НЕВОЗВРАЩЕНИЕ, ИЛИ МОЯ СКОВОРОДИНСКАЯ ЭПОПЕЯ

Время быстротечно для всех, но связь между земным и небесным бытием незыблема и вечна. Невидимо сплетаются в кружево нити, связывающие бытие отдельных семей, родов, наций в истории и вечности. Там, где пренебрегают памятью и могилами предков, — рвутся невидимые нити и открывается бездна, из которой сыплется на людей, села, города и страны горе-несчастье. Общество, лишенное духовного стержня, как бы умно его ни реформировали, не способно ожить и обречено хронически бороться против себя самого.

Об этом в самый раз бы подумать украинским политикам, которые отвечают за стратегию государственного развития. Тем, кому бывает жалко бюджетных денег, выделенных на культуру, на то, чтобы привести в порядок кладбища, отреставрировать памятники на могилах выдающихся людей, и никогда не жалко их для непрерывного потока возникающих на пустом месте праздников. Тем, кто экономит на музеях, издании познавательной литературы, однако щедро оплачивает из государственного кармана в качестве подарков ветеранам на день освобождения города детективы под выразительным названием-намеком «Билет на тот свет» или издание очень дорогих энциклопедических справочников о великих украинцах с обязательным помещением своих портретов в окружении князей и гетманов.

Неужели у представителей власти совсем нет времени, чтобы хоть иногда всматриваться в свое зеркальное отражение? Это первое. И второе — иногда перед сном читать Григория Саввича Сковороду. Например, «Байки Харьковские». Там есть притча «Оленица и Кабан» с моралью: свинья — она и есть свинья, хоть в золотом убранстве, хоть в царском окружении. Может быть, это помогло бы нашим «лучшим из лучших украинцам» поутру поглядеть на себя и под таким углом зрения.

И вообще, почитать Сковороду есть повод. Как-никак в декабре философу исполняется двести восемьдесят лет. По этой причине год назад даже оргкомитет при Кабинете министров был создан. Планов было написано не на одну страницу. Но вот как они воплощались в жизнь, мне, в частности, представилась возможность наблюдать на примере реконструкции музейного комплекса в Сковородиновке. Хотя, конечно, это мои субъективные впечатления, не имеющие документального подтверждения, но все же я решилась поделиться ими с общественностью.

Когда в мае 2001 г. губернатор Харьковской области Е.Кушнарев (это было в поселке Высоком, где он знакомился с экспозицией и проблемами в прошлом дома Гната Хоткевича) поделился новостью о придании статуса национального музею Г.Сковороды и в связи с этим необходимости его коренного обновления, я не просто обрадовалась, а была на седьмом небе. Ведь сделанная в советское время по всем правилам марксистско-ленинской пропаганды стенная агитация у меня как музейного работника еще тогда вызывала стыд, и когда кто-нибудь из гостей Харькова желал воздать должное памяти философа посещением Сковородиновки, я старалась отвлекать людей хотя бы от чтения вульгарно-социологических текстов на стендах.

Между тем создание музея отождествлялось в моем сознании именно с возвращением Сковороды на родину после того, как в конце восемнадцатого столетия ему таки удалось вырваться из сетей, в которые попала Украина на два столетия последующих.

Для образа жизни Сковороды, его привычек и потребностей природа Слобожанщины подходила более всего. Сдержанность (в нашей природе нет экзотики, способной вызывать в душе романтические порывы), большое разнообразие пейзажей, которые, тем не менее, не утомляют глаз, их уравновешенность отвечали тому благоговейно-спокойному состоянию, которое было необходимо философу для духовной и творчески сосредоточенной работы. О Панивановке (ныне Сковородиновке) он писал: «Здесь для моего чернецтва полное успокоение. Земелька его (Панивановка принадлежала А.Ковалевскому. — Авт.) горняя». Пояснение слова «горняя» у Сковороды такое: «Есть земля земляная, а есть земля горняя, заселенная, небесная, Господняя, духовная».

Вот с такими мыслями и намерением подготовить концепцию для нового музея, взяв с собою двухтомник философа, я направилась в Сковородиновку. Меня, правда, никто ею заниматься не уполномочивал. Единственным стимулом для меня было внутреннее обязательство перед Г.Сковородой и десятилетний опыт создания музейных экспозиций, основанный на обстоятельном академическом изучении тем и поиске для них адекватных образно-стилевых решений.

