МЕТАМОРФОЗЫ АЛЕКСАНДРА АБДУЛОВА ОТ «ОБЫКНОВЕННОГО ЧУДА» ДО «ШИЗОФРЕНИИ»

Александр Абдулов приехал на «Кинотавр» с конкурсным фильмом «Шизофрения». В этой картине он проявил себя в трех ипостасях: исполнителя главной роли, сопродюсера и соавтора сценария. Режиссер фильма Виктор Сергеев после ряда мелодрам решил снимать политические детективы. Консультантом «Шизофрении» пожелал стать Коржаков, бывший охранник Ельцина. Вместе со съемочной группой фильма Коржаков посетил «Кинотавр» и принимал активное участие во всех дискуссиях по поводу картины. Фильм, собственно говоря, о том, как высшие эшелоны власти в России занимаются тем, что находят киллеров для своих государственных «деяний». В «Шизофрении» такого киллера играет Абдулов. Его герой попадает в тюрьму по ложному, опять-таки государственного масштаба, обвинению, и через 8 лет его изымают оттуда, чтобы сделать киллером. В тюрьме герой Абдулова от потрясения теряет речь и обретает ее только после первого вынужденного заказного убийства. Фильм длится больше трех часов, хотя, на мой взгляд, он был бы более художественным, если бы режиссер сократил его, как минимум, в два раза.

Мы вообще живем в странное, мягко говоря, время... Кинематографисты снимают политический детектив под охраной Коржакова и пытаются всех убедить в том, что они совершают гражданственный, чуть ли не героический поступок. А картину Дмитрия Астрахана, о которой уже говорилось в «Зеркале недели», некоторые критики называют «чернухой». Да, послевоенная трагедия польских евреев, выселенных с Родины после погромов в конце ХХ века, не во всех душах находит естественный человеческий отклик. Зато Гран-при на «Кинотавре» получает фильм Алексея Балабанова «Брат». Вы спросите, о чем же этот фильм? Не о чем, а о ком - о киллере, разумеется. О времена, о нравы! Вот и наша беседа с Александром Абдуловым волей-неволей касалась этих болевых точек. Он - интеллигентный, обаятельный человек, но кое в чем я никак не могла с ним согласиться...

- Александр Гаврилович, в 1987 году вышел на экраны фильм «Покаяние» - и это был переворот в общественном сознании. Там, как вы помните, злодеяния власти Тенгиз Абуладзе показал как современный Апокалипсис. Вам не кажется, что в вашей картине «Шизофрения» просто-напросто не хватает художественности?

- Я с вами, в общем-то, согласен. У меня очень много претензий к картине. Но, я думаю, все равно, то, что мы сделали, мы сделали честно и откровенно, без всяких фиг в кармане. Хотя картина далеко не идеальна.

- Вы - соавтор сценария. В процессе съемок он претерпел существенные изменения?

- Очень сильные. Сначала сценарий назывался «Киллер». Потом было второе название - «Немой». И в конце концов, мы назвали фильм «Шизофрения». Я думаю, что это - самое точное название. Я впервые написал сценарий, который реализовался. А раньше я много писал в стол.

- Когда вы снимались в фильмах Марка Захарова - это были романтические картины. Я очень люблю «Обыкновенное чудо». И вдруг - «Шизофрения»... Вы считаете, что сейчас время для политического детектива?

- Я не знаю, время сейчас - не время сейчас... Но сказать о преступлениях власти как гражданин, как художник, я должен был. Я считаю, что это - мой поступок. Да, я понимаю, что очень много людей, которые будут меня, мягко говоря, не любить за эту картину. Но я не боюсь их нелюбви.

- В фильме действительно та фабула, которая была в реальности?

- Да. О подобном случае мне рассказывал человек очень серьезный. Он поведал мне историю о том, как делаются киллеры. Их берут в зоне. Человеку, у которого нет выбора, делают подставу и предлагают на неделю уехать из зоны. У него полное алиби, он как бы в тюрьме сидит. Потом киллер возвращается в зону. И его, как правило, убивают.

- И человек понимает, что его ждет такой конец?

- Вы знаете, все равно у него есть надежда на спасение. А вдруг будет возможность убежать... Эти люди - смертники, они - камикадзе. Но когда тебе дают шанс, как в нашем фильме, обещают билет до Парижа... Ну, а вдруг... А здесь оставаться - все равно смертная казнь. Париж, взорванный самолет - это уже наш вымысел. А в реальности был такой случай: человека вывезли из зоны, он убил, кого приказали, его отправили назад в тюрьму и там уничтожили.

(В этот момент к нам подошел Марк Рудинштейн. Абдулов Рудинштейну: «Жаль, что тебя не было на пресс-конференции. Там была такая свора грызунов! Они меня совершенно достали». Рудинштейн Абдулову: «Саша, у тебя впереди еще Московский фестиваль. Закаляйся. Я принимаю элениум, могу и тебе посоветовать...»)

