ПРОРОЧЕСТВО РОБЕРТА СТУРУА

В мае 1987 года в Тбилиси проходил фестиваль молодежных театров СССР. И в один из дней фестиваля организаторы решили сделать сюрприз. Это был царский подарок - нас всех пригласили на премьеру знаменитого Роберта Стуруа. Уже тогда он был живым классиком, ему пытались подражать, каждый его новый спектакль становился событием далеко за пределами Грузии. Можете себе представить, с каким благоговением мы шли на премьеру «Короля Лира». Войдя в зрительный зал театра, мы попали в царство золота и хрусталя, нас окружали великолепные грузинские женщины в вечерних туалетах. Меха, кожа, бриллианты, запахи дорогих духов дурманом наполняли наши головы и мы начинали ощущать значимость происходящего. Должен признаться, что такого зрителя я никогда не видел. Несколько привыкнув к окружению и смирившись со своей затрапезной одеждой в обрамлении этого великолепия, я стал смотреть на сцену. Там амфилада лож зрительного зала с богатой лепкой плавно уходила в глубь сцены, но как-то странно - чем дальше она уходила в глубь, пытаясь закольцевать архитектурное обрамление зала, тем больше деформировалась и разрушалась, позолота облупливалась, местами даже обугливалась и уже больше напоминала руины некогда богатого дворца. Это было королевство Лира, вернее, то, что от него осталось. Заметьте - это был всего лишь 1987 год. До начала первого акта трагедии, которая постигла благословенную Грузию, оставалось чуть более двух лет. И все эти годы, на каждом новом витке трагедии я вспоминал «Короля Лира», сочиненного Робертом Стуруа. Я не мог найти ответа на вопрос - что это было - предчувствие беды, ее предвидение, и если да, то от чего оно шло, как рождалось?

С этих воспоминаний и начался наш разговор с батоно Робертом (именно так обращаются в Грузии к человеку, которого очень уважают, и я решил не нарушать традиций).

Роберт Стуруа: мне постфактум говорили, что многие мои спектакли предсказывали то, что должно было случиться. Я сам с недавних пор начал задумываться над тем - не являюсь ли я Кассандрой. В момент же постановки спектакля я перед собой не ставил таких задач. Я просто ставил так, как я думал, как чувствовал тогда. Поэтому я даже боюсь об этом говорить. Когда смотрел оперу Гии Канчелия, написанную по моему сценарию (в 1991 году я ее восстановил в Германии), ужаснулся, потому что там такие были детали, о которых я даже подумать не мог. Там был сделан сюжет в стиле итальянской оперы, пародия на освободительное движение в Италии. История, которую я тогда писал как шутку, вдруг стала реальной. Очевидно, существует подсознание, когда ты чувствуешь, что завтра что-то произойдет, что-то изменится во всем мире. Творческие люди достаточно чувствительны и многие вещи они ощущают чисто интуитивно, так что и актеры, и я, мы все ощущали, что должно что-то произойти.

- Не все выдерживают и некоторые сегодня покидают Грузию - Тимур Чхеидзе в Санкт-Петербурге, в Большом драматическом, Резо Габриадзе в Москве, Гия Канчелия - в Роттердаме, некоторые актеры ушли в бизнес. Вы остались среди тех, кто сохраняет верность и своей профессии, и своему дому.

- Мой любимый художник Георгий Месхишвили живет в Америке вместе с семьей. А я не могу никуда уехать. Я не могу жить без моего города. И потом, я ответственен перед той молодежью, которая пришла в театр. Я хочу, чтобы театр жил, постоянно обновляясь. И я очень хочу, чтобы театр выжил среди этой разрухи, среди того, что происходит вокруг. Пока к нему есть интерес у зрителей, его любят. Я просто счастливый человек, что в этот период, в моем возрасте я смог что-то новое обнаружить в себе и создать. Однако приходится пару раз в год выезжать за рубеж и ставить спектакли, чтобы можно было поддержать семью экономически. Нашим актерам помогают друзья, родственники, потому что невозможно просуществовать на такую зарплату.

