АМЕРИКАНСКАЯ СЕМЬЯ ПОД ЧЕРНОБЫЛЕМ ЖИВЕТ С УДОВОЛЬСТВИЕМ

Как уже сообщалось в прессе, в октябре на Чернобыльской АЭС начались весьма ответственные и сложные работы по укреплению несущих балок, удерживающих «саркофаг» над разрушенным реактором. Укрепить эту уже неустойчивую конструкцию - одна из первоочередных задач международного плана (проекта) SIP, созданного специалистами ведущих американских и европейских компаний в области ядерной безопасности. Согласно этому плану, предусмотрено сначала укрепить «саркофаг», обеспечив его экологическую безопасность, и затем, как говорят проектанты, «под надежным зонтиком» провести полную очистку разрушенного блока.

Нынче в Чернобыле, на станции, работает немало иностранцев - американцев, французов, бельгийцев, швейцарцев, японцев. Многие месяцами живут в Украине, кто в Киеве, а в основном - в Славутиче. И даже с семьями сюда перебрались. Это, как правило, американцы. Ведь европейцы имеют больше возможностей летать на свидания с родней.

И тем не менее мне показалось непонятным: американцы, столь громко требующие закрытия всей ЧАЭС, столь активно обеспокоенные экологической обстановкой вокруг Чернобыля и небезопасным состоянием саркофага, - и вдруг под самым пеклом, да еще с маленькими детьми?!

Но вот меня ведут по Киевскому кварталу Славутича. Красного кирпича домики-коттеджи, садики-палисадники, гаражи-машины. Здесь живут совсем обычные жители Славутича, наши. Но любят снимать квартиры и иностранцы - уютные квартиры, обособленные, как у них за океаном.

Дверь открыл улыбающийся Дэвид. Узенький темный коридорчик - все-таки киевский, а не нью-йоркский квартал, - зато дальше просторная комната-гостиная. Пока звучат традиционные «найс, файн, велкам», осматриваюсь. Мягкий уголок, столик - симпатичные, новенькие. По периметру - темно-коричневая стенка, полупустая. На нескольких полках - книги. На самой нижней - большие яркие, детские. К потолку прижался огромный синий шар на длинном до пола шнурке.

Ага, а вот и владелица книг. Пятилетняя полненькая девчушка вбежала в комнату, уселась ближе всех к столику с печеньями да фруктами, и набирая ассорти в свою тарелочку, затараторила: «Я Дэриен. Очень рада. Угощайтесь. Я это очень люблю. Я все люблю кушать. Хотите эту печеньку? Нет?! А вот эту?» После «спасибо» и «я не ем сладкое, увы» Дэриен потеряла ко мне всякий интерес, принялась активно уничтожать содержимое тарелочки и опустошать вазочки. Пока не утомилась кушать.

Потом мы с ней сыграли в настольную игру в буквы - Дэриен нажимала пластмассовую буковку английского алфавита, и компьютерный голос из коробочки называл ее. Девчушка деловито и выразительно повторяла. Вдруг по-русски бросила «Все! Надоело!», закрыла коробку и убежала из комнаты.

Вы не почувствовали присутствия при этом родителей? Я тоже. Но Дэвид и Шелин были тут, довольные, улыбались, наблюдая за дочкой. Ее не пытались остановить, выставить из комнаты, не напоминали что-то типа «взрослым надо работать, я ты мешаешь». Просто проживали 10-15 минут вместе с дочуркой по ее сценарию. Эти минуты ни на что не влияли, зато атмосфера осталась преприятнейшей.

* * *

В общем, мы познакомились: Дэвид Кроссли совсем не ядерщик. К атомным станциям никогда не имел никакого отношения и сейчас не имеет. Его специальность - технический менеджмент. То есть он способен организовывать, координировать работу над любыми проектами. Так, он руководил проектом по защите окружающей среды в Масачуссетсе, проектом по налогам - в Техасе. Его фирма сейчас находится в небольшом городке неподалеку от Вашингтона. Там они и жили с семьей, пока Дэвиду не предложили ехать в Чернобыль руководить проектом по стабилизации «Укрытия».

- Вы долго сопротивлялись, чтобы не ехать в страшный Чернобыль?

Дэвид: - Я в самом деле хотел приехать. Потому что уже работал на одном проекте по разоружению в Америке, также - на загрязненных площадках у нас в стране. А ЧАЭС - самый загрязненный объект в мире. Но я знал, что моя компания никогда не поставит меня и мою семью в условия, которые угрожают здоровью. Да и знал заранее, что тут относительно безопасно.

- А как Шелин? Имеет ли право она сказать «нет» своему мужу?

Шелин (смеется): - Конечно имею! - И серьезно: - Я не специалист, как Дэвид. И была очень обеспокоена этой поездкой. Ведь у меня ребенок, а мама в первую очередь думает о его безопасности. Когда ехала сюда, то думала так: если появится хоть малейшая причина того, что Дэриен тут плохо, мы отсюда уедем.

