ХИТРЫЕ ИГРУШКИ ТЕРМЕНА

- Чудесно! - сказал придворный бонза. - Теперь я слышу! Точь-в-точь наши колокольчики в молельне! - Нет это лягушки! - сказала опять девочка. - Но теперь я думаю, мы скоро услышим и его!

Ханс Кристиан Андерсен, «Соловей»

Триста лет назад при дворе французского короля появилась хитрая игрушка; она обучала певчих птиц, и за это ее прозвали «чижовкой» или «дроздовкой».

Немного спустя бродячие музыканты неким ее подобием удивили немцев. А в начале прошлого века этот инструмент проник в Россию- пестрые улицы больших городов тут же подхватили ставшую модной песенку «Scharmante Katarine», монотонно доносившуюся из маленького переносного ящика.

Тогда все эти механические колокола, музыкальные табакерки, часы с флейтой и заводные соловьи казались чудом. Но надвигающийся двадцатый век нес с собою открытия, немыслимые во времена галантных страстей. Завитая и напудренная музыка застыла в реверансе - ее кукольные звуки уходили в прошлое.

Настоящее захлестнули ритмы машин и жесткие звуковые потоки. Многочисленные изыски тогдашних композиторов наполнились шумом моторов, автомобильными клаксонами и самолетным гулом. Но главное - новый век принес новое чудо - музыку, рожденную электричеством. Одним из первых, в чьих руках электричество «запело», был Лев Сергеевич Термен, замечательный русский ученый и изобретатель.

Термен прожил долгую и невероятную жизнь. Безумные идеи, интереснейшие открытия, поразительные знакомства и парадоксальные истории, большая политика и большие деньги, слава и забвение, рассудок инженера и наивность ребенка удивительно переплетались, рисуя причудливый узор его судьбы.

Он умер в Москве в возрасте девяноста восьми лет.

«Я помню себя с очень давних пор - еще до официального своего дня рождения (...). Я ничего не видел, но слышал много разных звуков, которые исходили со всех сторон».

Потомок французского дворянского рода, Лев Термен родился сто лет назад в Петербурге, в семье юриста и пианистки.

Из детских впечатлений - словарь Брокгауза и Эфрона в папином кабинете и огромное небо летними дачными вечерами.

Далее - увлечение механикой скоростей, маятниками, линзами и объективами. И - первые попытки конструирования собственных приборов.

Позже, в гимназические годы, Термен проводит опыты по электричеству и устраивает домашнюю обсерваторию.

С 1916 года он начинает одновременно заниматься по двум специальностям в Петербургском университете (физика и астрономия) и в консерватории (класс виолончели).

В годы первой мировой войны Термен заканчивает Высшую офицерскую школу, а после революции получает должность в радиотехнической лаборатории Красной Армии. К этому моменту относятся первые его большие открытия.

«Деля интересы между электричеством и музыкой (вернее сказать, не столько деля, сколько не отделяя одно от другого), я был тогда увлечен мыслью доказать, что электричество - это не только бездушная сила, что оно может явиться и средством управления человеком тончайшими нюансами музыкальных звучаний (...).»

Так в 1919 году Лев Термен изобрел принцип, положенный в основу двух совершенно различных устройств.

Первое - система сигнализации, долгое время служившая в алмазном фонде Кремля. Второе - знаменитый носитель имени своего хозяина - терменвокс.

Он не походил ни на один из привычных инструментов: никаких струн, мембран или клавиш - терменвокс состоял из небольшой коробки и двух антенн. Но крайне непритязательный с виду он заключал в себе тайну.

Тайной было рождение звука: плавное скольжение рук по воздуху вдоль антенн заставляло инструмент «петь».

Как руки дирижера, превращающие оркестр в звучащий организм, или как руки волшебника, оживляющие нарисованных птиц, руки исполнителя «озвучивали» пространство, вдыхали в него иную жизнь, «лепили» звук, управляли звуком, вели его за собой, очерчивая тонкую «паутину» мелодии.

Свое имя терменвокс получил за чудесный тембр, близкий к голосу человека. Но в действительности реальный диапазон инструмента был гораздо шире - в трех-четырехоктавном объеме звук мог менять свою окраску, напоминая тембры скрипки, виолончели, флейты, трубы, английского рожка или саксофона. Экспрессивно-вибрирующий - в среднем регистре, резкий и даже хрипловатый - в верхнем и нижнем, терменвокс каждый раз удивлял богатством своих превращений.

