ДВЕСТИ ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ ЗА ПОЧКУ! КТО БОЛЬШЕ? ТРАНСПЛАНТОЛОГИ ПЕРЕХОДЯТ НА ЭКОНОМИЧЕСКИЕ МЕТОДЫ СТИМУЛИРОВАНИЯ ДОНОРСТВА

Наверное, мало кто знает, что с 1937 года в нашей стране действовало постановление Совнаркома, согласно которому тела умерших граждан становились по сути собственностью государства и автоматически служили интересам науки и общества. Такое «широкое применение в клинической практике кадаверных (трупных) тканей и органов» считалось «неоспоримым приоритетом советской медицины». После распада СССР отечественные законодатели приняли новый закон «О трансплантологии», согласно которому использование органов умершего человека для пересадки больным возможно только с согласия его родственников. Это практически парализовало украинскую трансплантологию, ведь необходимое согласие удается получить крайне редко. Скажем, в Институте хирургии и трансплантологии в этом году сделали всего 18 пересадок почек — 10 от живых родственников и 8 трупных. Пересадки печени не проводились вовсе, так как качество донорских органов было крайне низким. При этом потребность страны в таких пересадках уже доходит до двух тысяч.

В России пошли несколько иным путем. Основываясь на рекомендациях ВОЗ, российский закон о трансплантации органов и тканей человека ввел презумпцию согласия: забор и использование органов из трупа возможно, если человек при жизни не высказывал возражений против этого, либо если такое возражение не высказывают его родственники. Помимо «презумпции согласия» существует еще одна популярная модель регулирования данной процедуры. Это так называемое «испрошенное согласие», когда человек разрешил изъять орган(ы) после своей смерти либо это согласие четко выражает член его семьи, если умерший загодя не сделал подобного распоряжения.

На куплю-продажу органов в развитых странах наложено жесткое табу. Более того, чтобы не допустить в данную область коммерцию, во многих из них запрещено пересаживать донорские органы от живых неродственных граждан. То есть помочь соседу или сотруднику на работе не получится (по крайней мере легально) даже из самых благих соображений. Считается, коль законодательство не допускает плату за такую помощь, то у человека должны быть достаточно веские причины, чтобы стать донором.

В разных странах вопросы живого донорства решаются по-разному. Скажем, в Испании, которая занимает первое место в мире по донорству (46 на 1 млн. населения), живых доноров всего один человек на два млн. населения. В Австрии 35 и 6 соответственно, а в Швеции и Норвегии при 26—28 трупных донорах на миллион населения 17 — живых. Однако трупное и живое родственное донорство всех проблем не решает. Мировая потребность в пересадке органов и тканей ежегодно увеличивается на 15%, а удовлетворяется всего на 5—6%. Разработки же ученых по поиску альтернативных путей в области ксенотрансплантации (пересадка человеку органов животных), пересадки клеток, клонированию органов или их восстановлению с помощью стволовых клеток пока еще не могут полностью заменить органный метод трансплантации. Поэтому трансплантологи все больше говорят о поиске новых путей, дабы увеличить донорство, причем акцент делается именно на живое неродственное.

На недавнем конгрессе «Этика в трансплантации органов», прошедшем в середине декабря в Мюнхене, впервые обсуждалась тема материального стимулирования. Трансплантологи хотят поставить перед законодателями и правительствами европейских стран вопрос о разрешении проведения — для начала в нескольких центрах — программ по платному донорству. Об этом рассказал один из участников конгресса директор Института хирургии и трансплантологии АМНУ профессор Валерий Саенко:

— Трупное донорство исчерпывает свои возможности. В США сегодня 80 тыс. человек ожидает трансплантации различных органов, а возможности трупного донорства — где-то около 20 тыс. Приблизительно такие же цифры — в процентном соотношении — приводят практически все трансплантологи. Причем с каждым годом количество нуждающихся в пересадке растет, а число доноров остается практически неизменным. Различные виды стимулирования также не дают особого результата. Так, в Германии пытаются ввести следующую норму: если человек согласен быть потенциальным донором, то ему выдают соответствующий документ и в случае необходимости он, в свою очередь, пользуется преимущественным правом при получении донорского органа.

