Фестин во дворе греко-католической церкви св. Андрея Первозванного в Мюнхене был в разгаре. Я не знаю, как точно перевести на русский это немецко-галицийское слово. На практике же все выглядело очень симпатично. После службы божьей народ толпой повалил из церкви. Малыши кувыркались на батуте, пацаны постарше азартно резались в волейбол, а взрослые расселись за длинными столами, которые стояли прямо на идеально подстриженной изумрудной траве. Столы не ломились от яств, хотя пива и было много. Но самое главное - люди вполне искренне радовались встрече друг с другом, переходили от стола к столу, почти по-детски счастливо смеялись. В атмосфере этого праздника ощущалось нечто парадоксальное. С одной стороны, все подъезды к церкви запрудили "мерседесы" и "БМВ" новейших моделей, большинство присутствующих были инженерами, бизнесменами, профессорами, врачами, родившимися в Мюнхене и прекрасно приспособившимися к далеко не безоблачной жизни в крупном западном городе. А с другой стороны, в духе фестина неуловимо витало что-то от украинской сельской свадьбы, то, чего нет и не бывает на празднике у мюнхенцев-немцев или киевлян. У тех каждый веселится (если веселится) все-же немножко сам по себе. Тут же все были свои, составляли не совокупность атомизированных человеческих единиц, а единое целое, то, что сами мюнхенские украинцы называют словом "громада".
Мюнхенская украинская община сравнительно небольшая - около 2,5 тысячи человек на полуторамиллионный город. И тем не менее в столице Баварии есть и своя украинская церковь с прекрасно оборудованным трехэтажным Народным домом, и свой клуб, и своя школа-интернат, и свой детский садик, и даже свой университет. И все это (за исключением, пожалуй, Украинского свободного университета, который опекает вся западная диаспора) создано на деньги украинской общины города. Кое-какие средства перепадают и от немецких властей, но эта материальная поддержка возможна лишь после того, как объект уже создан и функционирует.
Сорокалетний Микола, который выполняет на фирме, производящей товары для инвалидов, функции, приблизительно соответствующие обязанностям советского главного экономиста и начальника отдела труда и зарплаты, считает, что мюнхенские украинцы живут почти так же, как немцы. При одном, но весьма существенном отличии: каждый из них отдает не менее 5-10% своего месячного дохода на "українську справу" - нужды общины и помощь Украине.
Что же заставляет людей, которые давным-давно могли бы раствориться в немецком море, стать просто немцами с немного необычными фамилиями, так трепетно беречь свою "окремішність"? Причем не только стариков, многие из которых в юности с оружием в руках боролись против сталинского режима, но и тех, кто родился уже на немецкой земле, учился в немецких школах и университетах и до 1991 года, как правило, ни разу не был в Украине? Влияние родителей? Да где, в какой стране, старшее поколение в состоянии навязать молодежи вопреки мощному давлению окружения устаревшее, казалось бы, представление о жизни, сам стиль ее? По-видимому, главная причина состоит не в этом.
В западном постиндустриальном обществе, где даже для безработного не стоит вопрос о хлебе насущном, величайшей проблемой стала взаимная отчужденность людей. Право на любовь, дружбу, на простое доброжелательное общение стало дефицитом.
И община дает жителям сытого и богатого Мюнхена чувство принадлежности к какой-то общности, когда ты желанен, важен и интересен для других людей уже просто потому, что ты - украинец. Подобно тому, как родители любят тебя уже за то, что ты есть на белом свете, что ты - кровь от крови и плоть от плоти их.
На фестине за одним столом со мной сидел чистокровный немец. Оказалось, что он живет в соседнем с украинской церковью доме, с удовольствием слушал пение церковного хора и в конце концов стал петь в нем. Этот баварец уже сносно понимает по-украински и дальше учит язык, собирается совершить ставшее почти обязательным для диаспорного украинца паломничество к "святым местам" - поездку в Киев и во Львов. Его уже почти признали своим.
Гораздо большие трудности с адаптацией в украинскую общину испытывают многие эмигранты из Украины, "зацепившиеся" всякими правдами и неправдами в столице Баварии в последние несколько лет. Очень часто эти переселенцы новой волны пытаются как можно больше урвать от общины, а поддерживать ее, все украинские учреждения, созданные с таким трудом и с такой любовью, попросту не желают. Ни материально, ни своим трудом. "Новые" эмигранты хотят иметь все и сразу. А между тем мюнхенские, и вообще немецкие, украинцы далеко не сразу добились того, что они имеют теперь.
После окончания второй мировой войны в Западной Германии оказалось около 300 тысяч украинцев, которые отказывались репатриироваться на родину, а точнее, на "острова" ГУЛАГа. Частично это были бывшие узники немецких лагерей и молодежь, угнанная на работу в Германию, частично те, кто бежал на Запад от сталинских палачей при отступлении немцев из Украины. "Невозвращенцы" были преимущественно уроженцами западных областей Украины, но среди них было немало и восточноукраинской интеллигенции, в частности, писатель Иван Багряный, семья Кривенюков - сестры Леси Украинки и многие другие. Примечательно, что большинство из них во время оккупации никак не сотрудничали с гитлеровцами.
После войны все они получили статус "DP" - перемещенных лиц и были поселены в специальных лагерях, очень часто - бывших казармах немецкой армии. В конце 40-х в разбомбленной, разоренной Германии была высочайшая безработица, не имели жилья миллионы переселенных из Пруссии, Силезии и Судет немцев. Поэтому DP, как правило, не имели работы, жили в лагерях по 3-4 семьи в комнате и питались за счет скудной помощи международных организаций. В конце 40-х начался исход основной массы перемещенных лиц в Канаду, США, Англию и Австралию. В Германии к 1950 году осталось лишь около 20 тысяч украинцев. Приблизительно столько же их и сейчас. Вместе с западными немцами украинцы поднимали из руин Германию, творили немецкое экономическое чудо. Еще в 50-60-е годы они порой жили впроголодь. Мюнхенский украинец, рожденный в середине 50-х, вспоминает, как в детстве они с братом крали в поле картошку и приносили домой. А мама плакала от стыда, но варила, потому что больше есть в доме было нечего.
Сейчас же уровень жизни, естественно, очень высок. Не ниже, если не выше, чем у средних немцев. А община, пережившая нищету, переживает и изобилие.
* * *
Ласковым летним вечером мы с мюнхенским приятелем сидели на балконе его дома. Потягивая пиво, Роман рассказывал: "Я - гражданин Германии и родился в Баварии. Моя жена - гражданка Великобритании и родилась в Англии. Мой сын - гражданин Великобритании и родился в Германии. Но ни на каком языке, кроме украинского, он не говорит, хотя ему уже почти 6 лет. Еще успеет выучить и немецкий, и английский. Главное, чтобы свой знал. А почему у вас в Киеве не так?"
И правда, почему?