Свой «остров». Кобзарь Василий Жданкин: оставил все, чтобы достичь большего

Его называют Кобзарем, Певцом, Подвижником Духа. Несмотря на то, что на протяжении последних десяти лет Василия не слышали ни на одном концерте, его голос все еще звучит в сердцах его многочисленных поклонников. В сердце каждого, кто хоть раз ощутил роскошь его неповторимого тембра, кто хоть на миг оценил искреннее золото его интонаций и кто, даже мысленно, смог пережить с Василием ту неизлечимую душевную боль многочисленных поколений князей и пахарей, казаков и священников, воинов и поэтов по несбывшейся украинской мечте...

Кирилл Стеценко

Еще в 1989 году Василий Жданкин стал победителем первого фестиваля «Червона рута» (самого значимого, по сравнению со всеми теми, которые состоятся после), и именно тогда он первым после десятилетий забвения публично исполнил гимн «Ще не вмерла Україна». В кругу любителей украинского бардовского и кобзарского творчества Жданкин и сегодня — почти культ... Но со временем кобзарь сознательно отошел от активной концертной жизни. Сейчас он живет в родном Кременце на Тернопольщине, столярничает, но все продолжает писать, и голос его слышат те, кто хочет услышать.

«У гимна Украины мог быть другой текст»

— В свое время вы решили бросить концертную деятельность фактически на гребне славы. Что заставило сделать такой неожиданный в то время шаг?

— Я почувствовал, что нужно от славы «лечиться». Эта болезнь — страшнее любого из телесных недугов. Потому что болезнь тела, как правило, приносит пользу душе: у человека появляется время подумать о жизни. А слава затмевает ум. Последствия были тяжелыми. Я чуть не потерял семью. Собственно, я едва не потерял себя. И если я находился на пике, то очень скоро мог упасть. Я благодарен Богу, который меня тогда остановил и повернул на 180 градусов, чтобы я немножко оглянулся на свою жизнь, посмотрел на себя со стороны. И вопрос карьеры теперь для меня не важен. Я знаю: если сейчас, не дай Бог, что-то случится — скажем, голос потеряю или еще что-нибудь, — то я просто буду работать столяром и семью свою прокормлю. Но буду знать, что это Божья воля.

— А как проходит ваш обычный день?

— Стараюсь вставать пораньше. В пять тридцать. Всегда есть чем заняться —во дворе, в саду, у дома. Нахожу час-другой для чтения. Только выпадает свободная минута, стараюсь столярить. Сейчас реанимирую свои станки, занимаюсь переоборудованием мастерской, привожу все в порядок. Потому что все же чувствую возраст, и кто его знает, что будет со здоровьем. Может, опять наступит время, когда придется работать руками? Я это делаю с удовольствием и вовсе не страдаю от того, что нахожусь не на сцене. Дерево — очень приятный материал. Как пишется в Евангелии: и Господь столяром работал...

— Немало энергии и времени вы отдали работе в театре «Не журись!». Что вспоминаете о том периоде?

— Обычно приятное — тогда была молодость, надежды на что-то лучшее. Я верил, что мы делаем очень серьезное и важное дело. Потом, когда увидел, кто пришел к власти с нашей помощью, — стало обидно. А вообще, «Не журись!» — это хорошие воспоминания. Там не было игры. Мы все делали искренне. И вместе с тем это еще было опасно.

Знаете, почему у человека ностальгия по детству? Во-первых потому, что в детстве человек чист от грехов, это ангельское состояние, вот сердце, и мозг, и душа по нему и тоскуют. Собственно, христианство призвано вернуть человека в то детское состояние, к той чистоте первозданной. Есть такая песня, старинный христианский кант, по-старославянски он звучит так: «Чисту душу взявши, чисту должен даті». То есть взял у Бога чистую душу, так и верни столь же чистую. В этом заключается главный смысл жизни.

— Ваш бывший коллега по «Не журись!» Константин Москалец тоже избрал весьма аскетический образ жизни. Вы с ним в этом очень похожи...

