Черкез-Али относится к тому поколению национальных советских писателей, которые, чтобы публиковать даже лирические стихотворения, должны были писать официально одобренную партийно- политическую поэзию. Им пришлось научиться писать так, чтобы читатель смог прочитать не только текст, написанный черным по белому, но и запрятанный между строк, смог понять НАСТРОЕНИЕ поэта, его действительный лирический смысл, который НАДО было написать по велению души, но будь он написан прямо, был бы вымаран цензурой.
Чтобы на 17-й странице сборника увидели свет такие строки:
«Когда б ветром я был в саду, где ты цветешь,
Когда б я улицей твоей прошел, как дождь,
Когда б я солнцем встал в дому, где ты живешь, —
Ты полюбила бы меня? Скажи, Гюзель» —
надо было, чтобы книжечка обязательно начиналась стихами об Ильиче, о партии, о самой передовой в мире стране и о самом счастливом в мире народе. Таковы были законы того времени. И сейчас, когда этого нет, очень интересно перечитывать старые сборники и видеть, как по-разному писатели высказывали свой внутренний протест. Сборник Черкеза-Али начинается стихотворением, озаглавленным «Я никогда не видел Ильича…» Поскольку в то время все считали своим долгом «видеть Ильича», то уже в этом есть уже некоторый протест против системы. В 26 строках стихотворения поэт описал тяжелую жизнь — «отец чуть свет уходит на работу, он дни и ночи в поле спину гнул…», войну — «иссякла в горных родниках вода, горячий ветер гнал песок с золою…», «отец ушел на фронт простым солдатом…», «следом за отцом ушел мой брат…» — и только в 27-й строке: «…Неслышно входит в комнату Ильич…» Стихотворение, на первый взгляд, написано вполне в ленинском духе, но оно насыщено болью за народ, за отнятую родину, на которую не вернуться, как казалось тогда. «Мы карту Отчизны своей обновили. В местах, где болота бесплодные гнили, разбили цветник или солнечный лес. В тайге мы построили мощные ГЭС, в пустыне, где мертвый струился песок, цветут города…» — эти строки, ничего не сказавшие подозрительному уму цензора, много говорили крымским татарам, которые не могли не прочитать в них свое горе и свою историю… Иначе с чего бы это вдруг поэт, живущий в Ташкенте, написал стихи «Женщина у моря»? Откуда у него это знание: «Она к морскому берегу приходит и в скорби молчаливо у холма стоит и с горизонта глаз не сводит, как изваянье вечности сама…»? И неважно, что потом читаешь: «Грохочет море. Волны поднимает. И выше черных скал они встают. И видит ясно женщина седая…» Что видит женщина? В принципе, это уже неважно — крымский татарин, перенесшийся душой из узбекских степей на берег Черного моря, уже видит свое, чего и стремился добиться поэт незаметно для цензора. А дальше строки для цензора: «Родного сына, павшего в бою…» Да и это ведь тоже правда — сколько крымскотатарских матерей видели в снах своих сыновей, ушедших кто в Красную Армию, кто в крымские партизаны, кто в части татарского комитета. Никакой фальши… Безошибочно можно утверждать, что изгнанные со своей родной земли крымские татары в каждой строке своей поэзии искали хотя бы тень Крыма, моря, родных долин, знакомые имена, местности, названия. Например, «Инжир на камне», видимо, картина и узбекской земли, но вслушайтесь, как читается: «Ему бы уберечься от морозца, а раны на стволе он одолеет. Инжирный куст — он так живуч, упорен, но сохнуть бы, чернеть печально стеблю, если б в граните затерялся корень и не нашел питающую землю» — это ведь обо всем крымскотатарском народе…
Черкез-Али родился в 1925 году в крымском селе и рано остался без отца. Становление литератора прошло уже в изгнании. Он был на разных работах, стихи начал писать еще до войны, Ташкентский пединститут имени Низами закончил только в 1968 году, когда стал уже членом Союза писателей СССР. Работал в известном журнале «Йылдыз» («Звезда»), как и весь народ, депортированном из Крыма, кстати, сейчас опять издающемся в Крыму. Написал роман «В объятиях зари», переведенный на русский и казахский языки и изданный в Москве и Алма-Ате. Его перу принадлежат также известные в советской литературе поэмы (названия в переводе на русский язык) — «Неувядаемые цветы», «Девушка из Гулистана», «Беда», издал сборники стихов — «Желания», «Синие берега», «Дыхание земли», «Живые цветы», сборник повестей и рассказов «Зеленые волны» и другие произведения.
В целом, конечно, Черкез-Али — летописец будней той советской страны, в которой мы все жили. Летописец добросовестный и правдивый, мимо поэтического внимания которого не прошло ничто. Однако куда важнее, что в творчестве Черкез-Али, как во всей повседневной жизни людей его поколения, преобладает не партийно-политический героизм, а приземленное понимание своей человеческой сущности: «Ты не орел, Ты — просто человек. И в жизни дан тебе не долгий век, есть в ней условье вечности твоей — Ты Человеком будь. Среди людей!» — это, очевидно, кредо того поколения писателей и поэтов, которые научилось говорить правду сквозь решетки партийной цензуры, которые так и не стали полностью «винтиками и болтиками» общепартийной машины, несмотря на все старания уже канувших в Лету партии и государства, присвоивших себе право писаться с большой буквы.