Сирко и Шариков

Побывав недавно в нескольких симпатичных закарпатских городках, я не мог не заметить на многих усадьбах характерных табличек с надписью hamis kutjo, что в переводе на украинский означает «лютий пес». Из огромного количества этих табличек у неопытного прохожего могло бы сложиться впечатление, что городки заселены только венграми, хоть на самом деле венгры в них в незначительном меньшинстве. Но встретить украиноязычную табличку с надписью «лютий пес» в Мукачево, Хусте или Ужгороде практически невозможно. В крайнем случае вы попадете на предупреждение «злий собака». Что является всего лишь переводом или, собственно, калькой с русского.

«Лютого пса» вы не найдете не только в Закарпатье, но даже и в Галичине, где в лучшем случае вам посчастливится (с точки зрения филологии, а не собственных штанов) попасть на «злого пса», что опять же является калькой — с польского zlego psa. Фактически нигде в Украине исконно национальный «лютий пес» не конкурирует с (экс)имперскими «злими собаками», «злими псами» и «гаміш-кутями». Также украинская брань не будет конкурировать с русской, венгерской или же польской. Ей, как и бесчисленным украинским сиркам, не хватает настоящей злости. Не хватает, по-ученому говоря, институциализированной традиции и принадлежности к доминантному дискурсу.

За украинской бранью, как и за языком вообще, стоит преимущественно частное лицо — крепостной колхозник, рабочий-лимитчик, закомплексованный интеллигент. За имперским языком стоит целая империя, весь ее аппарат, все институты, вся система образования и пропаганды, управления и насилия — от министерских кабинетов до бандитских малин. И потому, когда кто-то вам говорит, что языковая ситуация в Украине является результатом свободного соревнования различных языков и культур, — не верьте. На самом деле она является следствием соревнования между имперским языком, который всегда имел свою армию и полицию, и туземным языком, у которого никогда ничего этого не было.

Собственно, у нее нет этого до сих пор. Поскольку, если кто-то считает, что так называемые «украинские» армия и милиция, СБУ и Кабмин, налоговая или любая иная служба сделались вдруг украинскими, — он, в лучшем случае, ошибается. Или цинично лжет. Ведь все эти службы в самой своей сущности, в сердцевине остались советскими — по характеру, поведению, способу мышления, да и по языку тоже. И потому совсем нетрудно догадаться, какой язык доминирует и долго еще будет доминировать в этой суверенной части империи. И почему «лютий пес» старательно поджимает хвост перед «злим собакою», «шановний добродій» капитулирует перед «эй-мущиною», а носители так называемой «державної мови» угодливо переходят на негосударственный язык перед каждым ее носителем, пусть даже это будет простой таксист, или официантик, или даже собственная секретарша.

Ибо каждый на самом деле знает, какой язык является cool, trendy, sexy i catchy. И кто здесь на самом деле хозяин, кто босс и кто — круче. Несмотря на лапшу об «украинизации», которую вешают нам на уши хитроватые московские дяди и их местные деловые партнеры.

К воспетому ими двуязычию нам пока что так же далеко, как и до веселых табличек в предместье Кракова: «Uwaga: dwa psy! Jeden dobry, drugi zly».