— Да, согласен. К сожалению, давно его не видел, хотя нам и есть о чем поговорить. Из «Не журись!» я еще более-менее общаюсь с Виктором Морозовым. Иногда он ко мне заезжает. Когда бывает в Кременце, обычно у меня останавливается. Я ему очень признателен, что не забывает. У него недавно родились две девочки, и я его с этим поздравляю. Хотел бы поддерживать связь, если бы это было возможно, с Тарасом Чубаем. Хотя он и рокер, и в нашей музыке мало общего (впрочем, в юности я тоже был рокером), но все же он живая душа — человек умный, добрый и чуткий. Отзывается на все, что его касается. Приятно, когда человек не теряет такой чуткий инструмент.

— На первой «Червоній руті» вы получили Гран-при. Тогда же вы впервые, публично, после многих лет забвения, исполнили национальный гимн Украины. Судя по вашим словам, с тех пор многие вещи вы переосмыслили. Если бы знали, во что все выльется через несколько лет, поступили бы иначе?

— Гимн спел бы все равно. Единственное, чего мне хотелось бы — немного изменить слова. Потому что очень уж они похожи на «Еще Польска не згинела». Но это уже, наверное, невозможно.

— Были ли у вас потом столь же мощные по энергетике концерты-фестивали?

— Наверное, нет. Тот фестиваль был исключительным. Позже «Червона рута» сошла на нет. А тогда все было искренне и красиво. Даже рокеры и поп-исполнители мне там нравились — тот же Саша Тищенко. Нравились практически все. «Братья Гадюкины» тогда продемонстрировали здоровый сарказм относительно той молодежной среды. Было интересно. Тот же Кузьминский — очень одаренный человек.

— Он сейчас в Москве...

— Кто-то из бывших депутатов сказал, что больше всего бьют себя в грудь и уверяют, что они украинцы, те, у кого лежит в кармане билет до Торонто.

Как раз та мера ценностей. И это обидно. А вообще-то, в сегодняшнем мире разобраться, где правда, а где нет, — очень непросто. Без Бога и молитвы этого не сделаешь, поскольку только они просветляют ум. Даже очень красивая музыка этого не сделает. Она расслабляет человека, вводит его в мир какой-то мечты, эйфории или ностальгии, но уводит от созерцания реального мира, от того, что человеку необходимо. Хотя иногда и эта музыка нужна, — чтобы наш «натянутый лук» не треснул, приходится его время от времени ослаблять.

— Можно сказать, что ваша концертная деятельность возобновилась? Где теперь преимущественно гастролируете?

— Перерыв в гастролях у меня был очень большой... Хотя и сегодня я, так сказать, стараюсь сидеть на двух стульях. В периоды поста никуда не езжу, нахожусь дома и занимаюсь своими делами. А так — путешествую по миру, пою. Был в Москве, потом в Калининграде, Якутии, Киеве, Полтаве. Места моих странствий — преимущественно Беларусь, Россия, иногда — Польша. В Украине почему-то мало приглашают, да и вообще концертов не очень много. Дело в том, что я не могу принимать участие в каких-то «солянках», где выступают разношерстные артисты. С рокерами на одной площадке не буду работать. Хотя с удовольствием могу посидеть с ними за одним столом и поговорить.

— Почему в Украине выступаете реже, чем у соседей?

— Может, потому, что в Украине нет традиции устраивать концерт после церковного праздника. Потому что в России это происходит примерно так: литургия, затем трапеза (часто меня просят спеть на трапезе), а позже — большой концерт для всех прихожан и желающих. В Украине такая традиция только начинает появляться, точнее — возрождается. Этот обычай существовал, пока у нас кобзари были органической составляющей общественной жизни. Потом, в советские времена, кобзарство вытравили. Последний лирник, которого люди на Кременетчине хорошо помнят, был убит где-то в 70-х годах. Неизвестно, кто это сделал, но можно догадываться. Это был человек большой духовной силы. Соседка мне рассказывала, что когда он пел, то одержимые злыми духами не могли находиться рядом и просто убегали, или же кричали, а иногда и набрасывались на него с кулаками. Его пение было как молитва.