Зная из текстов, что к видимости и фактическим подробностям Сковорода относился весьма критически, я, чтобы не становиться «низостью сковородинскою», старалась построить концепцию музея прежде всего на основе идей и образов его философии. Жизненный путь философа должен был быть экспозиционным воплощением процесса самопознания.

В конце ноября 2001 г. концепция в целом была одобрена и принята на расширенном ученом совете литературного музея при участии в нем представителей областного управления культуры.

Позднее на нее были присланы положительные отзывы В.Горского, доктора философских наук, профессора кафедры философии и религиоведения Национального университета «Киево-Могилянская академия»; М.Сулимы, доктора филологических наук, ведущего специалиста Института литературы им. Т.Г.Шевченко НАН Украины; архиепископа Игоря (Исиченко), ректора Коллегии патриарха Мстислава, доцента кафедры украинской литературы Харьковского национального университета.

Казалось, никаких препятствий в создании музея не может возникнуть. Ведь идеи философа о «спасительном воспитании» и «сродной сердцу работе», на которых строилась музейная концепция, может быть, как никогда раньше актуальны и необходимы для воплощения их в украинской модерной реальности. Но так только казалось…

В этом слове все же содержится более желаемого от действительности, нежели ее самой. Для людей трезво мыслящих мои порывы вместе с чиновниками от культуры поработать над созданием новой экспозиции в Сковородиновке с самого начала казались утопией, и они всячески старались отговорить меня от этой затеи. Личностное мироощущение в принципе не может быть совмещено с официальным эстетическим каноном, за чертой которого явления культуры как таковые не воспринимаются. Поэтому, если, например, это Шевченко — значит, необходимо отталкиваться от предпосылки социального и национального порабощения, сопровождаемого ежегодным ритуалом поднесения корзин с цветами к его памятнику. Если Сковорода — этапы жизненного пути, странствование, жалость к убогим и проведение ярмарки с обязательным выступлением районных самодеятельных коллективов в Сковородиновке. Относительно музейного дела — это, как правило, банальная фиксация биографических фактов на помпезных стендах в окружении этнографического предметного ряда данной эпохи. Ничего другого власть не воспринимает и не поддерживает, поскольку сама по себе пуста, механична и безличностна.

И ей, этой власти, конечно, нет дела до того, что хату, в которой умер Сковорода, уже теперь ослепили, вставив в ее оконные отверстия евроремонтные рамы, как у новых русских, забив их какими-то перекособоченными решетками. А для внутренних работ использовали дорогущий, бездушно-искусственный материал, никак не сообразный ни с мировоззрением, ни с эпохой Сковороды. А какой ядреный мат густым туманом расстелился над садыбой, когда ее ремонтировали!

Интересно также, кто делал и кто принимал этот, на мой взгляд, отвратительный архитектурно-реставрационный проект и кто несет ответственность за откровенную халтуру в строительных работах.

По крайней мере, когда в начале декабря 2001 г. по приглашению областного управления культуры мы с Игорем Остапенко, зав. кафедрой дизайна Академии живописи и дизайна, вместе с которым планировалась работа над созданием экспозиции, попали в Сковородиновку, его замечания относительно некачественных ремонтных работ вызвали у их руководителя крайнее раздражение: «Вы что сюда — критиковать приехали? Скажите спасибо за то, что есть». К тому же для дискуссий и не было времени. Ведь в клубе возле хаты городских гостей уже ждали празднично накрытые столы. Повод действительно был значительный — день рождения философа. Но каких-то пять минут — и про него забыли, плавно перейдя к чествованию должностного лица, которое многое сделало для культурного расцвета района, кроме того, что имело счастье родиться едва ли не в один день с философом.

Это была первая неделя рождественского поста. Столы ломились от яств и напитков. На сцене под портретом Сковороды шел концерт, воспевающий должностное лицо.

После этого глобального мероприятия настало затишье. Областное управление культуры, наверное, поставив галочку в свои планы, решило от Сковороды пару месяцев отдохнуть.

