ПУТЬ ЕВРЕЕВ СКВОЗЬ ВРЕМЯ

Было бы странно, если б человечество, подводя итоги последнего столетия и эры в целом, вновь не актуализировало особое отношение к одной из своих самых выдающихся составляющих — еврейству. Вот как раз к этой теме и примыкает идея нового полнометражного документального фильма «В субботу я — король», премьера которого состоялась в прошлое воскресенье в столичном Доме кино.

Картину поставил московский режиссер Владимир Двинский по сценарию известного украинского кинодраматурга Владлена Кузнецова. Фильм построен как лирическое авторское путешествие к своим этническим истокам, связанным с бытом еврейских местечек («штетл») бывшей империи, где общались исключительно на идиш и откуда вышли решительно ни на кого не похожие гении культуры. За кадром от первого лица и от имени этноса режиссер сам комментирет свое путешествие сквозь ХХ век: « Я — типичный русский еврей… Во-первых, потому, что вообще родился и выжил: моих родителей по чистой случайности не убил черносотенный патруль, гитлеровский крематорий, сталинские лагеря… А во-вторых, я типичный еврей потому, что не знаю языка, на котором говорили мои предки… И я был бы полным идиотом, если бы всю свою сознательную жизнь не спрашивал себя и других, включая Бога: «Почему так случилось?» По этой причине, собственно, и появился наш фильм». Далее перед зрителями и развернется неспешная, хотя и конспективная, одиссея «нашего» еврейства и идиш-культуры в новейшем времени. От выразительно-характерных фотопортретов обитателей «штетл» начала века до не менее ярких персоналий современников. Вот последние из обитателей Шаргорода, еще лет пятнадцать тому назад бурлившего своей особенной жизнью: группка колоритных стариков, забивающих «козла»в ожидании обеда; вот по-философски рассудительный и по-житейски все понимающий портной; вот красивая молодая женщина, по собственному почину создавшая этнографический музей-надгробие родному городу, — всеми владеет одно горестное, ностальгически пронзительное чувство ухода, исхода и прощания с домашним очагом, памятью детства и могилами предков. Это переживание именно исхода, а не отъезда и смены места жительства передается и зрителю. А в одном из подобных портретных микросюжетов возникает эмоциональный эффект лопнувшей струны. Сначала мы успеваем очароваться одним киевским «птичником», считающим себя совершенно счастливым человеком, получившим от жизни все, что только можно пожелать, — от жены и детей до домашнего зоосада, где есть даже идиш-канарейка, впадающая в певческий транс от звуков еврейской речи. А потом, как нож в сердце, весть из-за кадра: через несколько недель после съемки он умер. Исход вершится и в такой форме.

Фильм включает и отдельные документально-монтажные сюжеты, говорящие о путях еврейства в революционном сломе 1917 года, о биробиджанском «еврейском счастьи», о роли в Великой Отечественной, об аде нацистских концлагерей, назревавшей бойне «космополитов» в 50-е и движении «отказников» при «застое». В целом получилось проникновенное лиро-эпическое произведение о цивилизационном вираже самой Истории, о наглядно явленной «перемене участи» целого народа. Завершается лента соответственно и достойно — мощным вокалом Якова Явно, исполняющего свой авторский псалом на тему о судьбах еврейского народа.

Однако нельзя не упомянуть и о некоторых деталях, которые для меня несколько размыли впечатление от центральной части картины. Совершенно непонятно, почему авторы сочли необходимым включить в повествование отдельные побочные, не имеющие прямого отношения к избранной теме сюжеты, достойные особого рассмотрения (что, собственно, уже имело место на экране): описание фронтовых деталей войны, вставной этюд о творчестве замечательных украинских скульпторов Ады Рыбачук и Владимира Мельниченко и др. Здесь, по-моему, внимание зрителей было неоправданно отвлечено от основной идеи. Нефункциональным показалось нарушение принятой хронологической канвы — вынесение рассказа о Биробиджане в особое рассмотрение «постфактум». И уж вовсе удивила такая мотивировка сталинского отстрела «врачей»: якобы, как и Гитлер в аналогичном случае, тираны стремились уничтожить евреев как имманентных носителей совести. Во-первых, известно, что не только евреи пользовались тогда акцентированным вниманием палачей. А во-вторых, мне почему-то кажется, что феномен совести отнюдь не составляет чьей-либо этнической монополии. И еще: нынешнее житье-бытье еще оставшихся в постсоветской ойкумене евреев подано как идиллически беспроблемное (эпизоды в московской синагоге), и слово «антисемитизм» ни разу даже не произносится. У меня есть конкретные основания сомневаться в том, что дело обстоит так. Впрочем, авторы картины, конечно же, имеют неоспоримое право на субъективно-личностный подход ко всему повествованию, на любые решения и суждения. Как и мы — на свои. Главное — спасибо им за честную по большому счету ленту.

И последнее. Очень жаль, что деятели новой украинской культуры, насколько мне известно, еще нигде явственно не выразили сожаления по поводу утраты в ее составе исторически весьма давней и важной еврейской компоненты. Наверное, они слишком заняты проблемами не столько общенационального, сколько узкоэтнического культурного строительства. Уверен, чувство потери и сиротства еще придет...