«Меня называли апостолом»

— Вера у вас ассоциируется исключительно с какой-то одной церковью?

— Для меня — да. Любой верующий человек — лучше, чем неверующий. Моя вера — православная. В свое время на Западной Украине я был представителем секты ивановцев. Так сказать, отвечал за этот регион. Меня уже тогда апостолом называли... Вытащил меня из той пропасти — иначе это не назвать — православный старец, которого я встретил в Мюнхене. Это он запретил мне ехать в Западную Европу, хотя сам и жил в ее центре. Сделал это очень просто, мастерски и с такой любовью, что я до сих пор удивляюсь. Он меня двумя словами вылечил — говорит: «Нечего тебе здесь делать. Ты тут ничего не найдешь, только растеряешь». Он дожил до 112 лет, а недавно, к сожалению, умер.

Когда меня пригласила греко-католическая духовная семинария под Тернополем, я согласился. С удовольствием пообщался с семинаристами. Другое дело, что я не могу принимать участия в церковных праздниках, во всем, что касается служения, литургии и т.д., поскольку существуют принципиальные богословские различия. А на диалог иду с радостью.

— Ваши песни патриотические, тогда как православная церковь Московского патриархата откровенно промосковского направления. Нет ли в этом противоречия?

— Есть противоречие, не спорю. Я не идеализирую иерархию московской церкви. Если вы так думаете, то ошибаетесь. Но я повинуюсь, потому что ощущаю там благодать. Это дело не ума, а сердца.

Часто Московский патриархат подают как врага украинского народа. Мне это странно. Значит, и я враг украинского народа?! Но я ведь остался на Родине, в своем родном городе. Не уехал ни в Америку, ни в Австралию, где мне предлагали выгодные контракты. Я мог получать сотни тысяч долларов, работая там в оперном театре, но не сделал этого. В конце концов, и в Москву я не уехал. Люди просто не хотят разбираться.

«Если брат болен, это не означает, что от него нужно отречься»

— Интересно, как украинца с Волыни сегодня воспринимают в России?

— Во время последней поездки в Россию на одном из концертов мне передали такую записку: «Как вы там живете среди бандеровцев?». Я ее зачитал и сказал, что в 1939 году, когда советские войска вошли в Западную Украину, для народа это был праздник. Есть кинокадры об этой встрече, которые почему-то не показывают ни украинские, ни российские телеканалы. А через месяц начался ад: расстрелы, аресты, высылка. Люди, проводившие это, говорили по-русски. Так какого вы хотите к себе отношения? Сам не знаю, как бы действовал, если бы у меня отобрали дом и землю — все, что нажили мои предки: может, взял бы в руки автомат. Конечно, это были безбожники. Моя бабушка рассказывала (она застала еще Первую мировую войну), что когда пришли русские, это были замечательные люди, украинцы с ними на вечерницы ходили, пели, дружили, в брак вступали. А в 1939 году это уже было НКВД. Как поразительно изменился народ за каких-то неполных 30 лет! Но даже если брат болен, это не означает, что от него нужно отречься.

Однажды с отцом, организовывавшим наше выступление в Ульяновске, у нас возник довольно резкий диспут за столом. Он рассказал, что его тетку, молодую девушку, на Западной Украине, где она работала учительницей, убили бандеровцы. Конечно, это была для него рана. А я ему говорю: «Знаете, за что убивали учителей тогда? За то, что они говорили детям, что Бога нет». Ему нечего было ответить. Если жить по Старому Завету — это правильно, по Новому Завету — это не наш путь.

В аэропорту, уже прощаясь, тот отец встал передо мной на колени и попросил прощения. И сказал, что это — от лица россиян. Я, конечно, сделал то же самое. Нам всем — как россиянам, так и украинцам — нужно попросить друг у друга прощения за грехи.

— Есть ли шансы у светских людей услышать песни в вашем исполнении? Или ваши концерты сейчас организовывает только церковь?

— В основном, выступаю по приглашению церкви. А вообще это не имеет значения. И на завод, бывает, приглашают петь — для рабочих, и в медгородок в Киеве.