- И сколько с тех пор прошло времени?

Дэвид: - Все вместе мы здесь уже семь месяцев. А я, так вовсе старожил - 14 месяцев. Кстати, сотрудники нашей компании тут уже работали до меня, их информация и помогла нам снизить волнения и страх перед поездкой.

- Так все-таки страх был. И чего же больше боялись - радиоактивного Чернобыля или чужой постсоветской страны?

Дэвид: - Моя мама - чужой страны. Первый месяц, когда я был тут один, она очень беспокоилась. А папа оказал поддержку: он рассматривал мою работу здесь как большое приключение в моей жизни. Хотя тоже волновался. Родители помнят войну… После первого возвращения отец расспрашивал подробно обо всем и больше всего - о людях, жизни вашей, дорогах, магазинах, домах, а не о чернобыльской станции. После второй поездки я снова устроил вечер ответов на вопросы. А потом все привыкли, что я уезжаю и возвращаюсь целый-невредимый. И перестали спрашивать. Зато я, хоть прошло уже больше года, порой иду домой по улице и вдруг у меня мысль удивленная: «Неужели я - в Советском Союзе?!» Для меня, американца, это было раньше фантастикой. А мне здесь очень нравится!

- Но все-таки скажите, Дэвид, вы же не можете не быть в курсе: грозит ли «Укрытие» рухнуть? Что об этом говорят в вашей иностранной компании?

- Да, существует высокая вероятность того, что может быть разрушение. Это может случиться как в этом году, так и в следующем, так и через десять лет. Никто точно не знает.

- Интересно было бы узнать подробнее, над чем вы работаете?

- Сейчас работаю над двумя проектами. Главный - это стабилизация «Укрытия». В первую очередь надо укрепить балки, чтобы снизить вероятность обрушения крыши «Укрытия». Но пройдет еще некоторое время, прежде чем начнутся большие работы по извлечению опасного топлива из-под «Укрытия». Их надо подготовить не только проектно и документально, но и обезопасить место для людей. Чего пока нет. У нас практически нет времени на детальные исследования и ту проектировочную работу, которая необходима для стабилизации всего «Укрытия». Потому что пока будут исследовать, вся эта конструкция рухнет. И все же мы не спешим.

- Не спешите? Почему? Сами ж говорите - рухнет…

- Ну все вы в Украине одинаковые! И люди простые, как вы, и специалисты серьезные требуют: быстрее, быстрее. Здесь прекрасно все образованы и обучены. Но подходы, отношение к делу у нас и у вас - разные. «Укрытие» было построено за очень короткое время, и многие украинские коллеги видели, как это делалось. И поэтому основная претензия к нам: почему вы так долго возитесь со всем этим. Мы, дескать, построили скоро в очень сложный период, а ваши работы тянутся…

- Надо полагать, что когда-нибудь с вашей, иностранной, помощью разрушенный реактор перестанет быть опасен. Но скажите вы, простые американцы, а не политики, зачем же закрывать другие блоки? Они-то работают, электроэнергию дают.

Шелин: - У нас с Дэвидом разные мнения. Для него главное сделать безопасным разрушенный блок. А я бы хотела всю станцию закрыть. Я чаще бываю в обществе, общаюсь с людьми, не специалистами, а просто людьми. И знаю, что они хотели бы, чтобы Чернобыль закрыли прямо завтра! Понимаю, людям нужна работа, и чтобы ее найти нужно время. И я надеюсь, что у ваших людей будут альтернативные варианты трудоустройства. Да, у меня два противоречивых желания: хочу, чтобы у людей была работа, и хочу, чтобы в этом мире жить было безопасно.

Дэвид: - Ну почему же, я тоже считаю, что станцию целиком и полностью надо закрыть. И это желание касается определенных реакторов по всей Украине.

Шелин: - Я очень эмоциональный человек. Я скажу вам вот что: мы считали Украину другим миром. Очень далеким. А сейчас мир стал очень тесным. И то, что происходит в Украине, в Африке, в Европе или в Америке, влияет на всех. И поэтому я должна быть встревожена даже тем, как ведут себя атомные реакторы в Украине.

- Представьте себе, что вы квалифицированный работник чернобыльской станции, уважающий себя и любящий свою работу. А вам, потому что американцы и другие требуют закрыть ЧАЭС, предлагают пойти работать на обувную фабрику или на завод металлоконструкций, который сейчас строится в Славутиче. Вы бы, Дэвид, согласились сменить специальность?

- Ни за что! Не хочу никакой другой специальности и работы. Ох… Я понимаю, о чем вы. И, поверьте, сочувствую людям с III блока, и понимаю их тревоги и опасения.

Шелин: - Нас часто считают людьми, не понимающими проблемы здешних жителей. Нас упрекают: вы здесь для того, чтобы закрыть станцию, а судьбы людей вас не волнуют. Но это не так! Лично я очень переживаю. И другие наши специалисты переживают. И те, что в Америке, понимают проблему. Но с другой стороны, перемены всегда пугают. Даже если будет лучше, все равно страшно, ведь пока что об исходе ты не знаешь.

