РЕЦЕПТ ДОЛГОЛЕТИЯ

Вот правду говорят, что лучший доктор — это семейный. Он приходит к вам как к себе домой, знает ваш организм как свои пять пальцев...

У меня, например, такой есть. Зовут его Ленчик.

Мы дружим с ним уже много лет, и он меня полностью устраивает. Хотя по профессии он гинеколог. Когда меня начинает что-нибудь беспокоить, я как цивилизованный человек обращаюсь к врачу. То есть к Ленчику. Он долго выслушивает меня, теребя свой бесконечный нос, и наконец изрекает:

— Ну что тебе сказать, Георгий?.. Что касается моей специальности, то с этой стороны я, в данном случае, никаких серьезных отклонений не вижу...

После чего я успокаиваюсь, и мы оба с сознанием выполненного долга выпиваем по рюмке.

Но, конечно, с самым замечательным семейным доктором я познакомился еще в детстве. Это была наш участковый терапевт Розалия Генриховна Сулькина. Пожилая дама весом в центнер, постоянно кашляющая, чихающая и держащаяся за печень, она поднималась к нам на второй этаж так, как будто взбиралась на Эверест. И потом долго отдыхала в дверях, вытирая обильный пот и преодолевая одышку.

— Ну? — укоризненно спрашивала она наконец. — И зачем вы меня сюда вызывали, на такую вот высоту?!

— Так, видите ли, Розалия Генриховна, — извиняющимся голосом начинала мама, — переболели мы тут все. У меня вот температура тридцать восемь... Слабость... Видимо, грипп...

— Это у вас грипп?! — презрительно глядя на маму, перебивала ее Розалия Генриховна. — Вот у меня таки грипп!.. Подумаешь, тридцать восемь! У меня сорок два третью неделю держится. А слабость какая! Перед глазами круги!.. Ноги подкашиваются!..

— Так вы бы присели... — начинала волноваться мама.

— Да что там «присели», — отмахивалась Сулькина. — Мне бы сейчас прилечь надо, прилечь! Причем недели на две!..

И она обводила взглядом нашу квартиру, как бы отыскивая себе место, куда бы это ей на две недели прилечь.

— Хотя что это я говорю... — тут же обрывала она себя. — Разве я могу себе это позволить? У меня же еще пять вызовов! Я даже в аптеку сходить не успеваю, чтобы купить себе лекарство... Ой, что-то мне совсем нехорошо стало... Сейчас упаду...

И она грузно опускалась на стул.

— Так, может быть, я схожу? — робко предлагала мама, вставая с постели.

— Куда?

— В аптеку. Вам за лекарством.

— Ну это же неудобно, — останавливала ее Сулькина. — Все-таки вы больная — я врач... И потом, что, мне уже, кроме вас, за лекарством некому сходить? Вот супруг ваш, например, пусть сходит. Что это он на диване лежит? — Так это у него радикулит, — оправдывалась мама. — Он подняться не может...

— У него радикулит?! — переспрашивала Сулькина, тыча в папину сторону толстым дрожащим пальцем. — Да на нем еще воду можно возить! Нет, я вижу, что он лежит, но я же слышу, что он не кричит!.. Вот у меня радикулит! Это да! Я кричу двадцать четыре часа в сутки. Не прекращая ни на минуту!.. Такая боль!..

— Но сейчас вам, наверное, легче? — с надеждой спрашивал папа, кряхтя поднимаясь с дивана.

— Это почему вы так думаете? — удивлялась доктор.

— Ну сейчас же вы не кричите...

— Пожалуйста... Я могу начать! Я сейчас так закричу, что у вас тут у всех барабанные перепонки полопаются!.. Но зачем? Разве меня кто-нибудь услышит?..

— Знаете, — сочувственно говорил папа, — мне в таких случаях жена делает массаж поясницы. Очень помогает...

— Как вы говорите? — заинтересовывалась Розалия Генриховна. — Массаж? А ну давайте пусть она сделает!..

— Но вы же хотите, чтобы я шел в аптеку, — удивлялся папа, — как же она может делать мне массаж?

— А причем тут вы? — пожимала плечом доктор. — Вы и идите. Пусть она мне сделает. Кстати, заодно и пропотеет. Ей это сейчас полезно. А вам, наоборот, полезно немного пройтись. Размять свои залежавшиеся суставы. Поэтому я вас очень прошу: там возле аптеки есть детский сад... Заберите оттуда моего внука Павлика. Он скажет, куда себя вести. Он привык. Его каждый день пациенты домой отводят... Ну давайте, что это у вас за массаж? — продолжала она, укладываясь на освобожденный папой диван. — Да, минуточку, может быть, у вас есть еще какие-нибудь жалобы? На сердце, например?

— Да нет, — говорила мама, — с сердцем у нас пока все в порядке...

— Это хорошо, — удовлетворенно кивала Сулькина. — А то бы я вам сейчас у себя такую стенокардию продемонстрировала, что вам бы уже мало не показалось...

— Зато у нас вот бабушка приболела, — продолжала мама, массируя доктора. — Давление у нее высокое. Сто восемьдесят на сто двадцать...