— Но музыка у вас особая...

— Да, она больше камерная и требует прямого общения. То есть должен быть диалог с залом, а не монолог. Люди обязательно что-то спрашивают — с ними интересно поговорить. Кроме того, в Почаеве у меня был духовный отец, ныне уже упокоившийся, так он мне рекомендовал не выходить на большую сцену и телевидение, делать что-то локально и для небольшой аудитории.

— Недавно о Почаеве был снят фильм, который представили на фестивале «Покров». Вы не принимали участие в работе над ним?

— Я был на открытии фестиваля — пел с Настей (младшая дочь Василия Жданкина. — Авт.). Там же впервые узнал об этом фильме и посмотрел его.

Также там шел фильм «Остров», и он представился мне в более выигрышном свете. Это кино мирового уровня. Ничего нового он мне не сказал и не открыл, но я получил радость от того, что появился православный кинематограф с большой буквы. Казалось бы, сложно сказать что-то важное за такой короткий промежуток времени, но это удалось — фильм глубокий. Дай Бог чтобы так и продолжали, потому что до этого выходили поверхностные фильмы. Был я однажды на православном фестивале «Золотой витязь» в Москве — это пародия на православие. Люди, которые хотят считаться верующими, а жить по законам этого мира, и фильмы такие же снимают. Там слишком чувствуется светский дух — его не спрячешь, он везде выпирает: на сцене красивые речи, а потом — пьянки, гулянки…

Например, опера. На сцене все красиво, благозвучно и торжественно. А за кулисами — интриги, разврат, такое болото... В сущности, что такое театр? Это подмена церкви. Это лукавый нашел людям форму замены литургии. Хотя Господь и из театра иногда делает то, что ему нужно.

«Ряды монахов пополняются рокерами»

— Когда-то вы говорили о вредном влиянии рок-музыки. Если ваше мнение по этому поводу не изменилось, можете объяснить свою позицию?

— Кардинально не изменилось. Просто стал осторожнее подходить к этой теме, потому что ряды монахов сейчас в значительной степени пополняются рокерами. Это явление можно объяснить. Человеку, играющему классическую музыку, очень сложно прийти к настоящей вере, потому что он думает, что уже несет духовность. Эта уверенность уводит от настоящего понимания Бога. Это — иллюзия, поскольку красота — еще не духовность, а только одно из ее проявлений. Рокер же прекрасно понимает и видит пропасть, отделяющую его от Бога. И ему проще сделать этот шаг. «Господь поругаем не бывает». То есть лукавый пытается хулить Бога устами людей, но тем самым приводит их к Богу. Ученые исследовали частоты «рокерских» децибел и их влияние на живой организм и человеческую психику. Разрушительность этого влияния демонстрирует поведение молодежи на рок-концертах или после них. Что она делает? Бьет витрины, ни с того ни с сего опрокидывает автомобили. Что это такое?

— Получили заряд энергии.

— Да, но какой? Если вы были на той встрече, посвященной рок-музыке, то, может, вспомните, как я дискутировал с группой людей, сидевших в первом ряду. Они назывались атеистами, но когда речь зашла об Алистере Кроули, апологете сатанизма, начали его защищать. Атеист так бы не сделал, то есть они, очевидно, были явными сатанистами. И мне интересна их судьба... Я знаю, что даже у нас в Кременце собираются сатанисты. Опять же, это одно из явлений, о котором нужно кричать, а не просто говорить. А оно затирается той же политикой.

«Как наши люди покидали страну, так и теперь покидают!»

— Следите ли за развитием современной украинской музыки?

— Мне нравятся некоторые вещи Ирины Шинкарук, почти все из ее акапельного проекта. Из российских авторов — Расторгуев, Емелин. Понравилась одна из последних песен «Океана Эльзы» — с социальным подтекстом. Хотелось бы, чтобы таких откровенных вещей было больше. Человеку очень тяжело высказать свое отношение к этому миру. А Господь прежде всего принимает людей искренних. Пусть они ошибаются — но излагают свои мысли без фальши. Таких людей Господь рано или поздно приведет к себе.

