ИГРУШЕЧНЫЕ СНЫ

Погремушка, глиняный шутейный топорик и маленькие горшочки грубой лепки — древнейшие игрушки, найденные (в XIX в.) на территории Российской империи. Названные предметы относятся к фатьяновской культуре и датируются II тыс. до н.э. Вероятно, эти игрушки или подобные им для наших предшественников были наделены мистической силой, поэтому слово «игрушка» в определенных случаях уместно бы нам писать в кавычках или выделять курсивом. Не вызывает сомнений, что в ранних цивилизациях игрушки служили не только для детских утех или были неким «пособием» для обучения жизни — охоте, войне, ремеслу, быту, скотоводству и земледелию, но являлись атрибутами мистерий, предметами религиозных культов. Считается, что игрушка являлась оберегом ребенка, служила охранительницей рода.

При раскопках древнерусских городов обнаружены (иногда прямо в обжиговых печах) глиняные шары-погремушки, свистульки в форме лошадок, баранов и птиц, кукольная посуда, фигурки людей и фантастических существ. Эти образы с определенными исключениями или дополнениями традиционны для творчества всех народов.

И вот уж на дворе XXI век.

Среди огромного разнообразия игрушек современности, созданных порой с применением высоких технологий, в нашем мире выжили и традиционные керамические игрушки. Они стали экзотикой. Однако при этом даже неспециалист в состоянии по характерным признакам отличить дымковскую игрушку от каргопольской, а каргопольскую от филимоновской или опишнянской… Ну а специалисты иногда могут назвать и имя автора…

Дух и буква художественного закона

Игрушки Ольги Бердник хранятся в частных коллекциях Австралии, обеих Америк, почти во всех странах Европы, ну и, понятно, на территориях более доступных. Наши художники держат ее работы у себя в мастерских, кто одну-две, а кто-то и небольшую коллекцию. Показательно, что на открытие ее первой персональной выставки, которая недавно проходила в черкасском Художественном музее, собралось много художников. Потому показательно, что художники, как правило, табуном не ходят и в однообразно одобрительных речах замечены бывают редко. Но тут — согласие меж ними! Кто-то (с досадным для меня скупословием) лишь кивает: «Хорошие работы». Но иной в словах более размашист: «У Оли напряженная цветовая гамма, матисовская», «…открытые цвета — синий, красный, желтый, зеленый — и все гармонично. Это не всем дано. Иногда и флаг так сошьют, что смотреть невозможно. А тут — все гармонично…» У специалистов-«народников» к Ольге претензия: «Каноны не соблюдены». Но тут же и похвала: «Пластика отличная…» Одна утонченная дама, искушенная в народных и современных искусствах, которая по телефону без натуги произносит: «Нет, нет, десятого я не могу, у меня как раз семинар в Сан-Франциско», простодушно поделилась внутренним наблюдением: «Я росла в глухом селе, была у нас простая хата, садочек; глечики сушились на тыне кверху донцем. И мне всегда хотелось их цветасто размалевать!.. И вот как будто исполнилось детское желание! Эти яркие звери явились оттуда, с тех, не расписанных мною глечиков…»

Похоже, творчество Ольги Бердник затрагивает в душе нечто сокровенное, о чем и поведать, как видим, бывает сложно, но то, что многие искали...

Народная ли ее игрушка? Нет, авторская. А по сути?.. Всякий чувствует — не стилизация под народную. Если позволительно к художественным законам применять термины юриспруденции, можно сказать: по букве — нет, по духу — народная. В ее работах ощущается нечто более глубинное, более древнее, чем уцелевшее для нас во времени и считающееся традиционно-народным. Вероятно, именно так, интуитивно, в определенные моменты истории восполняется разрыв, возникающий с утратой народом гармоничного образа жизни.