Между тем живое донорство намного предпочтительнее кадаверного. Есть возможность в спокойной обстановке подобрать донора, подготовить его соответствующим образом, сделать необходимые анализы. В живом донорстве выше и процент выживаемости. Скажем, у детей отмечают стопроцентную выживаемость пересаженной почки в течение пяти лет. А вообще, сказать, сколько времени можно жить с донорским органом, сложно. Так, на конференции присутствовала профессор-нефролог, которая более десяти лет назад отдала свою почку больному мужу: сегодня все живы и здоровы. Известны и более долгие сроки.

Единственный путь, который видят медики в плане привлечения живых неродственных доноров, — переход на экономические методы стимулирования. По подсчетам экономистов, повышение платы за орган на 5% увеличивает число доноров на 25% . Многим кажется, что это нарушение всякой этики, предполагающей благородное самопожертвование. Но, как отметил один из участников конгресса, если есть человек, имеющий определенные материальные проблемы и готовый для их решения пожертвовать одним из своих органов, и есть больной, готовый заплатить за трансплантацию соответствующую сумму, то эти люди неизменно встретятся. Но уже на черном рынке.

Черный рынок действительно существует. А как без него? К примеру, в Израиле пересадки не делаются вообще. Поэтому гражданам приходится ехать в Турцию, куда приезжают и потенциальные доноры. В закрытом отделении делают все анализы, производят забор органов и выплачивают донору $3—5 тыс. Либо хирурги из Израиля едут вместе со своими пациентами, например, в ЮАР, где также производятся операции подобным способом.

Известны факты продажи почек гражданами Молдавии. В селах этой республики стало чуть ли не традицией: один из членов семьи отправляется на «отдых» в Турцию, после чего семья получает возможность приобрести новый дом и машину. Индийские крестьяне также нередко продают свою почку — чтобы рассчитаться с долгами или собрать приданое дочери. Причем в Индии налицо «профицит» органов и цены намного снизились: к примеру, продав глазную роговицу, можно приобрести лишь цветной телевизор. Наиболее высокие цены регистрируются сегодня на европейском черном рынке. После событий 11 сентября арабы в США стали нежелательными гостями, и арабские богачи начали решать проблемы пересадки органов в европейских клиниках, выкладывая по $200—300 тыс. за трансплантацию.

Словом, за последние 30 лет пересадка органов из смелого эксперимента превратилась в традиционный метод лечения. Хотя значительное увеличение доноров, прогнозирует ряд специалистов, может привести к тотальной девальвации, и в будущем человек, даже разобрав себя на «запчасти», едва ли сможет приобрести всю необходимую бытовую технику.

— При этом речь идет не о подпольных операционных где-то в подвале или других неприспособленных помещениях, — поясняет Валерий Феодосиевич. — Есть, скорее всего, отдельные клиники или части отделения, куда ограничен доступ, но операции проводятся на соответствующем уровне. Единственное отличие — плата не только за операцию, но и за донорский орган. Причем есть страны, где такие операции проводятся совершенно легально. В Иране благодаря легализации оплаты доноров проблема трансплантации решена полностью. Там донор — как правило, это молодые мужчины от 25 до 35 лет — получает $2—3 тыс. от государства и определенную сумму от родственников реципиента. Как считают специалисты, это значительно дешевле, чем годами держать больного на гемодиализе. К тому же процедура эта считается достаточно безопасной: за все время в мире погибло всего пять или шесть доноров. В том же Иране на 13 тыс. трансплантаций зарегистрирован лишь один летальный исход. Наиболее показателен в этом плане тот факт, что на Западе страховые компании без проблем страхуют таких доноров. Хотя, конечно же, вероятность развития заболеваний в будущем у них несколько выше.

В Украину подобные западные веяния залетят, вероятно, еще не скоро: изменить закон — дело долгое, а денег на «трансплантационный туризм» у большинства нуждающихся нет. Хотя, возможно, кое-кто и сможет поправить свое материальное положение. В любом случае, считает профессор Саенко, о проблеме стоит говорить вслух: как говорится, капля камень точит.