Регулируемая правой рукой звуковысотность была основана на естественном, то есть лишенном темперации строе. Поэтому ни четкая артикуляция, ни сложные технические пассажи на инструменте были невозможны (ведь исполнитель не имел никакой фиксируемой точки опоры). Это восполнялось плавным легатным звучанием, охватывающим всю гамму слышимых частот. И прекрасной «воздушной» педалью - громкостной нюансировкой, которой управляла левая рука исполнителя.

«Особенно поражало diminuendo, едва ли достижимое в таком виде на каком-либо другом инструменте» (М.Гнесин).

С терменвоксом знакомились многие музыканты - Глазунов, молодой Шостакович, Стоковский, Равель, Гершвин, Респиги, Сигети... Техника бесконтактной игры, свободно вышедший из пространства звук представлялся им явлением совершенно необыкновенным.

Показывая свое изобретение публике, Лев Термен включал в свои выступления наиболее репертуарную классику - «Ave Maria» Шуберта, «Лебедя» Сен-Санса, рахманиновский «Вокализ», русские песни и романсы. Чуть погодя Леопольд Стоковский сделал для него несколько аранжировок, среди которых - «Concerto grosso» Баха, Рапсодия Листа, увертюра к «Лоэнгрину» (для 12 терменвоксов!).

Популярность нового инструмента росла, появилась и специально для него написанная музыка.

Первым таким произведением явилась «Симфоническая мистерия» (для оркестра и терменвокса) Андрея Пащенко. Это был 1923 год.

Через одиннадцать лет Эдгар Варез напишет кантату «Экваториал» (для органа, 4 труб, 4 тромбонов, ударных, баса и 2 терменвоксов). А в 1944 году Богуслав Мартину сочинит Фантазию (для терменвокса, гобоя, струнного квартета и фортепиано).

Вернемся в двадцатые.

VIII Всесоюзный съезд ГОЭЛРО. Термен выступает с докладом «Электричество и музыка». Сразу после этого - демонстрация терменвокса в Кремле, большой успех у Ленина и более полутораста лекций-концертов в различных городах страны с целью пропаганды советского электричества.

Но к этому времени Термена занимали уже другие мысли.

«(...) главной идеей моей жизни стала борьба со смертью (...). Меня интересовало, как продлить жизнь, я штудировал работы по исследованию клеток животных, захороненных в вечной мерзлоте (...), я думал, как будет с людьми, если их заморозить (...).»

Мечта о человеческом бессмертии, как и мечта о музыке будущего, прошла через всю жизнь ученого, подталкивая его к изучению микроструктур и микропроцессов живых организмов, заставляя думать о замене больных органов искусственными (он обсуждает это с Павловым) и верить в возможность воскрешения человека после смерти.

К 1926 году Термен успевает получить еще один - уже третий - диплом (у академика А. Иоффе). На сей раз дипломной его работой стало изготовление прибора для дальновидения, который, по сути, явился прообразом современных телевизоров. (О новом приборе сообщили Ворошилову и очень скоро засекретили для работы пограничников.)

Между тем, Термен отправляется в длительную зарубежную командировку, демонстрируя «поющее электричество» в крупнейших городах Германии, Франции, Англии. Вслед за Европой Термена встретила Америка. 1930 год, Нью-Йорк. Термен открывает Акционерное общество по выпуску терменвоксов и тут же получает дорогой заказ на изготовление двух тысяч инструментов! Его гастроли продолжаются в лучших залах Чикаго, Бостона, Вашингтона (гонорар за один концерт мог достигать 100 тысяч долларов!). Вскоре он становится обладателем огромного состояния.

Термен необычайно популярен. В середине 30-х его имя входит в список двадцати пяти знаменитостей мира.

Несмотря на всеобщее признание, Термен продолжает совершенствовать свое изобретение. Закончив (уже в Нью-Йорке) балетную школу, он создает новый вариант терменвокса - терпситон. Здесь уже не руки, но все тело исполнителя рождало музыку: специальная платформа «переплавляла» в звук каждый поворот танцора, отзывалась на каждое его движение. Площадку можно было разделить на три-четыре части - для нескольких танцоров, - и тогда возникал фантастический контрапункт звуковых линий, свободно повинующихся изгибам человеческих тел.

Вскоре у Термена появляются первые ученики-терменвоксисты, число которых к 1936 году доходит до семисот. Он открывает художественную студию, куда вхожи Стоковский, Чаплин, Эйнштейн... К слову, Эйнштейна в то время увлекали не менее безумные идеи. Он был поглощен поиском связи музыки со светом и геометрией - рисовал разнообразные картины, в которых пытался «нащупать» соответствие между видимым и звучащим, сконструировал устройство, преобразующее мелодию в сложные световые фигуры.

