ШУМ СНЕГА И ИЗГИБЫ ИСТОРИИ

— Какое счастье, что мой сын никогда не увлекался творческими профессиями! — воскликнула знакомая, когда мы вышли из Дома кино после встречи с известными и не очень актерами и художниками. — Вечная зависимость от вкусов публики, от менеджеров… Слава Богу, что сын пошел в бизнес! — подытожила она соприкосновение с миром искусства.

Краткий монолог знакомой вспомнился, когда я познакомилась с Людмилой Юриной — композитором, глубоким и очень современно мыслящим человеком. Она ощущает мир исключительно по законам художника. «Погляжу глазами Космоса на себя и других, и многие проблемы кажутся мелкими», — сказала Людмила в нашу первую встречу. Неизбалованная вниманием в отечестве, она считает родной Киев вторым Иерусалимом, особым духовным местом, где пишется музыка и живет ее семья. С кем же, как не с композитором, обладателем самой странной «небожительской» профессии, поговорить в начале суперпрагматичного и суперинформационного XXI века о превратностях судьбы художника…

— Когда разговор заходит о пишущих музыку, обыватель сразу представляет Крутого или Паулса. «На уровне песни» они известны и любимы, а то, что состоятельны, это, как говорится, видно невооруженным глазом. Когда пишется совсем иная музыка — как ваш «Ран-нан» — по моему ощущению, похожая на вибрацию чешуи рыбы, необычного, «нечеловеческого» звучания, — тогда как живется композитору?

— В «Ран-нане» (переводится как «внутренний свет») использованы все группы струнных — шесть первых скрипок, пять вторых, три виолончели, контрабас. Написана девять лет назад под влиянием тибетской «Книги мертвых». Впервые исполнялась тогда же, в 1993 году, на форуме молодых композиторов в Киеве. Приняли произведение восторженно, а потом… выкидывали из всех программ музыкальных фестивалей. Только в этом году на «Музыкальных премьерах сезона» оно было сыграно второй раз.

В моей среде — композиторов, художников — могут заниматься только тем, чем самоотверженно занимаются, — искусством. Это наш крест, от Бога.

— Но есть-то хочется…

— Нас потихоньку приучают к мысли, что композитор — это профессия, когда человек постоянно ходит с протянутой рукой. На самом деле такая ситуация ненормальна. Во всем мире людей творческих профессий поддерживают и меценаты, и государство. Настоящее искусство не хозрасчетная организация, оно формирует духовный потенциал нации. Мудрая политика государства в том, что оно, помогая людям искусства, растит свое будущее в атмосфере развития чувств, умения слышать и видеть, а значит, сопереживать. Увы, у нас в завтрашний день пока не смотрят. Как ни горько, но меня, как композитора, в Германии больше знают, чем в Украине.

— Почему?

— Эта страна традиционно музыкальна. Она имеет много фондов, грантов, стипендий, поддерживающих не только своих, но, я бы сказала, творческих людей всего мира. Первую стипендию я получила в 93-м году. Подавала на нее уже будучи аспиранткой консерватории. Получив ее, поехала в город Райнсберг, в Академию музыки, на мастер-курсы по композиции, которые вел Пол Хайнц Диттрих — интересный современный композитор. Слушатели приехали из Азии и Европы — мы получили возможность отличного музыкального общения, возможность слушать произведения самых различных направлений «живьем», работать в архивах богатейших библиотек. Там я кожей почувствовала, что такое новый подход к организации музыкальной материи: ведь в современной музыке много технических трудностей, а я часто пишу в этом русле.

Следующий грант я получила от фонда Хайнриха Штробеля в Экспериментальную студию Юго-Западного радио. У них уникальная аппаратура, и знаменитый современный композитор Луиджи Нона часть своей известной авангардной оперы «Прометей» записывал тут.

В этой студии посчастливилось поработать и мне. Я записала электронную версию к пьесе «Квадрат» моего любимого драматурга Бекета. Увлеклась его пьесами с той поры, как попался томик на английском языке.

«Квадрат» — пьеса без слов. Ее драматургия продиктовала музыкальное насыщение сюжета: четверо ходят по расчерченному квадрату — этакая «тотальная определенность». Очень хочется записать диск, музыкальный, но в Украине пока не получается.

Следующий грант оказался долгосрочным — на целых два года. Поехала я в город Шрайн, в Нижнюю Саксонию. Город старинный, его, можно сказать, отдали на откуп людям искусства. К ним самое трепетное отношение. Меня одну поселили в доме в 140 квадратных метров, потому что пишу музыку и мне нужно пространство, тишина! Я этим совсем не избалована: в Киеве живу с родителями, ребенком и мужем в среднестатистической квартире. А тут… в моем распоряжении — прекрасный рояль, никакой заботы о быте. Праздник души! Сама себе устраивала «страшилки»: выключала свет и бродила по дому со свечой, пытаясь испытать то, что чувствовали люди «в доэлектрическую эру». Там я написала три вещи: «Звуковую иллюзию», «Тени и призраки», «Блуждающий огонь».

