Биеннале в маске венецианского карнавала

Путеводитель по Венеции подчеркивает уникальную способность города — жить в постоянной атмосфере праздника. Венеция — особая планета, превратившая тайну маскарада в бизнес.

С 810 года, когда основатель Венеции Анжело Пертечи Пацио с товарищами, спасаясь от завоевателей их родной земли Маламокко, переселились на острова Ривоальто, что в глубине лагуны, с того самого времени «ее жители ведут уединенный образ жизни, объединяясь лишь в театре, в играх, на улицах и площадях». История свидетельствует — венецианцы никогда не имели амбиций революционеров в политической, промышленной и научной сферах. Уклонялись они от войн и разрушительных катаклизмов, однако всегда сохраняли независимость как от римского папы, так и от европейских королей и императоров. Приоритеты города лежали в сфере торговли, культуры, архитектуры и искусств. Венеция, где ростовщически-банковая жизнь подпитывалась торгово-пиратской, всегда удавалось мешком золота откупиться от чужаков, жаждавших власти над городом. Веками накапливая богатства, венецианцы обращали их в красоту храмов, в великолепие дворцов, в безудержную роскошь карнавалов.

Поначалу вся эта мишура, блестки, пугающие прорези глаз в серебре масок могут показаться трезвому взгляду пришельца бессмысленным нагромождением, изобразительной риторикой, безрассудной тратой сил, средств, вкуса и неоправданной чрезмерностью, что взорвалась, подобно петарде, над темными водами лагуны. Но вскоре каждый, кому легли под ноги мосты Венеции, кого окутал влажный воздух лагуны, поймет, что город живет вопреки здравому смыслу и, что замечательно, делает большие деньги, напялив маску арлекина.

Венецианское биеннале, состоявшееся в 2005 году уже в пятьдесят первый раз, тому подтверждение. Биеннале как из рога изобилия веселого бога осыпал Венецию искрами талантов, игрищ, контактов, но и значительными финансовыми вливаниями в экономику города. Однако оставим пустое занятие считать чужие деньги. Наденем маску и углубимся в веселый водоворот 51-го биеннале.

Тем, кто хотел увидеть экспозиции, пришлось много раз проплыть катером по водам Большого канала, выходя то на одном, то на другом причале. Дворцы, у порогов которых плещется вода, предприимчивые аристократы Венеции охотно сдают в аренду для нужд биеннале. На двух из них разместились рекламные щиты украинских экспозиций. Одна — официально представляла Украину проектом Н.Бабака, А.Титаренко «Твои дети, Украина»; вторая — неофициальная, инициированная меценатом Виктором Пинчуком. Для тысяч туристов, сновавших в те дни по Большому каналу, презентация Украины двумя выставками выглядела солидно. Нюансы официальной или неофициальной экспозиции интересовали лишь жюри и художников. Разница заключалась в этике поведения организаторов официальной и внеконкурсной делегаций. Г-н Пинчук, в соответствии с протоколом международных акций, устроил прием, на который кроме его деловых партнеров были приглашены все украинские художники, кураторы, искусствоведы и журналисты. Что же касается министра г-жи Билозир, она, едва произнеся речь в экспозиции «Твои дети, Украина», удалилась в обществе многочисленных и совершенно бесполезных в Венеции чиновников ее свиты, не удостоив искусствоведов и журналистов даже взглядом. В этом было что-то от брежневской эпохи: вальяжные госчиновники, с комфортом прилетевшие в Венецию самолетом, и искусствоведы, чья поездка не была профинансирована, проделавшие весьма дискомфортный путь в автобусе через всю Европу с целью поддержать проект, анонсированный
г-жой Билозир. Арт-критики и журналисты даже не были аккредитованы на биеннале, о чем тоже следовало позаботиться чиновникам Министерства культуры и туризма — официального организатора акции. В результате на пресс-конференцию украинскую делегацию просто не пустили.

Более 150 стран представили проекты, разместившиеся в полузапущенных, колоссальных ангарах и складских помещениях «Арсенала», некогда бывшего военным оплотом морской державы. Еще одна, значительная часть выставок открылась в парке «Жиардини» — в зеленой зоне Венеции.

Все, за редким исключением, экспозиции представили зрителям веер возможностей постмодернистской эстетики: от образного алогизма, парадоксальных метафор «до откровенного маразмирования», уличного балагана и образов человеческого дна. Лиризму, тем более сентиментальности, а также «празднику разума и сердца» в вакхической атмосфере биеннале места не осталось — все поглотил хоровод масок, изобретательных и лукавых. Карнавал биеннале показал — у него своя алгебра, время и пространство, в котором неуместно искать логику и ценности обыденной жизни. В выигрыше оказались те, кто с готовностью выскользнул из своего «я» и на время воплотился в загадочных существ экспозиций. Именно поэтому видеоряд в сочетании с инсталляцией турецкого художника Хусейна Шалайяна — соседа нашей экспозиции — странный и притягательный образ женщины, льющей с экрана воду на зрителей, заплетающей и расплетающей косички, в алогизме поведения, этот образ был близок игровой природе биеннале. Он, как и многое другое, оказался более убедительным, запоминающимся, нежели музейно-безупречная экспозиция Н.Бабака с ее глубоким трагизмом и гражданским пафосом. Проект «Твои дети, Украина», зажатый в тесноте низких помещений, потерял свой эпический смысл, которым отличался в киевской экспозиции. Трем экранам с видеорядом помаранчевой революции, очевидно, не хватало места, воздуха и дыхания в убогих архитектурных объемах, которые, к прискорбию, достались Украине при жеребьевке. Проект потерял масштаб и накал. В атмосфере тотальной постмодернистской игры наша национальная скорбь и радость не совпадали с установкой биеннале на игру и карнавальность. Ведь не случайно один из «Золотых львов» 51-го биеннале достался француженке Аннет Мессаж за дерзкий проект «Казино».

