СО СКАЛЬПЕЛЕМ ШАЛИМОВ НЕ РОДИЛСЯ

Их было бы очень много - мужчин и женщин, молодых и стариков, людей из разных социальных групп. Они заполонили бы до отказа большой стадион. Всех их объединяло бы одно: своим здоровьем (а некоторые и жизнью) они обязаны великому хирургу академику НАН и АМН Александру Шалимову.

Сегодня корифей украинской медицины, которому недавно исполнился 81 год, отвечает на вопросы корреспондента «Зеркала недели».

- Немало известных композиторов, художников и актеров проявили одаренность еще в детстве. А что можно сказать о задатках виртуоза-хирурга? Ваши способности тоже обусловлены генетически и были заложены матушкой природой или это результат упорного тренинга, углубленных занятий медициной?

- Насчет генов не знаю, но что в основе всего лежит упорный труд - это бесспорно. Многие годы я руководствовался простым правилом - взять все лучшее у тех, кто добился хороших результатов, но непременно их превзойти. Работая в Брянске, а потом в Харькове, первые десять лет ни разу не был в отпуске. В Москве, Ленинграде или другом городе СССР выбирал клинику, где, согласно сообщениям в медицинских журналах, применялась какая-то новая, оригинальная хирургическая методика, и отправлялся туда на месяц.

- И все же трудно поверить, что врожденные способности здесь ни при чем и блестящим хирургом может стать каждый - стоит лишь поставить перед собой такую задачу.

- А я ее и не ставил. На первых трех курсах Краснодарского медицинского института увлекался патофизиологией. Но после четвертого проходил практику в районной больнице. Здесь судьба меня свела с неординарным человеком - хирургом, заведовавшим отделением. Сначала я ему ассистировал. И к каждой операции готовился, как к экзамену, - штудировал литературу, смотрел атласы. Видя подобное рвение, мой наставник стал доверять мне простейшие случаи. Как-то посмотрев, как я работаю, он сказал: «Быть тебе, парень, хирургом…»

Последний выпускной экзамен, кстати, по хирургии, я сдал 23 июня 1941 года. Как многие тысячи сверстников, рвался на фронт. Но из-за серьезной болезни позвоночника врачи в военкомате решили: к строевой не годен. Меня направили в один из самых глухих районов Читинской области, расположенный на границе с Манчжурией, - 700 километров от Читы, 300 - от железной дороги. Добирался туда больше месяца. Приезжаю и узнаю, что назначен хирургом и главным врачом района. Но буду тут не только главным, но и единственным доктором.

На следующее утро звонит телефон: вызывают в село, находящееся в 75 километрах от райцентра. Сажусь в сани - поехали. Прибыли на место в три часа ночи. Света нет - зажгли керосиновую лампу. В таких условиях пришлось делать сложную гинекологическую операцию. Вот здесь-то впервые почувствовал себя хирургом. Каких только операций не выполнял - от прободения язвы до внематочной беременности. Они и стали тем самым тренингом, о котором вы спрашиваете. Правда, у больных выбора не было. Но, к счастью для них, моя медицинская подготовка оказалась на высоте.

- Сколько раз с тех пор вы становились к операционному столу?

- Досчитал до 35 000, а потом бросил. Думаю, где-то около 40 000. После войны хотел возвратиться в Краснодар. Увы, там хирурги не требовались. Поехал по городам Украины, однако и здесь найти работу не мог: в больницы возвращались демобилизованные врачи. В итоге решил податься в Сибирь. Но денег на билет хватило только до Брянска. Слава Богу, тут в областной больнице удалось устроиться… урологом.

- В Киев вы переехали из Харькова, где, как мне известно, больные на вас просто молились. Не страшно было уезжать? Ведь вы, поди, понимали, что столичные корифеи аплодисментами вас встречать не станут, а пробиться сквозь их заслон чрезвычайно трудно?

- Естественно, все это учитывал. Друзья меня отговаривали. Но я человек честолюбивый, и всю жизнь стремился взять более высокий рубеж. А здесь намечалась перспектива роста, профессионального совершенствования. Решение переехать в Киев не было опрометчивым, принятым сгоряча: мол, будь что будет. Я тщательно все обдумал и взвесил.