- Александр Гаврилович, можно продолжать? Помните, вы снимались в фильме «Тюремный романс» с Мариной Нееловой? Ее прототип, женщина-следователь, получила семь лет тюрьмы за организацию побега рецидивиста, вашего героя. Так вот, она отрицает, что у нее был с ним роман...

- Насчет романа, я пленку могу предъявить. Мы все снимали скрытой камерой. Но мне не хочется об этом говорить. Она уже вышла из тюрьмы, зачем ей портить жизнь? Это - ее трагедия. Жизнь - она намного серьезнее и сложнее, чем любое кино.

- Поэтому в кино, наверное, важнее художественность, а не злободневность?

- Если вы говорите о фильме «Шизофрения», то для нас это было абсолютно не злободневное дело. Это просто немножко другой жанр, не такой, как в «Тюремном романсе». Проще всего было бы написать в титрах «Шизофрении», что все факты и лица - вымышленные. Мы этого не сделали. Люди имеют право на фантазию. На американский фильм об убийстве Кеннеди были чудовищные нападки. Авторы картины как бы заявили о своей версии этого убийства. И фильм был настолько классно сделан, что все его восприняли как документальную картину. Их чуть не загрызли: фильм должен был номинироваться на «Оскар» - и в итоге его сняли с номинации. А это право художника - показать свою версию. Что касается нашей «Шизофрении», я думаю, это будет очень кассовая картина.

- Скажите, а вы смотрели фильм Астрахана «Из ада в ад»?

- Смотрел, в Москве, в Доме кино. Это катастрофа. Я хочу, чтобы полякам показали эту картину. Я уверен, что фильм делался по заказу немцев. Вы заметили, что ни одного плохого немца там нет? А поляки вырезают всех евреев... Я сначала хотел уйти с картины, а потом, думаю, нет, я досмотрю. Хотел увидеть, чем кончится. Вы знаете, это уже такое заказное кино! Это не мое кино, понимаете? Всю картину говорят о том, что всех евреев били и всех евреев выселили... Меня в этом фильме абсолютно ничего не тронуло. В самые трагические моменты зал смеялся. Потому что там все доведено до такого апогея «клюквы», когда кровь фонтанами, головы летят... Лучше посмотреть «Обыкновенный фашизм». Это намного интересней.

- Вы меня извините, конечно, но вы сейчас говорите страшные вещи. Это все было в реальности - и в Польше, и во всем мире. И если в Доме кино в Москве зал смеется на таком фильме, значит, это все продолжается и сегодня. Я, кстати, уверена, что в Киевском доме кино плакали бы, а не смеялись... Давайте лучше поговорим о театре. Вы получили «Хрустальную Турандот» за лучшую мужскую роль в спектакле Марка Захарова «Варвар и еретик» по «Игроку» Достоевского. Замечательный спектакль! Скажите пару слов о нем.

- Оказывается, Марк Анатольевич уже несколько раз подходил к «Игроку». Я не знал этого. Он хотел его делать и даже пробовал со студентами. Пробовал, но все никак не мог до него дойти. Сейчас, по-моему, Захаров сделал прекрасный спектакль. У меня ведь долго не было главной роли в театре. Марк Анатольевич искал-искал... Это же дело такое... Захаров ставит спектакли раз в два года. Поэтому все то, что мне раньше предлагалось, меня как бы не устраивало. В результате специально для меня была сделана пьеса «Варвар и еретик». Захаров сам написал инсценировку.

- А как вы относитесь к Виктюку?

- Ну, будем так говорить, у меня другая сексуальная ориентация. Как я могу к нему относиться? Это специфический театр, он на любителя, которого волнует эта тема. Наверное, и такое должно быть. Есть же театр для инвалидов, есть театр для слепых... Вы посмотрите, кто у него в зале сидит! На мой взгляд, Виктюк - абсолютно раздутая фигура.

- А нашумевшая «Трехгрошовая опера» в постановке Машкова, как вам?

- Это, наверное, хорошо. Но мы в «Ленкоме» такое уже прошли давным-давно. Мне больше по душе спектакль в Театре Вахтангова, который поставил Фоменко по Островскому. С театром сейчас вообще дела обстоят неплохо. А вот кинематограф еще болен. Но я думаю, эта болезнь пройдет. Я думаю, что он выскочит. Не может быть, чтобы такая великая страна, как Россия, понимаете, с таким рынком сбыта, не имела своего кинематографа. Это глупость абсолютная.

- Вы играете Достоевского, поэтому позвольте вопрос из его анкеты: какие качества вы цените в мужчине и какие - в женщине?

- Порядочность у мужчин и женственность у женщин.

- Вы себя считаете состоявшимся человеком?

- Состоявшимся себя может считать только идиот - он состоялся. А вообще, грех Бога гневить. Я хочу верить в то, что мне еще многое предстоит сделать, пока я могу ходить и думать. У меня есть надежда на то, что сейчас можно будет работать и что-то еще успеть...