- А вам приходилось разговаривать на эти темы с жителями Славутича?

Дэвид: - Конечно, но больше с местными общается Шелин. Хочу сказать, что когда я смотрю на славутчан, поражаюсь их мужеству. Их судьба и работа заранее предопределены. Но они идут на станцию и много работают, и не имеют даже гарантий, что им заплатят. И мне порой кажется, что люди в такой ситуации должны бы потерять надежду на будущее. Но они работают, и даже развлекаются. В этом городе столько праздников, концертов - просто порой завидно.

Шелин: - А меня потрясают бабушки. Они прожили такую трудную жизнь, они самые бедные люди в этой стране, но веселые, сильные, добрые. Самые добрые. Они мне рассказывают о многом, и таким образом я познаю жизнь в Украине. Я уважаю ваших бабушек. Часто езжу на велосипеде вокруг Славутича. И леса, и домики, и люди меня впечатляют. И всех бабушек фотографирую.

- Вы в курсе, что получаете дозы? Вас проверяют?

- Да. Когда мы приезжали сюда, нас проверили. И когда будем уезжать, проверят. А первые обследования показали, что у меня поднялось содержание цезия. Я сам не знаток в этой области и поэтому полагаюсь только на мнение специалистов. А они говорят, что накопленное во мне очень даже безопасно. Что это очень маленькие дозы, и в течение нескольких месяцев после возвращения домой все уйдет. И поэтому меня это не тревожит.

- Что вас удивило, потрясло, впечатлило? Может, талисман, сувенир необычный…

Дэвид: - Кажется, я понял, что вы имеете в виду. Самое дорогое мое воспоминание о первом уикэнде здесь, в Украине. Не зная еще, останусь надолго или вернусь скоро домой, я сел в электричку и поехал в Чернигов. Ходил по городу, по базару, в музеи заглядывал. Ничего не понимал, все меня поражало, ужасало, восхищало. Я по сей день считаю это очень смелым своим достижением. И ощущения того дня запечатлелись во мне навсегда.

Останутся во мне и самые ужасные воспоминания - совещания на работе! Больше нигде так не совещаются много и долго, как у вас. Хотя я ценю разные точки зрения. Это меня улучшает как человека и как работника.

Шелин: - Я люблю ездить с дочкой в Чернигов. Как-то, когда я все еще была зажата и напугана, возвращались домой в электричке. Мы сидели с женщинами - из сел, славутичскими. Я не очень могу разговаривать, но мы как-то общались. Одна женщина запела песню, мелодичную. Другие плакали, слушая ее, и я тоже плакала. А Дэриел спала у нас на руках, ножки дочкины какая-то бабушка платком укутала. Когда я в вашу страну приехала, думала, как мы отличаемся друг от друга. А потом поняла, насколько мы схожи. Когда речь идет о мамах, детях…

- Вы говорили, что любите базар, как экзотику, как место общения. Но покупки вы ведь тоже на базаре делаете. Не боитесь?

В два голоса: - Нет! - Дальше Шелин: - Здесь люди здоровее. Пьют настоящее молоко. Кушают настоящие яблоки. У нас лишь осенью фермеры вывозят свою продукцию. Но только фрукты и овощи. А мясо никогда, это все запаковано, и только в магазинах.

Девид: - Мясо покупаю я. Это так интересно! В кафе заходим лишь дважды в неделю, а в основном готовим кушать дома.

Дэриен опять появилась в комнате. Ухватившись за шнур от шара, стала методично кружить на месте. Уже спотыкается, но шар ее удерживает. Шелин явно нервничает. «Ра-аз, два, три…» - начала медленно грозно считать, пока Дэвид о мясе рассказывает. Кажется, пора спасать уставшую от наших разговоров девчонку.

- Дэриен, ты послушная?

- Нет!

- А мама и папа послушные?

- Нет! Нет! - она с разгону прыгнула к родителям на диван, спрятала хитрющие глазки у мамы на груди. Помирились.

Дэвид: - Точно, мы все непослушные. Мы ничуть не образцовая семья, какие показывают по телевизору. Все там так хорошо себя ведут, а у нас всегда спорят, постоянно! Зато у нас хорошее чувство юмора. Поэтому мы всегда миримся.

- И о чем последний спор?

Дэвид: - Вчера мне влетело из-за того, что я перенял очень противную украинскую привычку - щелкать семечки. Шелин не позволила мне взять семечки на концерт, когда выступала Дэриен. А я сказал, что все равно возьму, потому что очень нервничаю, а семечки помогают снять стресс. Недаром же украинцы все кушают семечки - у вас такая жизнь нервная.

Шелин: - Я всегда шучу: мы очень разные, но вместе - один прекрасный человек.

- И как долго этот прекрасный человек собирается жить в Славутиче?

- До июня будущего года. Тогда, вроде, у Дэвида его работа заканчивается…