- А вы не боялись, что киевские медицинские «генералы» с первых же дней начнут вам ставить палки в колеса?

- Я этого ожидал, но не боялся. К интригам в конце концов привыкаешь. К сожалению, с завистью нередко встречался и раньше - в Брянске, а потом в Харькове, где против меня поначалу ополчилась вся профессура. Некоторых местных хирургов страшно бесило, что больные стремятся попасть не к ним, а ко мне.

- Как вы относитесь к завистникам - снисходительно, как к неизбежному злу, или непримиримо? Ведь подобные люди, наверное, испортили вам немало крови. Их главное оружие - различные слухи, сплетни, полуправда и явная ложь. В Киеве много лет ходят легенды о запоях, любовных приключениях и сверхгонорарах Шалимова…

- Я отнюдь не аскет и ничто человеческое мне не чуждо, но, поверьте, свою честь не марал никогда, что бы обо мне ни говорили. А вообще-то, зависть для homo sapiens - вещь естественная, вполне вписывающаяся в человеческую природу. Иное дело, какие поступки под ее влиянием совершает тот либо иной индивидуум. И все же бывают случаи, когда это чувство даже приносит пользу.

В Брянске я начал работать одновременно с Николаем Амосовым. Наше хирургическое отделение разделили. Одному дали 65 коек, другому - 70. В большой операционной поставили два хирургических стола. За одним работал я, за другим - Николай Михайлович. Он, откровенно говоря, был тогда поразвитее и покультурнее, чем я. Мое детство прошло в деревне, родители были простыми крестьянами. И я, конечно, ему кое в чем завидовал. Но если думаете, что он не отвечал мне «взаимностью», ошибаетесь. Тем не менее подножек друг другу никогда не ставили. Я, например, без колебаний перенимал то, что лучше делал он, а Амосов брал на вооружение те вещи, которые интереснее получились у меня. В больнице нас считали друзьями, хотя в общем-то мы ими не были. Точнее, нас следовало бы назвать конкурентами. Но соревновались мы по-джентльменски. В результате Брянская областная больница в хирургическом отношении оказалась выше медицинских учреждений Киева, Харькова, Смоленска и Курска.

Приведу некоторые примеры. Как-то прочитал в медицинском журнале, что московский профессор Либов выполнил первую в СССР резекцию легкого (в США и некоторых других странах это уже делали). Я сразу же поспешил в столицу и попал на третью подобную операцию. Убедившись, что она не представляет для меня ничего сложного, вскоре после возвращения в Брянск ее повторил. Затем резекцию легкого выполнил Амосов. Николай Михайлович начал делать ее и при туберкулезе. Причем результаты у нас с ним были очень хорошими. Через некоторое время я разработал при туберкулезе новую операцию - иссечение каверны с зашиванием легочной ткани. И провел 67 таких хирургических вмешательств без единого летального исхода.

Амосов защитил кандидатскую диссертацию, и я решил от него не отставать. Он стал доктором медицинских наук, и я набрал материал для защиты. Иначе говоря, наше соперничество приносило ощутимую пользу и медицине, и больным.

- А вы не испытываете чувство зависти к знаменитым зарубежным коллегам, чьи достижения стали известны всему миру? Когда вы услышали о первой пересадке сердца, осуществленной в Кейптауне Кристианом Барнардом, ваше собственное в этот момент не дрогнуло? Не сказали тогда себе: «И я бы мог?..»

- Конечно же, я ему позавидовал. И сразу начал ставить опыты на собаках. Но тут главный хирург Минздрава СССР и министр здравоохранения Петровский издал приказ, запрещающий делать такие операции. А я уже был почти у цели. Поэтому решил, что при первой же возможности попытаюсь.

- Хирурги, с которыми мне довелось говорить, утверждают, что пересадка сердца - не самая трудная операция, мол, бывают и посложнее. Вы с этим согласны?

- Безусловно. В качестве примера назову панкреатодуоденальную резекцию при раке поджелудочной железы. И по сложности, и по продолжительности она оставляет пересадку сердца далеко позади.

- А сколько таких операций вы сделали?