Нечто подобное создает и Термен. Новое его изобретение - «Телетон» - весьма успешно использовалось в коммерческих целях. Механизм его работы состоял в следующем: реагируя на приближение руки к витрине, за стеклом загорался свет и освещал рекламируемую продукцию.

Дальнейшие коммерческие дела приводят Термена в лос-анджелесскую тюрьму. Правда, не в качестве заключенного. Там он выполнял заказ на установку сигнализации образца кремлевской.

Невероятно, но параллельно со всем этим Термена занимает и проблема микроскопии времени, необходимая при изучении микроорганизмов. Разработанный им аппарат «замедлял» течение времени в 1000 раз (!), и это при наблюдении за клетками делало их почти осязаемыми, приближало к неведомой их жизни.

Все же американская жизнь Термена не исчерпывалась искусством, коммерцией и наукой. В то время существовать вне политики было практически невозможно. Официально приехав в Америку с командировкой от Министерства культуры СССР, Термен имел также тайное поручение и от советского военного ведомства. С этой стороны Льва Термена можно назвать удачным шпионом. В течение семи лет он собирает информацию о самолетостроении и для получения важных технологических секретов предлагает американцам свои авиационные разработки.

Подходили к концу тридцатые. Кое-где уже начиналась война.

«Я чувствовал, что мой долг - защищать свою страну (...). И я начал говорить с нашими представительствами о том, чтобы мне позволили выехать в Россию».

Дальнейшие события в судьбе Льва Термена предугадать несложно.

Москва, безуспешные поиски работы, отказ на въезд жены, запрет на возвращение в Штаты... Через некоторое время человек с толстым портфелем отвез Термена в Бутырку. Начались допросы. Они продолжались около месяца, по четыре раза в неделю. Потом - в составе группы уголовников - строительные работы в Сибири.

Поразительным образом инженерная природа его ума проявляла себя даже в таких условиях - Термен занялся усовершенствованием рабочего процесса.

«Нас тогда премировали, увеличили раза в три количество еды (...). Уголовники мои были очень довольны».

За повышение производительности труда заключенных Термен был переведен в Москву, в физическую лабораторию КГБ для лиц, отбывающих наказание. Здесь, начиная с 1940-го, вместе с Королевым и Туполевым он проработал всю войну. Здесь же создавалась аппаратура для слежки (подслушивающее устройство, оптически переводящее в звук колебания оконных стекол) и система по улучшению качества записи. Однажды Термен был очень удивлен, услышав предложение испробовать новое изобретение на окнах кабинета Сталина.

После освобождения - добровольно остался сотрудником КГБ вплоть до 1966 года.

После ухода из КГБ Термен вернулся к любимому занятию - к музыке. Но ненадолго. Из лаборатории акустики Московской консерватории его уволили за недозволенные опыты с электричеством.

Последующая карьера ученого - от преподавателя МГУ (кафедра физики моря) до простого механика. Далее - жизнь и проблемы почти обычного московского пенсионера, хранящего множество фантастических идей, мечтающего открыть детскую школу игры на ЭМИ, продолжающего что-то мастерить. В последние годы Термен работал над многоголосной моделью терменвокса, придумывал новые тембры и звуковые краски.

Терменвокс оказался первым и единственным инструментом, избавившим исполнение от механистичности, требующим минимум мускульных усилий и специальной техники игры. И при этом - максимально отзывчивым и чутким к самым тонким нюансам исполнителя.

«Не извлекать звук, а управлять звуком - вот что было задачей. Я полагал, что исполнение мелодии легкими движениями рук несет в себе большую человечность (...). Все последующее развитие ЭМИ пошло по пути, мне (...) чуждому: все они ориентированы на традиционнейшие способы звукоизвлечения. Все та же пианистическая техника, техника смычка или щипковых (...). И сегодня ЭМИ в массовом сознании связывается с понятием человечности меньше, чем какие бы то ни было другие (...). Отрыв от человечности, от интуитивного, чувственного содержания творчества не может способствовать его совершенствованию (...). Но я верю в будущее инструментов, подобных терменвоксу, - со свободной интонацией и пространственным управлением».

Вспоминая имя чудесного изобретателя, чьи руки умели извлекать звук из пространства, прислушаемся к звучаниям будущего, к пению ветра и дождя, к музыке благоухающей розы.