КРУГ ТРЕВОГИ

Доктор Раух не был уверен, что пациентка сможет выполнить его простую, казалось бы, просьбу: захватить с собой из дома в клинику два полотенца — одно чистое, свежевыстиранное, другое использованное, которым она сама перед уходом вытерла руки. Пустяк, скажите вы. Но доктор знал, что для его пациентки это будет тяжелым испытанием. Свежее полотенце не вызовет у нее никаких эмоций. Но несвежее! Даже использованное один раз и только ею самой — это полотенце повергнет пациентку в неописуемый ужас. Она увидит в нем рассадник самых страшных микробов, таящих для нее смертельную опасность. И, забыв обо всем на свете, начнет мыть руки — до полного изнеможения. Но если даже она справится со своим страхом и отвращением и принесет оба полотенца, здесь, в клинике, её ожидает настоящая пытка. Доктор Раух попросит её подержать в руках страшное полотенце целых двадцать минут! Он сам предупредил её об этом. «Уж лучше кобру», — сказала она с грустной улыбкой, но «пострадать для науки» пообещала.

Скотт Раух, психиатр из Медицинской школы Гарвардского университета, занимается больными, которые одержимы навязчивыми идеями и состояниями. Одного бросает в дрожь при виде удлиненной, вытянутой еды — макарон, сосисок, французских батонов, зеленого лука, соломки. Другой не заснет, если не ляжет головой на север. Третьего не заставишь ни повернуть налево, ни пройти по левой стороне улицы. Часто эти странные идеи и не отделимые от них душевные состояния рождаются из случайного стечения обстоятельств. У человека с обыкновенной психикой такая ситуация останется в памяти, но не произведет никакого разрушительного воздействия. Однако натура впечатлительная, с болезненным воображением, со склонностью к мнительности сделает, что называется, из мухи слона. Независимо от воли такого человека навязчивая идея созреет у него в подсознании и примет столь нелепые и фантастические очертания, что даже опытный психиатр не всегда угадает первоначальный импульс.

В некоторых случаях трудно определить и вид душевного расстройства. Проявления навязчивых состояний могут быть похожи на симптомы фобий, посттравматических стрессов, маний. Действия, совершаемые больным под влиянием навязчивого состояния, напоминают порой изощренный ритуал, без которого шагу не ступит иной неврастеник. Человек приходит к врачу и пытается рассказать о своих страхах, но из его рассказа не совсем ясно, какого рода страхи он испытывает. Страх преследует каждого такого пациента, однако страх страху рознь, ибо все они различного происхождения. Хорошо бы для всех этих случаев иметь какой-то объективный показатель, вроде анализа крови, по которому можно было бы безошибочно поставить диагноз и подобрать единственно возможное лечение.

Таким показателем может быть только состояние мозга пациента. Если врач увидит, какие именно структуры мозга активизируются в каждом отдельном случае, все или почти все сомнения в диагнозе отпадут. Еще несколько лет назад об этом врачи могли только мечтать, но сегодня, когда в их распоряжении позитронный и магнитно-резонансный томографы, мечта стала явью.

В Бостоне, в Массачусетской больнице, группа врачей во главе со Скоттом Раухом исследует на позитронном томографе динамику мозговых процессов у двадцати двух пациентов, страдающих посттравматическими стрессами, фобиями и навязчивыми состояниями. Все они добровольцы, вызвавшиеся, как сказала пациентка, приходящая в ужас от несвежего полотенца, «пострадать для науки». Диагноз каждому из них давно поставлен, случаи их типичны, а это врачам и требуется. Фотографии их мозга, сделанные позитронным топографом, войдут в учебники психиатрии как примеры активизации мозговых структур при симптомах определенных заболеваний. Используя их, врачи будут ставить диагноз новым пациентам или проверять уже поставленный.

Но если просто попросить больного лечь под сканирующее устройство томографа и сделать снимки его мозга, проку от этого будет немного. Когда пациент не сталкивается с источником своего волнения и страха, мозг его выглядит почти так же, как и мозг здорового человека. Сфотографировать в состоянии покоя тоже, конечно, нужно, чтобы в дальнейшем сравнить его с неспокойным, но главное — снимки возбужденного мозга. А для того, чтоб их сделать, необходимо спровоцировать соответствующие симптомы. Вот почему доктор Раух попросил свою пациентку принести два полотенца — одно для первой серии снимков, другое — для второй.