- Уже давно существует определение - театр Стуруа. Если вы согласны с этим определением, то в чем оно для вас?

- Художник творит один - у него есть холст и краски. Режиссер, принося свою идею в театр, сталкивается с людьми и с ними начинает что-то творить. Ведь важно наличие индивидуальностей. Не было бы Чхеквадзе, возможно, не было короля Лира или он был бы другой. Поэтому, если кто-то определил этот театр как мой, то он не только мой. В нем есть качества именно этих артистов, работающих в нем. Театр хорош тогда, когда существует ансамбль, единение актеров, режиссера, композитора, художника. Любой примат лишает его целостности. На других артистов надо заново ставить. Если и существует понятие моего театра, то оно не очень оригинальное -необходимо, чтобы актер не только говорил, но и действовал, действовал не только физически, но внутренне, в своих страстях. Мне важно, что стоит за произносимыми словами.

- Георгий Александрович Товстоногов в частной беседе как-то сказал, что с его уходом уйдет его театр. Вы сами об этом задумывались?

- Парадокс театра в том, что он каждый день умирает и каждый день вновь рождается. И даже снимать спектакли на пленку бесполезно. Это не консервы. Мы работаем для зрителя сегодня. Независимо от меня театр будет жить. Он будет другой, но будет. Мне показали статью канадского исследователя творчества Леся Курбаса Юрия Шереха, из которой следует, что в «Кавказском меловом круге» я практически полностью цитирую Леся Курбаса, хотя я никогда не видел его спектакля. Значит, театральные идеи каким-то образом передаются от режиссера к режиссеру. Я не считаю, что со мной умрет мой театр. Театр продолжает жить дальше и генерировать идеи. И еще одно: режиссер связан со своими спектаклями какой-то пуповиной. Я уезжаю и мои спектакли идут хуже. Я захожу в театр и уже чувствую, как идет спектакль. Но сегодня для меня уже важно не только то, как идут мои спектакли, а и то, что рождается новая режиссура в Грузии. В театр приходят очень интересные молодые режиссеры, ученики Туманишвили. Причем то, что они делают, интересно, несмотря на то, что мне это не всегда нравится. Над ними довлеет некоторый авангардизм, но это проходяще. Главное, что они чувствуют то новое, чего я не чувствую. У нас нет студий. Молодые режиссеры приходят в уже сформировавшийся театр и работают с настоящими артистами.

- Батоно Роберт, я хочу вернуться к началу нашего разговора, к теме предвидения художника, к комплексу Кассандры. Пусть это происходит подсознательно, но это все же есть.

- Я понимаю, о чем вы говорите. И думаю, что все не так мрачно, как кажется. И свет в конце тоннеля есть. Иначе, зачем мы живем. Иначе - нарушаются все законы Вселенной. Я думаю, что все, что происходит сейчас, - это налаживание каких-то колесиков. Кто-то хорошо сказал, что мы жили в зоопарке, а сейчас живем на свободе. Когда-нибудь мы поймем, что жизнь - это не только зоопарк, когда кого-то приводили, кого-то уводили, кого-то отстреливали, а что это борьба, порой безжалостная, но на свободе. И она обязательно приведет к чему-то доброму. Самое страшное, что этот путь требует жертв, и я не знаю, сколько это будет длиться. Самое страшное, и это приводит меня в глубокую депрессию, - это осознание того, что кто-то должен погибнуть. Причем гибнут наиболее талантливые, добрые, созидательные люди, которые не могут не вступить в борьбу со злом, а на них делают деньги, карьеру, политику. Говорят, что Моисей специально продлил срок исхода из Египта, чтобы сменилось поколение и из рабов они стали свободными. Сорок лет - это очень много для нас. Сейчас темпы другие и, возможно, это произойдет быстрее, но даже десять лет жертв очень много, очень жестокая цена за выход из рабства.