Так поступают в Европе

ZN.UA продолжает путешествия по европейским оперным форумам. Остановка - Зальцбург. Роллс-ройсы, бриллианты, красные дорожки и билеты по 300–400 евро - на Зальцбургский фестиваль едут не только за высокой культурой, но и за высоким статусом. И получают.

Уже второй год подряд Salzburger Festspiele руководит немецкий актер, театральный и оперный режиссер Свен-Эрик Бехтольф, занявший пост "временного интенданта" после того, как Зальцбург со скандалом покинул Александр Парейра. Один из лучших оперных менеджеров современности не смог найти общий язык с Попечительским советом фестиваля (что, впрочем, в полной мере удавалось лишь Герберту фон Караяну), требуя увеличения бюджета фестиваля до 63 млн евро и получив "всего" 61 млн. Последней каплей стало предложение возглавить миланский Teatro alla Scala, которое Парейра незамедлительно принял, надеясь в сезоне 2015/2016 совмещать руководство главным фестивалем мира и одним из ведущих оперных театров. Разумеется, эта идея вызвала негодование как в Австрии, так и в Италии, и Парейра выбрал Милан. В 2017 году интендантом Зальцбургского фестиваля станет австрийский пианист, просветитель, феноменальный программный директор и нынешний интендант знаменитого фестиваля Wiener Festwochen Маркус Хинтерхойзер, до 2012 года курировавший в Зальцбурге музыкальную программу и сбежавший из моцартовского города из-за неприятия стиля управления все того же Парейры. От интендантства Свена-Эрика Бехтольфа, ранее отвечавшим за зальцбургскую драматическую программу, оперная публика многого не ждала: все-таки Бехтольф больше человек театра, чем музыки. На фестивале 2016 были свои провалы (премьера "Фауста" Гуно в постановке австрийского сценографа, художника по костюмам и режиссера Райнхарда фон дер Таннена, придумавшего уже вошедшие в историю костюмы крыс для байройтской постановки "Лоэнгрина" Ханса Нойенфельса 2011 года), были и странности (появление в программе "Вестсайдской истории" с легендарной итальянской меццо-сопрано и звездой барочного репертуара Чечилией Бартоли). Но успех все же сопутствует Salzburger Festspiele, несмотря на все кадровые потрясения.

Самым важным событием Зальцбургского фестиваля 2016 года была премьера оперы Рихарда Штрауса "Любовь Данаи" в постановке латвийского режиссера Алвиса Херманиса. Произведение знаковое для Зальцбурга. "Любовь Данаи" относится к трем последним операм Рихарда Штрауса, написанным в нацистский период. Как и другие поздние оперы, это осознанный уход композитора от ужасов реальности в мир гармонии и красоты. Изначально Штраус хотел, чтобы "Даная", законченная в 1940 году, впервые была исполнена лишь по завершении войны. Но ввиду запланированных масштабных празднований его 80-летнего юбилея композитор разрешил исполнить оперу в 1944 году на Зальцбургском фестивале, одним из организаторов которого он является. Однако настоящей премьеры тогда не состоялось: из-за объявления положения "тотальной войны" театры были закрыты. Кроме того, к тому времени нацистской верхушке был отдан приказ прервать любые контакты с Рихардом Штраусом, бывшим директором Музыкальной палаты Третьего рейха (прежде всего из-за письма с жесткой критикой режима, адресованного либреттисту Штрауса Штефану Цвайгу и перехваченного гестапо). Юбилейные мероприятия были отменены. Друзьям Штрауса удалось добиться разрешения провести в Зальцбурге открытую генеральную репетицию "Данаи" под управлением Клеменса Крауса. Публика пришла на нее в вечерних нарядах, чтобы создать ощущение полноценной премьеры. Были овации стоя. Штраус после спектакля плакал. Премьера "Любви Данаи" состоялась в Зальцбурге в августе 1952 года, уже после смерти композитора.

На Зальцбургском фестивале Данаю исполнила болгарская сопрано Красимира Стоянова, и сделала это потрясающе: по-штраусовски легко, несмотря на техническую сложность партии, и запредельно красиво. Отлично справился с ролью и польский бас-баритон Томаш Конечны (Юпитер). Радует участие в кастинге украинской сопрано и солистки Венской государственной оперы Ольги Бессмертной (Европа), ее великолепный голос стал даже гибче, чем прежде, хочется слушать ее в Штраусе еще и еще.