Держа в руках чистое полотенце, женщина ложится под сканирующее устройство и медленно вдыхает радиоактивный углекислый газ. Его молекулы попадают в кровь, позитроны заставляют его светиться, и аппаратура фиксирует все путешествия крови внутри мозга. Первый сеанс окончен. Через 20 минут радиоактивные метки распадаются, можно начинать второй сеанс. Пациентка берет в руки несвежее полотенце, бледнеет, стискивает зубы, на лбу её выступают капельки пота. Её просят потерпеть. Она снова вдыхает углекислый газ, и врачи видят на снимках совершенно другую картину.

Активизируются структуры, связанные с лимбической системой — древнейшим вместилищем эмоций. Их нервные клетки начинают работать в усиленном режиме, и им для энергетической поддержки требуется большее, чем обычно, количество сахара. Его доставляет им меченая кровь. Там она скапливается, проявляясь в виде светлых пятен.

После того, как был послойно сфотографирован мозг восьмого пациента из группы с навязчивыми состояниями, картина полностью прояснилась. Стало очевидным, что повышенная активность охватывает паралимбический пояс, куда входят корковые зоны, лежащие за лобными долями, височные доли и так называемая инсулярная кора — самая глубинная из всех корковых зон.

И прежде было известно, что в структурах паралимбического пояса, как и в самой лимбической системе, находятся центры тревоги, отчего этот пояс иногда называют «круг тревоги». Круг этот активизируется и при навязчивых состояниях, и при фобиях, и в минуты паники. И еще одна структура оживает при симптомах таких психических расстройств. Это синее пятно — часть мозгового ствола, где вырабатывается норэпинефрин — вещество, побуждающее организм преодолевать вызываемую стрессом угнетенность. Если пациент с симптомами навязчивого состояния пытается проанализировать свои ощущения, у него могут активизироваться зоны зрения и языка. Тогда что-то предстает перед его мысленным взором или он начинает слышать внутренний голос.

Пациентов с навязчивыми состояниями, которых исследовали доктор Раух и его коллеги, приводили в неописуемый ужас различные предметы: несвежее белье, деньги, которые проходят через множество рук, фотографии преступников. Среди больных фобиями были отобраны те, у кого вызывали панический страх маленькие животные — крысы, змеи, тарантулы. Не так-то просто было выбрать для таких больных провоцирующий стимул. Один ни за что не соглашался положить руки на ящик с крысой, другой чуть не лишился чувств при мысли, что змея находится в соседней комнате. Наконец все было улажено, и нужные снимки получены.

Они показали, что возбуждение охватило те же структуры «круга тревоги», что и при навязчивых состояниях. Различие было лишь в степени их активизации. Жадно пожирали сахар и ярко светились на снимках те структуры, что связаны с усиленным сердцебиением и повышением кровяного давления. Но самой активной частью мозга оказалась осязательная кора. Даже когда пациент просто словесно описывал свои ощущения, он настолько ясно представлял себе, как змея или крыса бросается на него, что центр осязания не мог не ожить, хотя животного поблизости и в помине не было.

Долго исследователи не могли придумать, как спровоцировать у пациентов симптомы посттравматического стресса. Этих больных мучили воспоминания о тяжелых событиях, но заставлять каждого пересказывать эти события не имело смысла — пересказ мог и не сопровождаться мозговым возбуждением. Такое состояние накатывало на них, обычно непроизвольно, по какой-нибудь ассоциации. Наконец, выход из положения был найден. Одного пожарного преследовали видения обгоревших людей, которых он однажды выносил из огня. По просьбе врачей он сел и описал свои воспоминания на бумаге. Это принесло облегчение и ему, и исследователям. У всех остальных пациентов, которым зачитывали его рассказ, он по ассоциации провоцировал собственные страшные видения и возбуждал соответствующие процессы в мозгу. Причем гораздо заметнее эти процессы были в правом полушарии, которое всегда предпочитает иметь дело с отрицательными эмоциями и уже давно считается «пессимистическим».

Самих пациентов нисколько не удивило, когда им сказали, что томограф зафиксировал у них усиленную работу зрительной коры. Еще бы! Ведь все, что их преследовало, стояло у них перед глазами. Однако все до единого были изумлены, узнав, что не меньше этих зон светилась на снимках миндалина — лимбическая структура, ответственная за эмоциональную оценочную память.

При чем тут память, возражали они, кошмар наплывает извне, как бы вырастая перед глазами! Но это, конечно, была память, такая яркая, такая всепоглощающая, что пациент не в силах был описать словами то, что представало перед его мысленным взором, не находил нужных слов. А не находил оттого, что в самый острый момент, как показали снимки, у него отключались центры речи и языка. «Нет слов», — говорим мы иногда, и это, оказывается, не преувеличение. Словам просто неоткуда взяться, ибо хрупкий и еще эволюционно молодой их центр в силу каких-то высших мозговых соображений просто-напросто парализуется древними струк-турами — носителями сильных эмоций и памяти сердца.