— В прошлом году наконец-то вышел ваш очередной сборник песен — «Одкровення». Почему такой длительный перерыв с времени выхода альбома «Б’ють пороги»?

— Вообще-то, это уже третий мой сборник. На Рождество 2003 года я давал концерт в Тернопольском кукольном театре, и его записи вошли в альбом «Ой зійшла зоря». Шикарную запись этого концерта сделал звукооператор театра Виктор Баранов. Надо отдать ему должное — с живым звуком он очень хорошо поработал.

Что касается длительного перерыва, то на то было несколько причин. Главная — я сомневался, стоит ли выпускать альбом вообще. Самому поднять такую глыбу казалось мне фантастикой — студия, свести, оформить и т.д. А когда нашлись люди и сказали, что все берут на себя, а я должен только спеть, — то ничего не оставалось как согласиться: Божья воля, значит. Это были Ира Шинкарук и звукорежиссер Александр Потемкин. Встретились, поговорили, и она сказала, что я просто должен это сделать.

— Одна из наилучших, по моему мнению, песен вашего последнего альбома — «Билина про Кременець». Кажется, лучше чем вы, этот чудо-подвиг еще никто не воспел. (Речь идет о событиях 1241 года. Кременецкая крепость была тогда одной из немногих, которую монголо-татары не смогли захватить. — Авт.)

— Я лет десять вынашивал эту идею, а написал за день. Это было где-то восемь лет назад.

— Когда-то вы говорили, что хотели бы написать песню на стихи Лины Костенко. Удалось ли вам сделать это, и есть ли шансы у текстов других авторов зазвучать под вашу музыку?

— Хотел бы, но к стихам Лины Костенко нужен соответствующий подход. С одной стороны, ее стихи простые, с другой — довольно сложные. Потому не знаю, как получится, этого не предугадаешь. Нравятся мне стихи Константина Москальца, некоторые вещи Романа Лубковского. Младшая генерация страдает какой-то озлобленностью, и это меня беспокоит.

— Работаете над следующим альбомом?

— Сейчас у меня главная задача — быль о крещении Руси. Текст есть, осталось написать музыку. Возможно, еще удастся закончить текст о Даниле Галицком. Эта тема меня очень волнует, поскольку он наш земляк — его вотчина была за 20 км от Кременца: город Данилов, который приказал выстроить князь Роман, отец Данила Галицкого. Кроме этого, меня интересуют Колиивщина и современная тематика. Почему интересует больше всего история? А потому, что она современна всегда. Смотришь в прошлое — и видишь настоящее. Как покидали наши люди Украину еще в позапрошлом веке, так оставляют и сегодня.

Наши политики добиваются легализации украинских «заробитчан» за границей. Говорят: как хорошо, что люди имеют возможность там заработать. Но не упоминают причину — почему люди вынуждены ехать туда: потому что в Украине эти же политики все разворовали и разрушили.

Наши люди и в самом деле достаточно неплохо зарабатывают за границей. Но параллельно идут страшные процессы — разрушаются семьи, деградирует молодежь. Родители стараются компенсировать свое отсутствие и любовь деньгами. В результате дети стоят у игровых автоматов, сидят по барам и выходят на панель. Такие вот заработки...

Но есть еще много светлых личностей, живущих не ради желудка или политики. Они просто спокойно делают свое дело. По соседству со мной живет художник Нил Зварунчик, с которым я недавно познакомился. Олег Вартабедян — тоже местный художник, который прежде был «главным атеистом» в Кременце в райкоме комсомола, а сейчас пишет богословские труды. Он действительно стал верующим человеком. Это не приспособление ради моды, он в самом деле изменил принципы. Очень глубоко изучает христианство, потому что голова светлая. Очень хорошо знает историю Кременца. Мы дружим.

Есть мои соседи по даче — крестьяне — живут благодаря своему труду. В сущности, только с огорода и скота. Чистые, светлые души... Да, собственно, пока что наш народ на таких людях и держится.