ПОД ОДНОЙ КРЫШЕЙ С НИЦШЕ

Фестиваль фильмов стран Центральной и Восточной Европы называется «goEast» (то есть идти на Восток), он проводился в немецком городе Висбаден всего лишь второй раз. Это, как теперь принято говорить, культурный проект, имеющий многоцелевую и многослойную структуру. Его серьезность и даже фундаментальность подтверждает и то, что организатором фестиваля является Немецкий киноинститут во Франкфурте-на-Майне. Несколько «круглых столов», посвященных различным проблемам развития и функционирования современного кино, обстоятельные разборы программы фильмов во время вечерних посиделок на вилле «Клементина» (здесь размещался штаб фестиваля; в Висбадене вилла — ведущий архитектурный жанр), научный симпозиум — нет, все это ничем не напоминало торопливые действа, где наспех показывают нечто и зачем-то публике, жаждущей зрелищ и развлечений.

Да и публика тут особенная. Висбаден — город степенный, солидный, аура культуры здесь своя, незаемная. Старого не боятся, его пестуют, подсоединяют к энергетике настоящего. В небольшой гостинице, где я жил, было множество старых вещей, которые даровали странное ощущение того, что ты перемещаешься в эпохи, знакомые лишь по описаниям. Здесь мог жить Федор Достоевский, тем более что рядом, в двухстах метрах, находился игорный дом. Нынче на том месте Kurhaus Wiesbaden, а в нем и казино, где можно сыграть в рулетку. Рулетенбург. Вспомним «Игрока», вспомним болезненный лик великого писателя, которого здесь помнят и чтят. В рамках фестиваля проводилась, кстати, ретроспектива фильмов по произведениям Достоевского — прочитанного крупнейшими западными режиссерами Робертом Вине, Лукино Висконти, Робером Брессоном, Анджеем Вайдой…

Словом, я ничуть не удивился, когда, вернувшись поздним вечером в отель, увидел внизу, на столе письмо, адресованное герру Ницше. Что тут странного, ведь философ жил в одном из соседних номеров. И, подойдя к своему, я какое-то время потоптался у порога, прислушиваясь: а вдруг мой сосед откроет входную дверь? Не случилось, но какая-то невидимая струна с той минуты слышалась мне. Он не умер, тот прежний мир. Остались не только дома и вещи, но и звуки, слова, мысли, осталось напряжение моральных поисков.

Собственно, они продолжаются. Отчего происходит слом человеческой личности, почему из невинного ребенка вдруг прорастает монстр, моральный урод? Эти вопросы звучат в фильме польского режиссера Роберта Глински «Привет, Терезка», получившего главный приз фестиваля. Картина не поражает новизной, очень напоминая (и по материалу, и по стилистике) некогда знаменитую у нас «Маленькую Веру» Василия Пичула. Только героиня помоложе, ей пятнадцать. Момент входа в жизнь, освобождения от опеки родителей, простых рабочих, живущих в обыкновенном густонаселенном доме, в тесной и довольно убогой квартирке. Но в Терезке (Александра Гетнер) обнаруживаются таланты модельера, а с ними и надежды на будущее преображение теперешней Золушки.

Девочка поступает в профессиональную школу, где подтверждаются ее способности и где ее светлое будущее постепенно превращается в туманное марево. Тлетворная среда — увы и ах она треклятая. В чистом, невинном создании шаг за шагом обнаруживаются пороки. Курение, прикладывание к бутылке, кражи в магазине, развлечения с мальчиками, а потом и первый грубый опыт сексуального контакта… А дома отец-алкоголик, то и дело впадающий в буйство, и мать, беспомощно призывающая одуматься, не ломать себе жизнь, так хорошо начинавшуюся. Но уже не остановить…

Самым грозным симптомом, однако, является не то, что идет от среды, а что проявляется как бы изнутри. Среди знакомых Терезки — мужчина средних лет Эдди (Збигнев Замаховский). Он инвалид, его ноги парализованы, с психикой, понятное дело, некоторая напряженка. За поцелуй он позволяет героине фильма разные шалости. Притушить зажженную сигарету на своем колене, к примеру. Или бить металлической палицей по нечувствительным к боли ногам. Однако с каждым таким ударом происходит омертвление каких-то участков души — у Терезки. Об этом и фильм. Среда тлетворна, конечно. Но ведь и изнутри есть готовность поступиться злу, есть зоны, уже нечувствительные к чужой боли, к моральному закону, который есть величайшее чудо и величайшая ценность, без которой человек превращается в быдло, в тупое животное.

Вторым по значению призом жюри (его возглавляла известный режиссер Нана Джорджадзе) был отмечен фильм румына Нае Каранфила «Филантроп». Овидий (Мирчо Диакону) работает учителем литературы в частной школе, одновременно что-то сочиняет, даже книжку издает. Однако выбраться из бедности не может, не получается. А собственная нищета все ощутимее, особенно на фоне учеников, выходцев из семей «новых румын». Картинки красивой жизни зажигают в сознании бедного учителя неистребимое желание стать богатым. На его пути возникает некто господин Пуйтц, производящий впечатление волшебника. Мечты начинают сбываться, пусть и в обход представлений о морали… Стильная, визуально изобретательная картина о призрачности ненастоящего, об иллюзорности успеха, не умноженного на талант и труд. Буржуазный миф об успехе в бедной стране приносит беды, опасность которых замечают далеко не всегда.

Бедность, скученность, извечный квартирный вопрос, вдруг, по-булгаковски, обретающий какие-то мистические тональности, обнаруживаются и в уже достаточно известной картине россиянина Карена Шахназарова «Яды, или Всемирная история отравлений». Тенденция, однако.

