НЕРВНЫЕ КЛЕТКИ ВОССТАНАВЛИВАЮТСЯ!

Нет на свете человека, который не слыхал бы, что нервные клетки не восстанавливаются. «Не нервничай, — хоть раз, а говорил нам кто-нибудь из людей знающих и многоопытных, — не волнуйся, не дергайся, не кипятись, не психуй: нервные клетки не восстанавливаются».

Миф! Чистейшей воды миф! Восстанавливаются как миленькие. Кипятитесь на здоровье и никого не слушайте.

История этого открытия уходит корнями в шестнадцатый век, когда испанцы, прибравшие к рукам Канарские острова, прислушались к пению тамошних птичек из семейства, как выяснилось впоследствии, вьюрковых, пришли от этого пения в восхищение и в один прекрасный день смекнули, что на пичужках можно хорошо заработать. Пичужек завезли в Европу, назвали в честь их родины канарейками, одомашнили, и они стали услаждать слух широкой публики на необозримых пространствах от Лиссабона и Дублина до отдаленной Московии и снежного Кавказа. В Московии их особенно полюбили, называли ласково кенарями и даже сложили о них песню, под которую маршировали чудо-богатыри во время бесконечных своих переходов:

Соловей, соловей, пташечка,

Канареечка жалобно поет.

Попала канареечка и в Америку. По свидетельству современников, привез её из Парижа сам генерал Лафайет, неравнодушный, как и все генералы, к музыке и пению. А в 30-е годы нашего столетия в Нью-Йорке наблюдалось повальное увлечение канарейками. Не было семьи, которая не держала бы их и не приглашала бы специальных учителей поставить им голос.

Вот тут-то и начинается настоящая история открытия, восходящего именно к 30-м годам, к этой безумной эпидемии, которую тщетно высмеивали тогдашние комики и фельетонисты. Все прочее было, в сущности, предысторией, хотя и очень важной. Ведь не появись на Канарских островах смекалистые испанцы и не протянись от них ниточка к свободолюбивому генералу, владельцам нью-йоркских зоомагазинов не пришлось бы проявлять изобретательность, результаты которой заинтриговали доктора Стивена Голдмана, а доктор Стивен Голдман, в свою очередь, не стал бы заверять нас, что мы можем волноваться сколько душе угодно, ничуть не беспокоясь о судьбе своих нервных клеток.

Итак, Нью-Йорк тридцатых годов... Зоомагазинов раз в десять больше, чем сегодня. И в каждом — бойкая торговля канарейками. Казалось бы, владельцы зоомагазинов должны потирать руки от счастья и до полуночи подсчитывать выручку. А у них сердце разрывается от досады. По тогдашним правилам закупать канареек они должны были парами — самца и самку. А продать могли только самцов, ибо только те и пели (отчего и появилось в России слово мужского рода — кенарь). Самки в глазах любителей пения не стоили и ломаного гроша, покупали их редко, только на развод, чаще же всего шли они на ужин кошкам. Вот от того, что так пропадало добро, и разрывалось сердце у честных зоомагазинщиков.

Но горевали они недолго. Некий ученый муж заглянул однажды в зоомагазин на Второй авеню и пообещал за умеренную плату превратить всех безгласных самок в сладкоголосых самцов. Зоомагазинщик сразу понял, что перед ним не шарлатан: он ведь по роду занятий кое-что смыслил в биологии. Да и секрет превращения был прост. Ученый муж делал всем самкам инъекцию мужского гормона тестостерона. Придя в себя, самки начинали выводить рулады. Пели они, правда, недолго — всего несколько недель, но за это время продавцы успевали сбыть их с рук. Сердце у зоовладельцев разрываться перестало, а кошкам пришлось забыть вкус птичьего мяса.

Спустя сорок лет после канареечного ажиотажа воздействием гормонов на мозг птиц заинтересовался Стивен Голдман, выпускник Рокфеллеровского университета в Нью-Йорке. Тему для раздумий он выбрал не случайно. Об уловках владельцев зоомагазинов ему рассказал дедушка, намекнувший внуку, что тот получает сведения почти что из первых рук. И Стив, выросший в семье, где почитали старших, решил продолжить опыты предков. Но не в тех, конечно, целях, ко-торые иной пурист счел бы сомнительными, а в сугубо научных и со всех точек зрения бескорыстных. Решению немало способствовало то обстоятельство, что любимый университетский учитель Стива, Фернандо Ноттебом, только что обнаружил в мозгу певчих птиц отдел, ведающий пением. Этот отдел, так называемый дорсальный неостриатум, то есть «новая задняя перегородка», был у самцов намного больше, чем у самок. Ноттебом благословил своего ученика на поиски клеток, которые в недоразвитой перегородке у самок так чутко откликаются на введение тестостерона, что, судя по всему, начинают делиться и производить новые клетки.

Найти эти клетки можно было только одним способом — запустить в мозг одновременно с гормоном радиоактивные изотопы. Источником изотопов послужила аминокислота тимидин, непременная участница синтеза клеток. В ней часть атомов была заменена атомами тяжелого водорода — трития, который всегда радиоактивен. Ноттебом и Голдман были уверены, что тритированный тимидин обнаружится в глиальных клетках, играющих в мозгу подсобную роль. Но, к их удивлению, изотопы скопились в самих нейронах. Сомнений нет: в ответ на появление мужского гормона у взрослой женской особи, вопреки всем теориям, рождаются и вырастают новые нейроны! До сих пор такое наблюдалось только у эмбрионов, мозгу которых и полагалось расти. Некоторым экспериментаторам удавалось даже вырастить нервные клетки из эмбриональной ткани. Но рождение нейронов у взрослых особей — о таком никто прежде и подумать не мог.