Оркестр Венский филармонии под управлением австрийского дирижера Франца Велзера-Мёста воспринял эту партитуру слишком по-деловому, а ведь Штраус невозможен без культа игры. Баланс с солистами тоже не сложился: певцам приходилось, и не всегда успешно, перекрикивать оркестр. Постановка демонстративно красочная, упор сделан на орнаменталистику и феерию цвета, много узоров, ковров, гротескных тюрбанов на головах и "экзотики" вроде гигантского белого слона и живой белой ослицы. Большой режиссерской идеи в оперу этим особо не привносится, но выглядит эффектно.

В этом году Зальцбург продемонстрировал готовность не только обращаться к собственной истории, но и работать с современной академической музыкой: на фестивале была показана опера "Ангел-истребитель" британского композитора, пианиста и дирижера Томаса Адеса в постановке и на либретто Тома Кэйрнса. Это заказной проект и копродукция Salzburger Festspiele, лондонской Королевской оперы, нью-йоркской Метрополитен-опера и Королевской оперы Копенгагена.

Либретто оперы отталкивается от одноименного сюрреалистского фильма Луиса Бунюэля 1962 года. Великосветская компания после оперного спектакля отправляется на ужин в дом одного из участников вечера. По необъяснимым причинам гости в течение двух дней не могут покинуть пределы гостиной, хотя двери не заперты. За это время каждый из присутствующих раскрывает свои самые темные стороны, все мечутся от ссор и оскорблений к совместным попыткам спастись. В постановке Кэйрнса тонко обыгрывается мотив несуществующих препятствий, не позволяющих гостям покинуть дом: на месте, где должна быть стена с запертой дверью, возникает арка, через которую заточенную в богатой гостиной публику видно с улицы. Очень удачны костюмы: стильные вневременные вечерние наряды главных героев и аккуратно стилизованные под 60-е костюмы массовки. Их автором выступила Хильдегард Бехтлер, которая много работает как с оперой, так и с шекспировским репертуаром.

По музыке "Ангел-истребитель" куда интереснее, чем нашумевшая и активно инсценируемая по всему миру опера Адеса "Припудри ей личико", где композитор явно попал в плен музыкальной классики ХХ века и не смог из него выбраться. "Ангел" освобожден от вторичности "Личика", в нем можно говорить об узнаваемой авторской интонации. Тема побега, вокруг которой закручен сюжет, находит свое воплощение и на музыкальном уровне: здесь много стремительно восходящих пассажей, словно разгоняющихся в стремлении вырваться за пределы (комнаты, возможностей человеческого голоса). Многие вокальные партии, как это часто бывает у Адеса, тесситурно невероятно сложны, особенно это касается партии Летисии "Валькирии", которую блестяще исполнила американская колоратурная сопрано Одри Луна, ранее участвовавшая в записи оперы Адеса "Буря" с оркестром Метрополитен-опера, награжденной Грэмми. Остальной кастинг тоже очень сильный, все звучали отлично и в ансамблях, и в сольных эпизодах. Своеобразия общему звучанию добавил британский контртенор Йестин Дэвис (Франсиско де Авила). Оркестр венского радио ORF под управлением самого Адеса передал всю палитру состояний этой самобытной музыки.