У героини другого российского фильма, «С днем рождения, Лола» квартирный вопрос напрягся по-иному — ее жилплощадь бесцеремонно занимают два гангстера. 29-летний режиссер Владимир Щегольков сделал довольно яркий, зрелищный, динамичный фильм. На глазах формируется поколение, которое хочет, чтобы его картины обязательно смотрели. Хотя в данном случае упаковка намного богаче содержимого. Обе эти картины, впрочем, были в конкурсной программе «Кинотавра», и «ЗН» подробно писало о них.

Молодые режиссеры в Польше хотят того же. Ярослав Марчевский в картине «Облака плывут в завтрашний день» смешивает историю погибшей собаки, ее малолетней хозяйки (верящей в мистические способности четвероногого друга) и некоего угрюмого типа, водителя. Немного криминала и мистики оборачиваются в итоге мелодрамным рассказом об одиноких людях, которым очень хочется к кому-нибудь прислониться. Изобретательность вознаграждается объемом, стереоскопичностью, да и нашим зрительским душевным откликом тоже.

Объединившись, можно победить не только одиночество. Победителем в конкурсе документальных лент стала македонская картина Светозара Ристовски «Радость жизни». Музыканты из Албании, Болгарии, Румынии, Греции и других стран собираются в единый «Балканский филармонический оркестр», чтобы впервые сыграть вместе. Нечто вроде феллиниевской «Репетиции оркестра»… Здесь тоже получилось нескучно и нетривиально. Прежде всего за счет выразительности портретов отдельных музыкантов. Судьба и политические катаклизмы последних лет разбросали их по свету, однако все они сохраняют не только профессионализм, но и некий свет души. Именно в нем надежда — на единение и духовность, на то, что человечество все же становится лучше.

Очень понравилась другая документальная картина — «Битва за жизнь» чешских режиссеров Мирослава Янека, Вита Янечека, Романа Вавры. Неповторимое соединение чисто документальной съемки, исторических рассказов и анекдотов, воссоздания обрядовых действ. И все это о жизни маленькой деревни под названием Быстра. Впечатляет витальная, жизненная сила людей, наполняющих фильм своим дыханием, чувствами, умением ощущать себя одновременно и вполне приватными личностями, и персонажами глобальной истории. Весело, живописно, достоверно. Какая-то новая документалистика, потрясающе свободная в толковании, осмыслении материала.

Одним из самых интересных событий фестиваля стал научный симпозиум «Субверсии сюрреального в кино стран Центральной и Восточной Европы». Субверсия — это нечто сродни подрыву, взлому привычного, закостеневшего. Сюрреализм, родившийся в 20-е годы прошедшего века, еще недавно казался явлением устаревшим, принадлежащим истории искусства. Известный немецкий киновед Ганс Шлегель, автор концепции и главный организатор симпозиума, предложил задуматься о том, каким образом стратегия обновления общества, культуры связана с явлением сюрреального. В нашей отечественной искусствоведческо-идеологической традиции сюрреализм относили к чему-то формотворческому, завязанному на всякие там психоаналитические бредни. Но это не так. Рассматриваемое течение изначально связывалось с «левой» идеологией и практикой, сюрреалисты принадлежали к когорте людей, которым хотелось по-революционному взорвать все существующие государственные и общественные институты. Им хотелось раскрепостить человека, вызвав на поверхность скрытые, табуированные области сознания, психики.

К симпозиуму прилагалась ретроспектива фильмов, где присутствовали и наши картины — «Звенигора» Александра Довженко, «Тени забытых предков» Сергея Параджанова, «Родник для жаждущих» («Криниця для спраглих») и «Вечер на Ивана Купала» Юрия Ильенко (к сожалению, ни сам режиссер, ни его фильм «Молитва за гетмана Мазепу» не прибыли в Висбаден). Ближе всего к классическому пониманию сюрреального приблизился Ильенко в своем старом фильме он и вправду умеет находить и воссоздавать на экране область запредельного, иной сверхреальности, которую взыскует человек, особенно тот, что находится в пограничной ситуации.

Кроме украинцев по части «сюра» замечены россияне («Барабаниада» Сергея Овчарова), чехи (неповторимый, ни на кого не похожий Ян Шванкмайер), словаки (Юрай Якубиско)… Кстати сказать, к словацкому кино нам нужно приглядеться повнимательнее — нас многое роднит с ними. В числе прочего наличие все еще живого, неубитого фольклорного сознания, источника особой сюрреальной образности.

Участники симпозиума (венгерский ученый Ласло Беке, российские литературовед Вера Терехина и кинорежиссер Андрей Хржановский, чешский поэт-сюрреалист и исследователь Петр Краль, а также автор этих строк) сделали плодотворную, на мой взгляд, попытку соединить исторический, ретроспективный анализ проявлений сюрреального (в поисках корней потревожили тени средневековья и Ренессанса) с нахождением оснований для возрождения стратегии субверсии в настоящем. Подрывать и обновлять есть что. В числе прочих — и процесс глобализации, угрожающий всему личностному и выразительному. Мир западноевропейской культуры тоже не избежал этой участи — американизация и англицизация, тиражирование — как итог — некой усредненной, одномерной личности… Сюр на вас, отцы всего догматического и серого!

Да, Запад посматривает в нашу сторону — не только с ухмылкой подозрительности, но и с надеждой на то, что у нас есть невостребованные запасы живого и настоящего культурного материала. Будем надеяться, что взгляд со стороны увидит и то, чего мы сами до сих пор не разглядели.