В свое время она увидела работы Марии Приймаченко…

Точка зрения, осязания, слуха…

Путь к расписной глиняной игрушке у Ольги Бердник был долог. Росла она в Каменке, городке не чуждом культуре, освященном именами Пушкина и Чайковского. Но в то время не было там художественной студии. Однако, рассказывает она, ей повезло: жил в Каменке человек, который учился в Ленинградской академии искусств. Благодаря ему в 12 лет она уже не путала, условно говоря, Врубеля с Рублевым. После школы Ольга поступила в Киевский институт культуры, на библиотечный факультет. А в 88-м, уже лет пять проработав в областной библиотеке, перечитав уйму книг, вдруг занялась лепкой. Да и не вдруг, конечно. В те годы в обществе все уже было в возбуждении и движении, гул близких тектонических разломов, почему-то веселя сердце, рождал иногда и творческую энергию; наступил тот самый момент истории... Поначалу Ольга делала терракотовые фигурки. У нее хорошо стало получаться; художники обратили на нее внимание.

А однажды она познакомилась с рисунками Марии Приймаченко. Эти рисунки на многих производят сильное впечатление. А на Ольгу они произвели впечатление необыкновенное. И вот в керамике Ольги Бердник фантастическое зверье Марии Приймаченко обрело трехмерность. Нет, конечно, не об эпигонстве речь. Все много тоньше. Но отзвуки приймаченковских мотивов присутствуют и в цвете, и даже, кажется, в замесе глины.

«Многие керамисты-профессионалы говорят, что это нонсенс — прятать глину под цвет, — рассказывает Ольга. — Но я ничего не могу с собой поделать. Если я ограничу себя в цвете, — игрушке чего-то будет не хватать. Вот если бы я выросла в Опишне или еще где-то, где сложилась своя школа гончарства, и впитала бы ее в себя, то для меня их традиция была бы родной. А так — не могу сказать, что она мне близка. Как и другие школы — дымковская, филимоновская… За уши себя притягивать? И я искала свое, экспериментировала с цветом. Брала дикие, несоединимые цвета, например, оранжевый и синий, а получается гармоничный контраст. Но своих учеников (с 99-го Ольга преподает в высшем художественном ПТУ
№ 20) я этому не учу, не имею права этому учить. У меня авторская игрушка. Тем более что роспись обожженной глины темперой совсем не характерна для Украины. Своим ученикам даю традиционное гончарство. Считаю, что в основе профессии лежит народная керамика. Оттуда можно идти куда угодно. Пространство керамики безбрежно, от мелкой бижутерии до монументальной скульптуры. Пусть ищут свое…»

Действительно, каждый художник помещен в уникальную, ему отведенную точку пространства, и в этом все художники равны друг другу. Эта точка — уникальная точка художественного зрения; да если угодно, обоняния, осязания, вкуса и слуха. У каждого своя. И каждому свое. И художнику, и народу, и цивилизации. И в этом все времена, народы и люди поставлены в равные условия…

Кто в домике живет?

Кризисы и даже катастрофы тем хороши, что в какой-то момент отключают у человека периферийное зрение, глаз обретает способность видеть главное сквозь панцирь обыденности катастрофичного. При этом иногда удается взглянуть на зыбкий наш мир, горящий во времени, по-детски широко открытыми глазами.

И тут я подумал о Хундертвассере. Позволю себе напомнить. Недавно жил в Европе человек, имя которому было Фридрих Стовассер, который придумал себе чудной псевдоним Фриденрайх Хундертвассер. В 2000 году, вскоре после его смерти, по Европе прокатилась волна выставок, посвященных его памяти. Хундертвассера называют «гением архитектуры будущего». Гений — как раз уместное слово: увидел то, что было как будто на поверхности. Кто из нас в детстве с восхищением не разглядывал картинки в книжках, на которых изображены сказочные дома, в которых обитают всякие там портняжки, гномы и принцессы... Кривоватые окна и стены, причудливые башенки, перекошенные крыши... Он проектировал и строил такие дома, построил в Вене гимназию, реконструировал промышленные здания... Идеи Хундертвассера подхвачены, теперь уж во всем мире вполне прагматичные люди строят сказочные дома, радующие глаз. Хундертвассер сумел напряженным взглядом увидеть и материализовать то, о чем, вероятно, каждый мечтал в детстве. При этом материализованная мечта осталась узнаваемой.