- Более 600.

- Александр Алексеевич, почему, по вашему мнению, в Украине до сих пор не проведено ни одной трансплантации сердца, в то время как в других странах счет идет уже на тысячи? Это тем более обидно, что искусство многих наших врачей ничем не уступает умению их зарубежных коллег?

- Первая причина - приказ Петровского, о котором я уже упоминал. Он подрезал крылья нашим хирургам. Вторая - до сих пор не принят закон о трансплантации, хотя его проект лежит в Минздраве с 1992 года. В Украине никак не регламентируется изъятие органов у трупа. Нужно ли в подобных случаях разрешение родственников? Или необходимо согласие человека, высказанное заранее, при его жизни? А может быть, ответ на данный вопрос должны каждый раз давать сами медики - скажем, специальная врачебная комиссия с участием судебных экспертов? Здесь следует заметить, что законы, регламентирующие пересадку, действуют в большинстве цивилизованных стран мира. Спрашивается, что же мы к их числу не относимся?

И, наконец, третья причина - средства. Большая хирургия стоит больших денег. В Институте сердечно-сосудистой хирургии проведены удачные эксперименты, и киевские кардиологи могли бы приступить к пересадкам сердца. Но опять-таки все упирается, с одной стороны, в средства, с другой - в отсутствие закона о трансплантации органов. Его никак не соберется принять наша Верховная Рада.

- Футурологи утверждают, что уже в первые десятилетия XXI века может быть осуществлена пересадка мозга. Как вы считаете, это реально?

- Вполне. Мне кажется, при соответствующих исследованиях, серьезных экспериментах и специальной подготовке пересадку человеческого мозга или головы могли бы осуществить и украинские хирурги. Думаю, лучшим из них такое будет по плечу.

- Обратная сторона блестящих успехов в трансплантации, достигнутых лучшими клиниками ряда стран, - появление подпольной, криминальной торговли органами. Ходят слухи, что и у нас нашлись мерзавцы, которые распускают людей на «запчасти», а затем их продают за границей. Вы в это верите?

- К сожалению, подобные преступления возможны и в Украине.

- Но ведь изъять орган, чтобы он был пригодным для пересадки, способны только классные хирурги в хорошо оборудованной операционной. Но такие специалисты у всех на виду. Кроме того, сердце, печень, легкие или почку для перевозки нужно еще и законсервировать. А это отнюдь не означает лишь поместить в банку с раствором. Да и на таможне могут заинтересоваться, что за «консервы» пытаются переправить через границу.

- Зачем же доставлять за рубеж отдельные органы? Можно ведь и целого человека. Его, к великому сожалению, совсем не трудно привести в такое состояние, при котором мозг погибает, а сердце продолжает работать. Например, сымитировать несчастный случай. Для этого не обязательно быть хирургом и вообще иметь какое-либо отношение к медицине. Подобного человека не так уж сложно легально вывезти за границу, а затем в одной из клиник как у донора изъять у него органы.

- Вы никогда не слышали о себе такую «байку»? Шалимов-де не только великолепный хирург, но еще и… экстрасенс. Когда он оперирует, биополе, возникающее вокруг его пальцев, помогает исцелять пациента.

- К операциям, которые я делаю, биополе не имеет ни малейшего отношения. Я - нормальный, «классический» хирург с большим клиническим опытом. Никогда не рискую зря. Всегда помню, что в моих руках здоровье, а часто и сама жизнь больного.

- Александр Алексеевич, вы человек суеверный? В приметы верите?

- Суеверный? Пожалуй, нет. А если и верю, то лишь самую малость. Когда черная кошка перебегает дорогу, от операции не отказываюсь.

- В одном популярном анекдоте доктора рассказывают о своих ошибках. Один хвалится: самая серьезная произошла у меня. Несколько лет лечил больного от желтухи, а он оказался китайцем. В практике ваших коллег и подчиненных такого не было?

- Ошибки практически случаются у каждого хирурга. В первые годы работы не избежал их и я. Но, конечно, курьезы курьезам рознь. Анекдотических промахов в институте, которым я руководил, к счастью, не было. Хотя больные с салфетками, оставленными в ране хирургами, оперировавшими их в других клиниках, время от времени к нам поступают.