Рождаться они могли только из так называемых клеток-предшественниц. Такие недоразвитые клетки служат обычно материалом для нормальных клеток кожи и тотчас идут в ход, когда царапине или ране надо затянуться. И в костном мозгу полно таких примитивных клеток. Если организм потеряет много крови или его кровяные тельца будут повреждены, костный мозг сразу начнет вырабатывать из примитивных клеток недостающие кровяные тельца. И у эмбриона нейроны формируются из клеток-предшественниц. Но что же заставляет организм держать их про запас в созревшем мозгу? Не ждал же, не мог же «предвидеть» мозг канареек-самок гормональной стимуляции, чтобы укрепить нейронами свой незрелый музыкальный отдел и пусть недолго, но попеть! Получалось, что этот мозг, хотя бы частично, оставался анатомически и поведенчески таким же пластичным, как мозг зародыша.

... В конце 80-х, после пятилетней практики в неврологическом госпитале, Голдман возвращается к лабораторным опытам. Место действия — Нью-Йорк, Медицинский колледж Корнельского университета. Объект исследований: все те же канарейки, а также другие птицы — сороки, вороны, галки. У всех взрослых птиц он обнаруживает в мозгу уже знакомые ему клетки-предшественницы. Но нейронов они не продуцируют. Канарейка остается единственным исключением. Почему, пока неясно. Убеждение, что нервные клетки не восстанавливаются, основывалось среди ученых как раз на том, что во взрослом мозгу не находили клеток-предшественниц, из которых могли бы получиться нейроны. Теперь они найдены, — но они не работают. Какова же их роль?

Тем временем Сэмюэль Вейс из университета города Калгари (канадская провинция Альберта), Дерек ван дер Коой из университета в Торонто и Артур Альварес Буила из Рокфеллеровского университета в Нью-Йорке находят клетки-предшественницы у мышей. Загадочные клетки сосредоточены большей частью в тех же отделах, что и у птиц, а именно — в мозговых желудочках. Пора исследовать и человеческий мозг.

Голдману нужна была ткань типа желудочковой, полученная при операции на мозге, но операции не по поводу рака. Он намеревался культивировать эту ткань, выращивая новые нейроны, точно так же, как ку-льтивировал до этого ткань из мозга канареек и ворон. Раковые клетки начали бы делиться ненормальным образом. Оказалось, что лучше всего ему подходит ткань, которую удаляют из височных долей при сильнейшей эпилепсии. Два года Голдман собирал такую ткань по кусочкам от 11 пациентов, которых оперировали в разных городах. Наконец, собрал. И всё получилось: клетки-предшественницы превратились в полноценные, зрелые нейроны, которые физиологически вели себя так же, как их собратья, выросшие в мозгу естественным путем.

Всё это только первый шаг на долгом пути к конечной цели. Цель понятна, я думаю, даже непосвященным: создать материал для реставрации по-врежденного мозга. Чтобы можно было заменять те структуры, которые пострадали, скажем, вследствие автомобильной катастрофы, несчастного случая, от травм и кровоизлияний. И лечить таким, чисто хирургическим, путем болезни Альцгеймера, Хантингтона, Паркинсона, рассеянный склероз.

Но только посвященные — Голдман, Вейс и их коллеги — представляют себе, сколько трудностей предстоит еще преодолеть, прежде чем врачам удастся восстанавливать нервные клетки. Нужно выяснить до конца, где во взрослом человеческом мозгу находятся главные хранилища клеток-предшественниц. И вывести из них такую породу, которая в лабораторных условиях так же легко и быстро превращалась бы в нейроны, как клетки-предшественницы в костном мозгу превращаются в лейкоциты и эритроциты. А для этого, помимо всего прочего, необходим подходящий гормон роста, более эффективный, чем тестостерон, превращавший канареек-самок в самцов всего на две-три недели. Голдман как раз сейчас испытывает такой гормон. О результатах, пока еще противоречивых, он рассказывает в одном из последних выпусков «Трудов Национальной академии».

Ради какой же цели природа оставила во взрослом мозгу клетки-предшественницы? То-лько ради того, шутит Голдман, чтобы мы их в конце концов нашли — и придумали, как вырастить из них реставрационный материал, — другого объяснения пока не существует.

Но даже если у нас будут мириады готовых к пересадке нейронов, это еще не всё. Ремонтировать мозг в тысячу раз труднее, чем сердце или печень. Ведь каждый нейрон — участник огромного, многомиллионного ансамбля нервных клеток. И мало его посадить на подобающее место. Надо, чтобы он образовал десятки связей со своими соседями. Только тогда он сможет выполнять свою функцию. Какая для этого должна быть микрохирургия, даже представить себе трудно. Скорее всего это будет не микрохирургия, а особая ветвь нейробиологии, которая сумеет заставить пересаженные нейроны образовывать связи по уже имеющимся в мозгу образцам или по наследственным программам.

Многое, многое еще неясно. Но то, что нервные клетки восстанавливаются, это бесспорно. И это, как считает доктор Голдман, залог того, что конечная цель — восстановление поврежденных и больных мозговых структур — будет в конце концов достигнута.