— Да что вы говорите?! — изумлялась Розалия Генриховна. — Неужели сто восемьдесят на сто двадцать?! И бывают же такие счастливые люди!.. Высокое!.. Я уже не хочу вас пугать, но у меня это самое давление на такой заоблачной высоте, что его уже никакими средствами не собьешь! Только при помощи истребителя!.. И что же? Мне теперь не идти на работу? Или, не дай Бог, на базар?!

— Какой базар?! — ужасались мои родители. — А вдруг вам там станет нехорошо?

— Обязательно станет! — соглашалась Сулькина. — А как же иначе? В данном случае шансы выжить практически сведены к нулю! Но на базар же все равно кто-то должен идти! А кто? Может быть, мой зять — этот бытовой пьяница? Или дочь-бездельница? Кто, я вас спрашиваю?! Ну разве что сынишка ваш сбегает, вместо того чтобы телевизор смотреть...

— По поводу сына мы с вами тоже хотели проконсультироваться, — извиняющимся голосом вставляла мама. — Он у нас скарлатину перенес несколько дней назад... Так можно ему уже в школу идти или нельзя?..

— В школу — нельзя, — категорически заявляла доктор. — Еще перезаразит там всех. А на базар — можно. Я бы там этих спекулянтов сама бы всех перезаразила, если б могла! Но их же никакая холера не берет. Так что иди, детка, иди... Там у меня в сумке деньги лежат, и список я уже для тебя составила...

— Но с поясницей-то вам хоть легче становится? — спрашивала у нее мама, не прекращая массаж.

— Вы знаете, да! — отвечала доктор. — У вас таки действительно золотые руки... Но разве это может облегчить мои главные страдания? Вот если бы вы этими золотыми руками задушили моего зятя, я бы, конечно, почувствовала облегчение... А так... Все мои болячки исключительно от него. И давление у меня от него поднимается, и температура. А если что-нибудь иногда и падает, так только гемоглобин. Я уже думала найти какого-нибудь физически крепкого мужчину, который бы мог с ним просто поговорить... Но где? Мужа, который любил меня больше жизни, я потеряла десять лет назад. Остальные мужчины, которых любила я, потеряли меня еще на десять лет раньше... А этот негодяй просто составил себе пятилетний план по сведению меня в могилу!.. И я боюсь, что к наступающим первомайским праздникам он таки перевыполнит его досрочно...

Тут Сулькина начинала горько рыдать.

— Так, может быть, я с ним поговорю? — спрашивал мой не очень физически крепкий, но очень сердобольный папа.

— Нет, ну зачем же? — вяло сопротивлялась Розалия Генриховна. — Вам и так уже и в аптеку для меня идти, и за Павликом... Хотя, если вы настаиваете... Там, рядом с нашим домом, пивной ларек. Этот алкоголик со своими дружками как раз в это время опохмеляется... Как увидите самую бандитскую физиономию — смело подходите. Это он и есть. И скажите ему так: если ты, мерзавец, еще один раз поднимешь свой голос на доктора Сулькину или даже поднимешь на нее руку!.. на эту святую женщину!.. опытнейшего терапевта, которая каждый день ставит на ноги весь район... — я тебе так врежу по морде, что ты аж упадешь!.. А еще лучше знаете что? Вообще ничего ему не говорите. А просто подойдите и сразу врежьте!

— Не объясняя, за что? — удивился папа. — Но он же меня прибьет!

— И очень хорошо! — торжествовала Сулькина. — Так, значит, вы сами убедитесь, с каким хулиганом мы в данном случае имеем дело!

И что вы думаете? Папа, забыв про свой радикулит, шел покупать доктору Сулькиной лекарства, потом — забирать ее внука, потом — получать по физиономии от ее зятя. Я, наплевав на скарлатину, бежал, как говорят в Одессе, делать ей базар. Мама, преодолевая свой грипп, делала ей массаж. А наша престарелая бабушка тихо радовалась, что давление у нее все-таки сто восемьдесят на сто двадцать, а не, например, триста шестьдесят на двести семьдесят, как у этой несчастной докторши...

То есть, решая катастрофические проблемы нашего семейного доктора, мы как-то забывали о своих незначительных неприятностях.

Что же касается самого доктора, то она, между прочим, дожила до девяноста лет. Так что свои невероятные беды и страдания она, видимо, сильно преувеличивала. Понимаете зачем? Ну конечно! Просто она знала великий секрет врачевания: для того, чтобы человеку стало легче, он должен увидеть перед собой другого человека, которому еще тяжелее, чем ему! Иногда это действительно может поставить пациента на ноги. И уж, во всяком случае, всегда улучшает ему настроение.

И еще она говорила, будучи уже в глубоко преклонном возрасте:

— Ну, допустим, я таки да умру... И что же? Эти мерзавцы родственники устроят себе по этому поводу пьянку сначала на моих поминках, потом на девять дней, потом на сорок... А фига с два! Такого вечного праздника они у меня не заслужили!..

По-моему, эта мысль — блестящий рецепт долголетия.