Как зодчество Хундертвассера вырывает человека из лап антихудожественной индустрии, загрязняющей души видом тоскливых однотипных домов и жутковатых ядовитых труб, так и праздничная керамика Бердник способна вырвать взрослого человека из убийственной суеты, а ребенка погрузить в состояние созерцательной задумчивости, оторвав от бездушных барби, черепашек, бетменов и прочих покемонов.

Львы наших лесов

В таджикском кишлаке Бафои народный мастер-керамист делал игрушки не только коней, но и жутковатых драконов ажако и главного демона дэв (див). Исследователи, как и в случае с Марией Приймаченко, восторженно восклицали «Откуда такое?!» Действительно, откуда? Вероятно, не стоит исключать вероятность визионерского опыта, почерпнутого если и не из магистрала «пр. Даниил — Д.Андреев», то, возможно, из периферийных линий, подпитавших, скажем, «Чудный сон Татьяны». По многим причинам здесь эту тему не хочется развивать. Но все же, откуда?

— Коты мне приснились целой серией. Я задала себе: пусть приснятся! И приснились, — Ольга охотно и с любовью рассказывает о своих работах. — Все мои коты с горизонтально приподнятыми хвостами, а в хвостах дырочки, это не просто свисток, это дудочка; можно даже сыграть мелодию. Коты на охоте, все насторожены, у каждого свой характер. Они не натуралистичны. Вот кот — лимонно-желтый, оплетенный травами; вот «Кот в жучках», а вот «Голубой кот» — усы казацкие, нагрудничек как у египетского фараона… Есть серия «Птичья свадьба», там и жених с невестой, и боярин с дружкой, и много гостей, среди которых «Птица с птенцом», «Птица с яйцом» и «Старый глухарь». Есть у меня серия «Львы наших лесов». Вот Лев как у Приймаченко. Но не совсем, образ трансформирован. Все «Львы наших лесов» не агрессивны, они радость несут, для игры созданы. Вот «Огородные звери». «Морковица», «Тыква» — усы и хвостик закручены, «Огурец», «Фасоль» — они более люди, чем звери, одеты в человеческие одежды. Капуста в бусах, с веночком на голове. А вот «Колосковый зверь», он в поле живет, охраняет урожай. Это как в верованиях ирокезов, где каждому растению покровительствовал свой дух.

— В чем источник фантазий?

— Иногда я смотрю, как играет дочь, ей 6 лет. Она и женит эти игрушки, и в гости они у нее друг к другу ходят. Я спрашиваю ее: «Что делает этот лев?» Она: «Охранник озер». Вот и серия. Тут и маленькие рыбки, и щука в короне из желтой кувшинки, и «Камышовая пани». Отчасти она на русалку похожа, отчасти на птицу Сирин. Дочка придумала серию «Свадьба Солнца и Луны», я к ней еще не приступала, обдумываю…

— О чем мечтает художник?

— Я никогда не занималась пропагандой своих работ. Все должно идти своим чередом. Перед устройством выставки в Черкассах директор музея В.Собченко мне звонил через день, «Давай! Я знаю, такой игрушкой в Украине никто не занимается». Сейчас выставка развернута в Каменке, в краеведческом музее, под одной крышей с музеем Чайковского. Потом игрушки переедут в Чигирин. А мечтаю… Перед тем, как игрушки после выставки разлетятся, хочется каталог издать.

— Разлетятся?

— Я сотрудничаю с Киевским институтом игрушки и галерее кукол на Андреевском. В Киеве многие заказывают по 10—15 штук. Серии свои я иногда повторяю, но все равно никогда не выходит двух одинаковых игрушек. Работаю без формы, все вручную. Некоторые коллеги ругают: «Без формы не рационально». И говорят, что работы нужно подписывать. А я считаю, их должны и так узнавать. Но, может, теперь буду подписывать…