В январе 2002 г. неофициально через референта я передала Е.Кушнареву служебную записку, в которой высказала опасение, что времени для собирания экспонатов практически не остается. Поскольку это кропотливая и достаточно продолжительная работа в архивах, библиотеках, музеях не только Харькова, но и других городов Украины и России, чтобы найти действительно ценные в научном плане и внешне выразительные экспонаты, без которых нереально создать научно обоснованную структуру экспозиции. На командировки, муляжи, сканирование, проектный макет нужны деньги. Но ни с Литературным музеем, ни Академией живописи и дизайна даже разговоров о договоре областным управлением культуры до сих пор не велось. Кроме этого, я попыталась аргументировать несоответствие между сковородинской моделью мира и предлагаемыми в заповедной зоне проектами с ярмарками, мраморными цитатниками на аллеях, фольклорной экзотикой, которые, по-моему, могли возникнуть только в чьих-то не очень просветленных архитектурно-проектных головах.

Не знаю, читал ли мою записку Евгений Петрович, но ему в эти зимние месяцы стало уже совсем не до Сковороды. Меня же наблюдения за выборами и участие в них почти убедили, что Сковорода ни в Украину, ни, в частности, на нашу слобожанскую землю пока что не возвратится. Это было бы просто нелогично с его стороны: суметь избежать зараженной всяческими пороками мирской суеты конца восемнадцатого столетия, чтобы в еще, может быть, более порочную действительность начала двадцать первого века возвращаться.

Аргумент, что Сковорода не известен массам, послужил на майском заседании в областном управлении культуры, на котором собрались наиболее влиятельные культурные авторитеты, поводом для того, чтобы отказаться от идеи создания музея философских идей в пользу традиционного мемориально-исторического музея. «Людям не философия, а сам Сковорода как человек интересен», — отметил то ли председатель, то ли просто член сковородинского философского общества. «Идеи можно и в Сан-Франциско показывать, а нам среду нашу и быт необходимо передать, в которых он писал свои произведения», — поддержала заданный тон директор одного из центральных музеев. «Я был в лондонском музее Байрона, так там даже покушать предлагают то, что любил поэт», — с пафосом произнес шевченковский лауреат. «А я в Лондоне не был, но зато посетил музей Хемингуэя — и в нем на стенах оружие висит и еше шкуры убитых писателем зверей, которые потрогать разрешают», — продолжил тему председатель Харьковской СПУ.

Лишь двое из сливок официального харьковского бомонда поддержали меня, подчеркнув, что именно синтез академического и образно-сценографического подходов отвечают модерным принципам построения музейной экспозиции.

Но их поддержка, как ни странно, привела к еще более печальным для меня результатам, нежели бы от моей концепции совсем отказались. Ее решили объединить с другой, написанной в лучших традициях советских штампов, научным работником сковородинского музея, пламенным коммунистом-ленинцем и известным распространителем по электричкам большевистской литературы. Я, естественно, выступила с категорическим отказом участвовать в предлагаемом абсурде.

После этого совещания по просьбе мастер-класса Игоря Остапенко (группа студентов, которых маэстро учит ремеслу и творчеству до последнего курса) я еще поработала с ними, решившими, чтоб не мучила потом совесть, сделать музейный макет в объеме. Его, ясное дело, комиссия отклонила по причине несоответствия архитектурному замыслу и закупленным стройматериалам. Кроме нашего были представлены еще два проекта, воплощающие противоестественный симбиоз выдернутых из моей концепции и буквально понятых идей-образов и вставленных в квадратно-гнездовую схему моего оппонента. Это уже было нарушением авторских прав, на что я указала в открытом письме главе облгосадминистрации, отметив также, что все, что творится вокруг Сковородиновки, ничего общего с достойным увековечением светлого имени философа не имеет.

Нет, я, конечно, понимаю, что 280-ю годовщину в области отметят по полной программе. На это все подотчетные учреждения образования и культуры получили соответствующие указания. Пусть только попробуют не отметить! Да! Будут разрезаться ленточки и проводиться торжественные собрания. И, что самое главное, будет праздничный банкет, на котором кукушки будут славить петухов, а петухи — кукушек за работу, проведенную на высоком идеологическом уровне.

Как же я была наивна! Чтобы все это предвидеть, надо было просто более внимательно читать любимого своего философа…