Одно из помещений экспозиции покрывал красный шелк. Он выползал из узкой щели стены, как жадный язык из зева. Шелк дышал и казался живым и очень хищным существом. В другом зале огромная сеть то и дело подбрасывала, как на батуте, некие куклоподобные существа. Игра, жестокая игра, а в выигрыше всегда Казино. Экспозиция Франции стала победителем и своеобразной метафорой грандиозного парада тщеславия по имени биеннале.

Проекты Чехии, Словакии, Бельгии и Канады, в которых была сделана установка на театрализацию всего пространства зала, на мой взгляд, оказались наиболее убедительными. В калейдоскопе увиденного они запоминались более всего. В небесно-синее пустое пространство павильона Бельгии можно было войти как в космос и пережить чувства маленького принца Экзюпери.

Канадская художница Ребекка Белмор в проекте «Фонтан» поразила чистотой решения. Экран, на котором проявлялись видеообразы, представлял собой тонкий слои беспрерывно льющейся воды. Вода низвергалась в узкий кювет, брызги вылетали в зал. На этом водном экране некий персонаж сражался с огромной рыбой. В финале сюжета фонтан-экран был залит струями крови.

Умело в интерактивной видео-инсталляции Too Long to Escape работали с пространством зала москвичи. Попадая в интерьер павильона, поначалу на экране зрители замечали четыре красные точки в глубине заснеженного пространства. Точки росли, превращаясь в фигуры людей. Их продвижение в сторону зрителей сопровождалось резким звуком выстрелов. Красные комбинезоны на снегу агрессивно наступали на нас со скоростью, пропорциональной количеству зрителей, входящих в зал. Не случайно экспозиция сразу же получила зрительское название «Красные идут».

В белоснежном павильоне Словении, где в пространстве зала висели прозрачные щиты с текстами-шарадами, зрители охотно играли в футбол шариками, катавшимися по полу.

Обращала на себя внимание безупречного вкуса фотоэкспозиция японского мастера Тадаши Кавамата. Фотопроектом весьма популярной пары нетрадиционной ориентации — Гильберта и Георга — представила себя Великобритания.

Видеопроекты захватили пространства павильонов. Именно поэтому американка Барбара Крюгер — ветеран видеоизобразительности получила «Золотого льва» как основоположник направления в искусстве.

Судя но всему, жюри приветствовало и поощряло эпатажную вольницу биеннале. Не случайно один из «Золотых львов» достался молодой Регине Галлиндо, которая, выбривая на теле все, что можно выбрить, предпочитает демонстрировать публике ню.

Поскольку 51-е биеннале в целом было посвящено теме феминизма, то и заставка была вполне адекватной. Вместо хрусталя из тампаксов была сооружена огромная люстра, достававшая до пола одного из ангаров «Арсенала». В этом контексте киевлянин Василий Цаголов, предложив публике созерцать композицию «Фонтан», где трое «братков» облегчаются на голову четвертого, не был одинок. «Откровение» В.Цаголова в духе Шарикова экспонировалось во дворце графа Панадополи, арендованного для экспозиции В.Пинчуком. «Фонтан», помещенный в атмосферу зала в стиле рококо и японских гобеленов, недвусмысленно говорил о проблеме «нового варварства» в нашей культуре.

Шок отнюдь не эстетическая, а физиологическая категория. Но уж если и переживать шок, то от красоты Венеции. Наискосок, чуть правее дворца Панадополи, переплывая через Большой канал, попадаем в собрание шедевров Академии. Здесь ваше свидание с просветленным гением Джорджоне и прилежным историографом Венеции Витторио Карпаччо. А чуть поодаль, в десяти минутах ходьбы узкими улочками и мостиками, переброшенными через каналы, высятся стены Школы делла Рокка. Там царствует бурный Тинторетто. Здесь Венеция живет своей величественной историей. Образ льва — символ города не встретится разве что на ящике из-под пива. Лев в Венеции как у себя в доме. Здесь повсюду мерещится львиный рык. Лев здесь — дирижер искусства. Не только архитектура, изгибы мостов, обводы гондол, снующих между берегами, но и пластика женских фигур, форма щиколотки промелькнувшей красавицы, форма ее серег, колышущиеся в окнах кружева и перезвон люстр — все это чудо называется Венецией. Здесь вся жизнь за ширмами, все — сплошная игра и лукавство. Венеция — насмешница, она не терпит рациональности, в ней много языческого, рыкающего, смеющегося, притягательно-пугающего, даже если это купола христианского храма Сан-Марко. За каждым изгибом улочки, открывая собственную для каждого, новую Венецию, невольно вспомнишь слова Бориса Пастернака: «пустых мест в пустых дворцах не осталось, все занято красотой». Чего нельзя сказать о 51-м биеннале, на котором было много шума, но ни одной принципиально новой идеи, кроме люстры из тампаксов.