ПРОСТО ПРОЗА ТАКАЯ — НЕПРOСТАЯ

По состоянию на сегодняшний день массовый литературный психоз я имел возможность наблюдать один-единственный раз. Это было 11 октября 2001 года, когда Тарас Прохасько презентовал в Черновцах книжечку FM «Галичина». Три недели напролет перед тем столица Буковины подметалась, мылась и красилась, ведь нам, буковинцам, поесть не дай, только не мешай продемонстрировать, как мы любим гостей встречать. Завистливые недруги даже распространили т.н. информацию о том, что в ректорате местного университета состоялся конкурс красоты, после чего добродетельные участницы были проинструктированы, в какой фасон юбочки они должны запаковать свои попочки: так, чтобы, с одной стороны, гость визуально удовлетворился, но, с другой, не потерял контроль над собой.

Так или иначе, а долгожданный праздник, который еще не всегда с нами, наконец-то настал. В тот день по городу невозможно было ни проехать, ни пройти, из-за чего едва ли не сорвалась сама презентация. Такой концентрации милиционеров на метр квадратный не видели даже черновицкие старожилы, а они — можно не сомневаться — видали в этой жизни почти все. Литературоведы в гражданском тоже приобщились к общему ажиотажу и дефилировали туда-сюда по улицам и площадям, уплотняя и без того впечатляющее поголовье задействованных в акции граждан. Собственно, Черновцы и ранее отличались изысканным вкусом и тягой к прекрасному, но чтобы так — это было для меня откровением.

Впрочем, на следующий день печатные органы сообщили о странном стечении обстоятельств: оказалось, что того же 11 октября наш город посетил некто Кучма Л.Д. Не знаю, что и сказать. Это что же означает, книгу написал один, а фасад моего дома рисовали под дождем для кого-то другого? Ах, неистребимо загадочное бытие, постигну ли я когда-то твою тайную логику? Пойму ли, наконец, зачем все эти эскорты человеку, что путь его закрыт, что его Бог оградил вокруг? Вряд ли…

А потому лучше перейти к чему-то более постижимому, эмпирично достоверному. Ведь таковое имеется: новый Прохаськов трактато-роман «Непрості». И если бы сами непростые заставили меня, как они это любят, составить редуцированный отчет о «сем эссе», то я, пожалуй, напомнил бы им название их же бара: «Шо йо то йо». В том смысле, что давно мечталось о чтении чего-то такого неизвестно-своего, неожиданно-известного — и вот оно. Кстати, о редукции. Как представляется, процесс получения эстетического наслаждения может быть сведен к одному из двух фундаментальных принципов: открыванию или узнаванию. Когда же восторженность новизной сочетается с радостью возвращения домой, тогда и появляется ощущение «шо йо то йо».

Следовательно, называть «Непростих» новой книжкой не совсем правильно. Это обновленный, расширенный и углубленный, но все тот же Тарас Прохасько, продолжающий знать: «Каждый человек может сделать за свою жизнь книжку… Каждый, но только одну. Думающие, что написали много книг, заблуждаются — это все продолжается делание одной. Вне своей книги не выскочишь, что бы ни менял. Можно подделать, но не создать. Твоя единственная книга ограничена твоим тембром, интонациями, артикуляцией… Твоя книга одинакова в одной странице и в шкафу томов. Голос имеется — достаточно».

Это я и хотел сказать. Голос с присущими лишь ему тембром, интонациями, артикуляцией позволяет мгновенно узнавать Прохасько на любом участке его текстопространства. И это — несмотря на постоянную узнаваемость чего-то другого, на постоянное ощущение присутствия других дней, других Анн, других авторов. Например, Гарсиа Маркеса. Ведь что же такое основанный Франциском и контролируемый непростыми «Ялівець» со всеми его инцестами и чужими войнами, как не карпатское Макондо? Вместе с тем сам «поверхностный» мультипликатор Франциск, вполне довольствуясь «теми объяснениями различных явлений, которые даются увидеть, не нуждаясь в доступе к знанию о глубинных связях между вещами», напоминает — именно из-за приведенного определения — о существовании каких-то «шозистських» лабиринтов Роб-Грийе. А уже через несколько страниц на него заявит свои права Пруст, поскольку Франциск, «дабы что-то вспомнить, должен был мысленно пройти по знакомым местам, проглядывая и выискивая нужные воспоминания». Что же касается Витгенштейна или святого Августина, то они у Прохасько даже не думают скрываться: есть и все тут. Кстати, об Августине. Если в «Исповеди» слово «время» заменить словом «жизнь», то может получиться еще один отчет о «Непростих»: жизнь «существует» разве только потому, что она направляется в небытие.

Но, как сказано, самое важное — это наличие собственного голоса, в котором растворяются чужие слова. Поэтому читатель Прохасько без каких-либо потерь может не знать «источников интертекстуальности». Текст сам себя держит, объясняет и даже дает себе определение: «хорошая проза со сравнениями, почерпнутыми из различных систем координат, вырафинированными выделениями отдельных деталей в потоке панорамы, прозрачной вседозволенностью, незабываемым ощущением присутствия, одновременностью всех тропизмов, неудержимостью неожиданного и бережливой риторикой сдерживания».

Это — ответ на вопрос «как». Чтобы стать главным среди непростых — краснобаем, — врожденное «как» должно сочетаться с приобретенным «о чем». Прохасько бает-рассказывает о судьбе и о вещах, более важных, нежели судьба: о месте (а значит, истории), об истории (а значит, войне), о войне (а значит, смерти), о смерти (а значит, наследственности), о наследственности (а значит, роде), о роде (а значит, культуре), о культуре (а значит, способе говорить), о способе говорить — а значит снова о судьбе. В частности, о непростой судьбе — судьбе тех, кто ткет тексты, то есть сюжеты, то есть другие судьбы. А это вещь важная. По крайней мере для нас — жителей Центральной Европы, которые, даже оставаясь на одном месте, каким-то образом все время оказываются (верно)подданными чужих государств, образами чужих сновидений, узорами на чужих тканях или — по крайней мере — бессильными свидетелями чужих дебиляд типа упомянутой в начале статьи. И ничего тут не поделаешь. Если только не стать краснобаем, то есть приговорщиком, то есть писателем, который может «видеть, изучать, любить, знать, придумывать, не выбирать, забывать, вспоминать, выбирать, помнить, рассказывать, делать, хотеть тысячи мест и слов». Как Тарас Прохасько.