Переиздание трех романов Издрика периода 90-х годов, собранных нынче под одной крышей в книге с однозначным названием «3:1», вряд ли удастся проигнорировать или хотя бы культурно не заметить в литературных и читательских кругах. Дело в том, что вновь выданные на-гора хорошо знакомые произведения «Острів КРК» (1994), «Воццек» (1996—1997) и «Подвійний Леон» (2000) наводят на другие мысли и формируют совсем другие выводы, чем в годы их первого издания.
В те времена, когда украинский постмодернизм в литературе едва лишь набирал какие-то очертания, факт существования Станиславского феномена, к которому принадлежали Издрик, Андрухович, Прохасько, трудно переоценить. Их влияние на «сучукрліт» можно сравнить с общиной футуристов начала ХХ в. в России. Как Маяковский, Хлебников и Пастернак на стыке столетий за уши вытягивали русскую поэзию на новый уровень, Изрдик и К° формировали принципиально новую украинскую прозу.
В конце 90-х проза писателя-маргинала Издрика эпатировала читателя, транспортировала его в сложные эмоционально-депрессивные зависания, отбрасывала в устои своего-чужого подсознания, от которого хотелось плакать, убегать, рвать... И все же достичь такого мастерства в словотворчестве в украинской прозе (как и в русской поэзии после завершения футуристического движения) еще никому не удалось. Самый выдающийся и крутой талант Издрика — его язык, дар из слов делать психотропное оружие, наркотик, от которого воротит, но без которого уже не жить.
Перечитывая сегодня произведения Издрика, того ощущения, будто тебя бьют кувалдой по голове, уже нет. Времена другие. Да и литпроцесс на месте не стоял. Сегодня у нас есть когорта новых талантливых имен, самые культовые из которых, следует признать, вышли из «Четверга» — концептуального журнального проекта, в котором Издрик является главным редактором.
Однако в любой истории ментальность и широта сознания народа в целом и каждой отдельной личности в частности создает социальные роли, которые кто-то должен прийти и исполнить. В истории украинской литературы роль крестного отца, или, если хотите, патриарха новой постмодернистской прозы, исполнил Издрик. Не больше и не меньше.