Лемковская Атлантида

Представьте себе чудака, который, скажем, на улицах Киева пристает к прохожим со странным вопросом: «Вы, случайно, не знаете, что означает слово пулноцна?» Опросив таким образом при разных обстоятельствах несколько десятков малознакомых или совсем незнакомых мне людей, я наткнулся в конце концов на полиглота, который сказал, улыбаясь: «Polnocna? Это, пожалуй, «північна». По-польски».

Он прав. Но он был скорее исключением, чем правилом.

Двести лет назад на такой вопрос, смеясь, ответил бы практически каждый киевлянин. Теперь мало кому известно, что до конца XVIII века Киев был преимущественно польскоязычным городом. Украинский, как и идиш, обитал на окраинах. Русским пользовались лишь немногочисленная в то время колониальная администрация и военный гарнизон. Впрочем, и для них, как утверждает Даниель Бовуа, польский язык был «культурнее», социально престижнее, потому в общении с поляками они переходили на более респектабельный французский.

История ироническая, и вспомнил я об этих языковых казусах совсем не в Киеве, а в польских Карпатах, на бывшей Лемковщине, где давно уже нет никаких лемков, зато все еще мерцают, как подводные города, украинские, или, скорее, лемковские топонимы — названия сел, городков, речек, озер, гор.

Политики причисляют лемков к украинцам, сами же лемки считают себя «здешними», ну а филологи квалифицируют их говор как диалект украинского языка. В 1947 году польская коммунистическая власть депортировала лемков из Карпат на западные и северные земли, отобранные у немцев. Лемки провинились тем, что поддерживали своих партизан, то есть Украинскую повстанческую армию, которая не хотела для лемков ни польского коммунизма, ни советского. За это и польские коммунисты, и советские причислили уповцев к самым большим врагам рода человеческого. Господствующие в Украине советы, собственно, не изменили своего отношения к УПА и поныне.

А поляки, освободившись от коммунизма, таки попросили прощения у лемков и позволили им возвратиться на родину. Однако выяснилось, что возвращаться уже некому. Старики стали слишком немощными, а молодежь укоренилась уже в других местах и другой жизни. Отсутствующие лемки стали в Польше такими же модными, как и отсутствующие евреи. Туристическая индустрия начала срочно восстанавливать лемковские корчмы, туристические маршруты в Карпатах запетляли вокруг лемковских деревянных церковок, а самый знаменитый лемко — художник-примитивист Никифор стал героем блестящего фильма Агнешки Холанд и симпатичным памятником (вместе с песиком) в самом центре курортного городка Криница.

Лемковская Атлантида, однако, затонула безвозвратно, и для поляков, проживающих сегодня на ее бывших территориях, большинство лемковских названий уже ничего не означают. Городок Криница (Krynica) должен был бы называться по-польски Студня, село Берест — Бжесьць, Грибова — Гжибова, ну а местность Пивнична должна бы стать Пулноцною, чтобы приобрести более или менее понятное для новых жителей значение.

Именно там, в Пивничной, я и начал свои странные филологические поиски, расспрашивая местных поляков, что оно означает, это странное слово, обозначенное на всех их картах и указателях, — Piwniczna. Откуда оно взялось, от чего происходит?

Никто не смог мне объяснить, хотя для каждого украинца объяснение казалось очевидным, как и таинственное слово «пулноцна» для знатока польского языка, которого я вскоре встретил в Киеве.

История ироническая, сказал я себе тогда, представив, как через двести лет в Киеве похожий на меня чудак будет искать кого-нибудь, кто объяснил бы ему, что означает загадочное слово «пивнична», написанное еще более загадочной кириллицей где-то на табличках, выкопанных археологами в районе нынешнего железнодорожного вокзала. И найти специалиста будет нелегко — не только потому, что это слово не очень похоже на слово «полуночная» или, тем более, «северная». Но и потому, предполагаю, что никто не сумеет подобрать двух-трех иероглифов, которыми можно будет хотя бы примерно передать звучание этого странного слова.