— Поистине Германия прониклась духом — искусство спасет мир!

— В истории происходят удивительные вещи. Наверное, в этом есть своя «железная» логика. В Шрайне на площади Дорфплац растут три старых дуба. Их называют «бургомистр», «кайзер» и «фюрер». Минутах в десяти от площади находится кафе «Черный петух». В нем когда-то встречались первые фашисты, а теперь там еврейский клуб.

Когда я бываю в Германии, так или иначе с немцами возникают разговоры на очень болезненную тему — о Второй мировой войне. Мой отец был военным летчиком, и я бывала в тех городах, которые он бомбил. И встречалась с жителями, которые пережили эти трагические времена. Я не скрывала, рассказывала, кем был мой отец, да и дедушка тоже был военным летчиком и тоже выполнял свой долг. В ответ пожилые люди рассказывали, что они пережили тогда. Мы сидели за одним столом и решали, как поступать дальше. Примирение — вот наша сила. У немцев покаяние и поддержка тех людей, с которыми они воевали, очень искренна. Все были тогда солдаты, говорили они, но мы не хотим жить с этим грузом всю жизнь.

— Не возникло желание написать музыку на эту тему? Что-то вроде Прокофьева, только наоборот? Героическая симфония Великой Отечественной, «переведенная» на нынешние исторические реалии...

— Может, в будущем...

— Вы давно пишете музыку?

— С 85-го года. Я закончила училище Глиэра по классу фортепиано, преподавала в музыкальной школе. В консерваторию пришла зрелым человеком. Училась в аспирантуре по классу Евгения Федоровича Станковича. До четвертого курса была у Штогаренко, и тогда меня чуть не исключили за «профнепригодность». Теперь преподаю в Национальной музыкальной академии на кафедре композиции чтение симфонических партитур и инструментов.

— И какой из них самый любимый?

— Ударные. Обожаю тамтам. Его звук — это знак личности.

— Как создается музыка?

— Вдохновение руководит любым сочинительским процессом. Толчок может быть самым неожиданным: шум снега, который падает на воду... Я обратила внимание на это давно — совершенно изумительный звук. Музыку часто записываю схематически, в виде графика.

Концепция определяет все произведение. Я поклонница новой музыки. Появились новые формы, в которых работают современные композиторы: например, компьютерные инсталляции. Они очень распространены в Европе. У нас пока мало знают про это. Но лично я не хочу работать с компьютером. Он убивает творческий момент. Лучше взять карандаш и писать. Ощущение, которое рождается при этом, — для меня важнейший творческий момент.

— Ваш муж — композитор. Два музыкальных человека в семье — не тяжело?

— С Сергеем Зажитько мы познакомились, когда учились в консерватории. Нам обоим доставалось за любовь к новаторству. Как художник я независима, но мнение мужа очень ценю.

— Каждый композитор мечтает, чтобы у него был свой слушатель...

— Если музыка не затрагивает публику, она ни за что не придет на концерт. Потихоньку моя музыка начинает звучать на родине. На одесском фестивале «Два дня и две ночи новой музыки» немецкий виолончелист Матис Лоренс вместе с Дрезденским ансамблем исполнил «Блуждающий огонь». Феноменально сыграл. По отзывам, это была лучшая вещь на фестивале.

Обрадовало и Запорожье, фестиваль «Барокко и авангард». В фортепианной программе звучали мои произведения и мужа. После их исполнения к нам подошла американская пианистка Патриция Гузон с любезным отзывом о нашей работе. Но самое главное — запорожцы слушали очень заинтересованно. Каждый день в течение недели зал был полон.

— Постепенно нарабатывается имя?

— Буду надеяться, что у нас оценят благородство и благодатность профессии композитора. В Украине еще сохранились мощные духовные традиции, питающие творческую личность. В какой-то момент, живя в Германии, я стала осознавать, что западная сытость забивает свежую струю и душит божью искру, а без нее нет бессмертного произведения. У немцев не мог родиться такой невероятный композитор, как Губайдулина, и стать тем, кем стала сейчас. Теперь она переехала в Германию навсегда — эта страна дала ей достойную жизнь.

Страдания закаляют человека и делают его мудрее. В благополучном государстве, прагматичном обществе нет той «сумасшедшинки», которая делает искусство гениальным. Почему мы так интересны Западу, почему наших композиторов там привечают? Потому что в каждом нашем художнике заложена притягательная тайна творчества, космическая стихия в мирном русле, отличающая его от обычных людей. Именно она делает простых смертных тоньше, эмоциональнее, сохраняя врожденную яркую гамму чувств человеческих.