства косметических средств. Один из возможных выходов — сравнить «качество» животных клеток и клеток человека. Однако в ближайшем будущем, как считают специалисты, это вряд ли достижимо.

Еще одним перспективным направлением могло бы стать создание биотехнологии по контролируемому выращиванию клеток и органов в лабораториях. Тогда бы отпала необходимость использовать клетки и ткани, остающиеся после аборта.

Если на западе «фетальная хирургия» наделала много шума, то в России о ней почти не говорят и не пишут. Однако российские специалисты в этой области не бездействуют. Клеточной терапией в Москве занимаются в Международном институте биологической медицины, созданном в конце прошлого года на базе Российского научно-технического центра акушерства, гинекологии и перинатологии РАН, возглавляемого академиком РАМН Владимиром Кулаковым. Многие болезни здесь лечат в «тандеме» со специалистами из других лечебных учреждений.

Одно из направлений работы института — лечение бесплодия, поэтому здесь сотрудничают с врачами из республиканского Центра репродукции человека Минздрава РФ во главе с директором Андреем Акопяном. Центр репродукции человека имеет опыт лечения более 300 больных мужским бесплодием и импотенции с помощью клеточной терапии. При этом здесь успешно используются не только человеческие клетки, но и клетки животных. Запатентованная методика получения клеток животных разработана в НПО «Биомаш» лаборатории, руководимой Дмитрием Зыбиным.

«В течение пресадка культуры клеток Лейдига (вырабатывающих мужские половые гормоны) нашла широкое применение при лечении мужского бесплодия и импотенции в Центре репродукции человека», — говорит професор Василий Васильев.

Первые попытки такого применения тканевой терапии были предприняты в Центре еще 20 лет назад. Начиналось все с пересадки донорского яичка. Использование культуры клеток Лейдига для лечения бесплодия и импотенции стала вторым этапом. В настоящее время специалисты Центра переходят от применения одного вида ткани к использованию их различных видов и сочетаний.

«Конкретным результатом нашей деятельности, — стало то, что за последние три года нам удалось улучшить состояние 300 больных, страдающих мужским бесплодием, в среднем на 20 процентов».

По мнению сотрудников Центра это направление медицины может оказаться перспективным для лечения и других ранее неизлечимых болезней. «Русская школа клеточной терапии , — считает Андрей Акопян, — развивается по пути лечения безнадежных недугов, в то время как на Западе основным направлением все же является использование клеточной терапии для омоложения». «Лишь небольшой коечный фонд не позволяет принимать нуждающихся в таком лечении пациентов чаще двух раз в неделю», — говорит профессор Василий Васильев.

Сколько лет жизни может подарить один укол? «От двух до пяти лет, — отвечает Андрей Акопян. — Однако мы не намерены использовать бесценный материал просто для омоложения. Мы предоставляем его тем, кто безнадежно болен».

Как российские врачи решают нравственную проблему? В Центре матери и ребенка считают, что о коммерциализации клеточной терапии не может быть и речи. Хотя себестоимость операции 5 тысяч долларов.

Фетальные клетки не могут быть предметом купли-продажи у женщины, — говорит Геннадий Сухих, директор Международного института биологической медицины.