Когда закончился театр? Саулюс Варнас: «нет!» — актерской режиссуре

На вопрос в названии этого материала известный литовский режиссер Саулюс Варнас отвечает достаточно уверенно: «…театр закончился тогда, когда началась актерская режиссура!» У этого мастера, должно быть, есть свои аргументы в пользу такого вывода.

— Во Львове вы давали мастер-классы на основе одной из пьес классика абсурда Эжена Ионеско…

— Это потому что Ионеско принадлежит к числу авторов, которые не находят постоянной сценической жизни. Мне кажется, его «Жажда и голод» — одна из самых лучших пьес. Это современный «Фауст», которого по-разному можно интерпретировать.

Я всегда говорю, что мужчина идет по большому кругу, его всегда влечет то, что далеко — в небе. Это мечты уводят его так далеко. А вот женщина находит то же в своем круге. И это счастье, которое она ищет, — в близком круге: в семье. Я стараюсь сочинить «свой мир», выбрав из текста пьесы всего несколько предложений, которые и запали в душу.

— Вы уже много лет в так называемом свободном плавании, у вас нет постоянного театра?

— В Литве практически все режиссеры в свободном плавании. Все мы когда-то были руководителями. В частности, я был президентом Ассоциации режиссеров. И все мы думали над тем, как можно принять удобную для нас структуру. Не получилось! Поэтому перешли на договора, разъезжаем по миру, ставим спектакли.

По моему глубокому убеждению, литовские театры много при этом утратили. И чтобы восстановить то, что потеряли наши театры, понадобится более 20 лет! Потому что, когда началась актерская режиссура, закончился и сам театр. Практически во всех литовских театрах руководителями являются актеры, которые и играют, и режиссируют. И только в последние годы они начали понимать, что такой принцип работы — не на пользу самим театрам. Нас опять приглашают в театры. Но… Посмотрим, как все сложится.

— У вас прекрасное образование — Ленинградский институт театра, музыки и кинематографии…

— Не только! Я закончил актерскую студию Мильтиниса, работал актером в театре. Параллельно, чтобы не попасть в армию, учился в Техническом университете. Потом сразу пошел в режиссуру. В Ленинграде окончил курс немецкого языка. Так что образований много.

Для меня театр интересен тогда, когда заканчивается литература. Именно тогда и начинается язык театра. Когда мы слышим со сцены текст, — это литература, мне это малоинтересно. Конечно, это может быть органично, но ведь это уровень второго курса, и ничего более.

Дедушка мне говорил: «Если хочешь быть всесторонне образованным человеком, ты должен закончить и гуманитарный, и технический вузы». Я тихо и долго об этом думал, и сделал-таки... Благодарен Мильтинису, поскольку он дал мне хорошую французскую школу Шарля Дюлена.

Мильтинис был талантливым, строгим и образованным мастером, который вывел литовский театр из провинциального мышления. То, что литовский театр привлекает внимание и сегодня, — во многом его заслуга. Он заразил нас своей болезнью — вечным голодом к познанию и поиску. И, как часто он любил повторять, это единственная болезнь, которой можно остаться «зараженным» всю земную жизнь. Слава Богу, кажется, я все еще болею…

Кроме того, Мильтинис больше требовал, нежели давал. Мы должны были сами учить, искать и т.д. Он с нас весьма строго спрашивал, контролировал, что мы приобрели, что забыли. Он был деспотичен. Наверное, он это делал сугубо в педагогических целях. Но я этого принять не мог. Например, перед премьерой Мильтинис мог сказать: «Нет, ты этого играть не будешь! Посиди в зале или вообще уходи отсюда!» Конечно, был шок. А в день премьеры, как ни в чем не бывало, Мильтинис говорил: «Выходи на сцену!». И это опять шок.

Жестокими были и другие вещи, сугубо личные, которыми он мог морально уничтожить.

Я решил, что буду устраивать себе совершенно другой театр-мир. На тот момент я был очень увлечен Стриндбергом… Это уже потом профессор сказал мне: «Мы не хотели тебя принимать, потому что ты, кроме Стриндберга, ни о чем другом говорить не хотел!». Например, когда меня спрашивали о Булгакове, я рассказывал, но потом категорически заявлял, что Стриндберг — лучше.

У меня было 20 томов Стриндберга, я читал их на немецком языке, знал почти наизусть.

Кстати, самого Стриндберга я ставил всего раз. Поэтому и говорю: в жизни все случайно, но все случайности не случайны.

— Где в последние годы вы ставили? И что ставили?

— У меня интересный опыт с английскими актерами и режиссерами в Лондоне. Мне понравилось работать в Екатеринбурге, в академической драме (там Варнас ставил комедию-шутку «Афера» по пьесе Александра Сухово-Кобылина. — Т.К.). В Свердловском театре большая, но очень дееспособная и желающая нового труппа. Встреча была интересная: это русская академическая хорошая школа, которую куда угодно можно повести. У них остались основы психологического театра.

У меня в Вильнюсе была лаборатория с актерами разных школ — английской, русской, литовской. Они играли в одном спектакле на разных языках. Мысль была такой: люди в жизни, несмотря на то что они говорят на одном языке, не слышат и не понимают друг друга... Они слышат только себя. Также мне интересны варианты, когда текста — на одну минуту — а мы играем все десять. Например, такое делает Линас Зайкаускас в Новосибирском театре…

Ставил «Мастера и Маргариту» Булгакова, «Дети солнца» Горького, трижды «Смерть Тарелкина» Сухово-Кобылина, причем версии были совершенно разные. Самый интересный для меня — оперный вариант в Екатеринбурге. Мне важен опыт Стреллера, который шесть раз мог ставить одну и ту же пьесу.

— Как правило, режиссеры рассчитывают спектакли на актеров, с которыми много лет работают.

— Приезжему режиссеру ошибаться некогда! В этом-то и весь интерес! Ты должен сконцентрироваться настолько, чтобы не ошибиться. Тут включается подсознание: информация витает в воздухе, ее просто нужно прочитать.

— Ваши родители имели отношение к театру?

— Мама была одаренной. У нее был прекрасный голос, пела сольные партии в костеле, играла на нескольких музыкальных инструментах. Отец тоже был творческим человеком — преподавал, проектировал, сам изготавливал мебель. Из дерева мог сделать все.

— Сын пошел по вашим стопам?

— Нет... Мне очень хотелось, чтобы он стал кинорежиссером. Более того, я всячески старался развить в нем ассоциативное мышление. Он много занимался музыкой. Даже озвучивал несколько моих спектаклей. Сейчас занят международным бизнесом.

— Что-либо, кроме театра, интересует?

— Театр вмещает абсолютно все. Когда ты творишь этот мир, стараешься приобрести то, что есть в повседневной жизни.

— Есть ли у вас кумиры в режиссуре?

— Да, Эймунтас Някрешюс — по мышлению, поэтике, сложности, цельности. После того как он поставил «Фауста» Гете… Причем я не уверен, что это должно нравиться всем зрителям, — это сложно, долго... Но для меня как для режиссера это — шедевр. За последние пять лет ничего лучшего не видел.

Я исповедую принцип, что никуда не нужно торопиться: душа вечна и всегда одного и того же возраста.

Из досье

Режиссеру Саулюсу Варнасу — 60. Выпускник актерской студии Юозаса Мильтиниса в Паневежском театре драмы. В 1977 году окончил Ленинградский институт театра, музыки и кинематографии по специальности «Режиссура драмы». Работал режиссером в Театре драмы в Шауляе, руководил Театром драмы им. Ю.Мильтиниса в Паневежисе. Уже более десяти лет — свободный художник.