Зальцбург немыслим без Моцарта, поэтому Свен-Эрик Бехтольф обновил собственную постановку Così fan tutte ("Так поступают все") 2013 года и добавил в программу свою же инсценировку "Дон Жуана" 2014 года. "Дон Жуан" в прочтении Бехтольфа - история банальная: картинный гранд-отель времен диктатуры Франко (на этом острота режиссерской задумки заканчивается, так особо и не начавшись), женщины в кружевном белье всех цветов и видов, мужчины в дорогих костюмах или суровых мундирах, знойный накачанный красавец Дон Жуан (итальянский бас-баритон Ильдебрандо д'Арканджело) в жилете на голое тело. Само действие без каких-либо смысловых виражей вяло идет по либретто Да Понте - точнее, по его поверхности. В целом постановка очень в духе Бехтольфа и, в частности, его инсценировок для Венской государственной оперы: красивая, стильная, без концептуальной глубины, и зрителям-новичкам в театре не страшно, и дирекция довольна кассовыми сборами. При скромности постановки настоящее чудо сотворил французский дирижер армянского происхождения Ален Альтиноглу, руководивший Венским филармоническим оркестром. Истинная драма сосредоточилась в музыке. Эскапизм Дон Жуана, его лихорадочная устремленность к катастрофе, радость и достоинство, с которыми он встречает Командора и смерть, - в музыке все это было понятно даже с закрытыми глазами. Солисты, к счастью, чаще были на стороне Альтиноглу, а не Бехтольфа: Ильдебрандо д'Арканджело, несмотря на предложенный постановщиком образ категорического мачо, умудрился внести в свою партию намеки на глубину и неоднозначность. Франко-канадский бас Ален Куломб создал впечатляющий музыкальный монумент Командору: если Дон Жуан - д'Арканджело при появлении Командора проявил стойкость и спокойствие, то зал замер от ужаса. В постановке состоялся зальцбургский дебют украинского баритона, солиста Франкфуртской оперы Юрия Самойлова (Мазетто). Великолепный равномерный тембр, отличное итальянское произношение, хорошие актерские данные помогли певцу образовать прекрасный дует с изящной и звучной молдавской сопрано Валентиной Нафорницэ (Церлина).

Еще более традиционалистской выглядела постановка Così fan tutte, при этом исполненная далеко не так ярко: кастинг состоял из хорошо обученных певцов, но не более того. Отдельно можно выделить только немецкую сопрано Юлию Кляйтер в партии Фьордилиджи. Зато оркестр под управлением итальянского клавесиниста и дирижера Оттавио Дантоне показал отличный пример моцартовского звучания.

Спектакль проходил в зале Felsenreitschule (бывшей школе верховой езды, вырубленной в скале горы Менхсберг) и, по сути, являл собой semi-staged: декорации условны, их функцию выполняют три полотна на растяжках с изображением нейтральных пейзажей. Остальное же пространство сцены занимают 96 каменных аркад Felsenreitschule, которые тоже задействованы в спектакле - например, оттуда наблюдают за моцартовскими героями персонажи commedia dell'arte. Сама постановка традиционалистская, костюмы (Марк Буман) недвусмысленно намекают на моцартовское время, картинка в целом воспроизводит образ, возникающий в головах 99% людей при словах "опера" и "Моцарт". Казалось бы, есть повод заскучать, но зальцбургский контекст заставляет взглянуть на эти старомодные наряды и "спокойную" режиссуру с другой точки зрения. Вспоминаются "художественная реставрация" и "консервативная революция" одного из организаторов Salzburger Festspiele Хуго фон Гофмансталя. Эту идею впоследствии подхватил другой соорганизатор фестиваля Рихард Штраус, с которым Гофмансталь сотрудничал в качестве либреттиста. Декларируемые Гофмансталем и Штраусом всматривание в прошлое, его изучение и воссоздание в рамках современности - это и есть то, что сделал Бехтольф в своей постановке. Такие постановки, как и реконструкции спектаклей Франко Дзеффирелли или Отто Шенка, тоже нужны. Они - как камертон. По ним можно ориентироваться, не окончательно ли мы, зрители XXI века, сошли с ума. Может ли нас еще трогать что-либо, кроме литров крови и насилия на сцене, без которых не обходится практически ни одна современная постановка? Может ли опера достучаться до нас сама по себе, без инъекций адреналина в виде бесконечных приветов лидерам тоталитарных режимов? Можем ли мы слушать Моцарта и слышать при этом Моцарта, смотреть Cosí fan tutte и видеть - о, неужели? - "всего лишь" Cosí fan tutte, видеть ясно и на поверхности, без толстого буклета с комментариями о таинственной режиссерской концепции? В таких постановках сохраняется место для простых вещей: слез от того, что кого-то предали, смеха от того, что кто-то переоделся в нелепый костюм или поскользнулся и упал. В современном театральном мире, где наше восприятие постоянно разогревается изощренными картинами смерти, вселенских катастроф и вполне реальных ужасов из новостных сводок, такие постановки действительно совершают консервативную революцию, словно говоря нам: "Успокойся. Посмотри, как прекрасна жизнь. Как идеально лег свет на складку атласного платья и как красиво улетел пассаж сопрано куда-то в хрусталь театральной люстры". Божественный моцартовский смех звенит, и у нас еще есть шанс его расслышать.