ПОСЛЕДНИЙ СПЕКТАКЛЬ

Монолог старого актера

Актерская курилка. Мрачное подвальное помещение. Какие-то грязно-зеленые стены. Тусклый свет. Атмосфера, прямо скажем, далеко не творческая. А актеры привыкли выходить из этого подвала на залитую светом сцену и устраивать людям праздник. Хотя у самих празднично на душе бывает все реже и реже…

До начала спектакля еще уйма времени, поэтому в курилке пусто. Борис Табаровский, как всегда, пришел раньше всех. Уже оделся, гримеры наклеили бороду. Теперь сидит, курит. Думает. Мысли в голову лезут разные. Грустные, в основном, мысли.

Боже, страшно подумать: полвека отдано этому театру. Только этому театру. Сколько сыграно, сколько увидено, сколько прожито!

Был успех, известность, любовь зрителей. Теперь тоже что-то осталось, но это уже так, осколки. Надоело, надоело все… Вот, ей-Богу, даже если бы никуда не уезжал, все равно ушел бы. Не только потому что тяжело. Хотя - и это. Тяжело, очень тяжело стало играть. Каждый спектакль - с трудом.

Многие восхищаются: «Ах, какая легкость!» Знали бы, черти, чего эта легкость стоит…

А еще постоянно боюсь, что вот придет кто-то, посмотрит на сцену и скажет: «А это что еще за… Сто лет в субботу будет, давно пора на свалку, а туда же, играть - и не выгонишь». Пока, кажется, еще не говорят. Но здесь важно почувствовать момент, вовремя уйти.

Коллеги - артисты - те, что помоложе - относятся, как к антиквариату какому-то. Только и слышишь: «Как вы себя чувствуете? Что-то вас давно не было видно». Противно даже.

Писатель оставляет свои романы, художник - холсты, музыку играют столетиями. А что остается после нас, артистов?

Пожелтевшие рецензии, старые фотографии? Кому весь этот хлам будет нужен. Уйдешь - забудут тут же, ни одна собака не вспомнит.

Неужели же сегодня - последний спектакль! Сколько их сыграно - тысячи. И вот - последний. Жутко как-то, не по себе… А газетенка одна уже написала: «Известный актер уехал в Америку. Таланты покидают нашу страну». Поторопились. Не уехал еще. Но… уеду. Решился. Выбора у меня другого нет, все-таки в этой чертовой Америке медицина не та, что у нас. Может, помогут. Хоть немного. Но если бы кто знал, как тяжко на душе, как невыносимо тяжело…

И надо же - ирония судьбы. Прямо мистика какая-то. Последний спектакль - и мой герой, мой любимый герой, мясник Лейзер, будет говорить такие слова: «В Америку еду. Слыхал где это? На другой стороне Земли. Конечно, ехать туда лучше после смерти: все-таки на два метра путь короче… Но что поделаешь…» Вот так… Скажу: «Гуд бай. Кому это надо, чтобы Лейзер из Анатовки говорил гуд бай». И уйду. Хватило бы сил сыграть сегодня, не разрыдаться прямо на сцене.

Он вышел в последнем акте с двумя огромными чемоданами. Его герой, старый мясник Лейзер, не по своей воле едет в далекую Америку. Играл Борис Моисеевич как обычно. То есть не играл. Он жил. А сегодня…

Сегодня своя жизнь ворвалась в написанную драматургом историю - и слова зазвучали иначе. Он изо всех сил старался не расплакаться. В какой-то момент горло сдавило, и он не мог говорить текст. И публика, которую принято считать дурой, все понимала. И молчала. Стояла звонкая тишина. Он нашел в себе силы проговорить последнюю фразу, поднял свои чемоданы, повернулся спиной к залу и медленно стал уходить. Теперь уже никто не мог видеть слез, и не было нужды их сдерживать.

Он скрылся за дальней кулисой - и зал взорвался. Хлопали изо всех сил, не давая оставшимся на сцене актерам продолжать спектакль. Казалось, что он сейчас снова выйдет, еще что-то сыграет или хотя бы просто так, постоит, опершись на палку.

А он сел на скамейку за кулисами и тихонько заплакал. И другие плакали. Подходили, говорили разные хорошие слова. Целовали.

Когда же он вышел на поклоны, зал рукоплескал стоя, кричал «Браво!» Цветов было столько, что он не мог их унести. Творилось нечто невообразимое. Стены театра такого не видели, или, по крайней мере, видели очень давно.

И он понял, что должен вернуться. Он должен вернуться помолодевшим, поздоровевшим. Что вы говорите, это чудо? А разве чудес на свете не бывает. И если столько людей хотят этого, то чудо непременно произойдет. Иначе не может быть.

Вы очень нужны нам, дорогой артист. А мы нужны вам. Мы нужны друг другу. И у вас еще есть что сказать нам, так что это не был прощальный спектакль. Вы просто сказали нам: «До свидания. Не скучайте без меня, мои дорогие зрители. Я обязательно вернусь».

А мы - мы будем ждать вас!