- В прежние годы говорить о мизерной оплате труда (по сравнению с зарубежной) наших лучших врачей было не принято. Эта тема относилась к разряду запретных, считалась табу. Сейчас все чаще можно услышать, что уравниловка здесь приносит огромный вред. Но по-прежнему ничего не меняется. Разве справедливо, например, что прославленному американскому хирургу Майклу Дебейки за одну операцию платят столько, сколько его знаменитый украинский коллега Александр Шалимов не получил за всю свою жизнь? Ведь такое положение заставляет некоторых врачей искать источники, скажем так, дополнительного вознаграждения…

- С уравниловкой давно пора покончить. Это мнение многих тысяч наших медиков. Хирург должен твердо знать: чем выше его мастерство, тем больше зарплата. Поскольку я одним из первых в СССР освоил новые методы операционных вмешательств при болезнях желудка и поджелудочной железы, в частности ее резекцию при раке, в 70-е годы мне предложили поработать в ГДР. Причем на моих операциях присутствовали также коллеги из ФРГ. И вот однажды мне предложили: «Переезжайте в Западную Германию. Хирург вашего уровня зарабатывает у нас 3,5 миллиона долларов в год…»

- Почему же вы возвратились в СССР?

- Как большинство советских людей, воспитан в патриотическом духе. Кроме того, опять-таки как советский человек, хорошо понимал, что если останусь на Западе, меня объявят «изменником Родины», а всех близких родственников пересажают. Теперь, чтобы завершить эту тему, сообщу, что моя зарплата как почетного директора института со всеми надбавками составляет 360 гривен, после вычетов - 325, то есть приблизительно 70 долларов в месяц. А ведь рядовые врачи получают намного меньше. Так стоит ли удивляться их «неэтичным поступкам» и тому, что некоторые берут у больных деньги и подарки?

- Когда вы смотрите на свою жизнь с высоты восьмидесяти прожитых лет, видите ли в ней поступки, решения, наконец, просто слова, о которых теперь жалеете?

- Конечно, к некоторым ситуациям сегодня я бы подошел по-другому. Возможно, в иных случаях вел бы себя более дипломатично. С возрастом становишься мудрее и судишь о людях менее категорично. Но все, что я совершал, делалось от чистого сердца. Против принципов не шел никогда, ни при каких обстоятельствах. Компромиссов с совестью не приемлю.

- Обычно пожилые люди стараются работать поменьше, а вы, наоборот, взваливаете на плечи все новые обязательства. Вы и почетный директор института, и главный хирург Минздрава Украины, и председатель Научного хирургического общества, и главный редактор журнала «Клиническая хирургия», и президент Благотворительного медицинского фонда Украины.

- Вы не упомянули о том, что я руковожу одним из основных отделов Киевского НИИ клинической и экспериментальной хирургии. А для меня это особенно важно, я ведь не чиновник от медицины - хирург.

- Зачем вам, 81-летнему человеку, подобные нагрузки? Что это, сознательная попытка перехитрить время и обмануть старость или именно такой напряженный ритм помогает продлить творческую жизнь, сделать ее более интересной и насыщенной?

- Время, к сожалению, не обманешь. Но будем считать, что подобный образ жизни - мое «фирменное» лекарство от старости. Главное - не опустить руки, не стать равнодушным. Нужно ценить каждую минуту, отпущенную нам Господом Богом. В отделе, которым я руковожу, работают четыре профессора. Недавно один из них оперировал больного с опухолью печени. Разрезал и приглашает меня: «Александр Алексеевич, взгляните - считаю, пациент неоперабелен». Мое подтверждение защитило бы его потом от возможных обвинений в бездействии. Я посмотрел, помылся и сделал радикальную операцию.

- И что вы ему после этого сказали?

- Ничего. Он все понял сам.

- Но подобные хирургические вмешательства длятся по многу часов. Как же вы в столь почтенном возрасте такое выдерживаете?

- Я делаю главное, от чего зависит успешный исход. А завершают операцию мои ученики - люди, которым я передаю хирургическую эстафету. Ведь за жизнь больных мы отвечаем вместе.