Берлин, страницы дневника (47)

Когда на Рождество выпадает снег — то это еще одно доказательство существования Бога. Примерно так в свое время написал кто-то из моих друзей, скорее всего, Тарас Прохасько.

В Берлине снег на Рождество не выпал. Это может быть доказательством, по крайней мере, нескольких вещей. Например, что берлинский климат значительно мягче нашего.

Как и везде на Западе, предрождественская эйфория начала набирать обороты еще в конце ноября. В эту пору на всех пригодных для этого дела площадях начинают разворачивать целые «сказочные городки», или, как назвали бы это у нас, «предпраздничные базары». Они имеют безусловные признаки чего-то северного, лапландского и, конечно, чего-то детского. Все начинается с ночного прибытия Николая на громадных полярных оленях. Наши соседи Вера и Антон, 4 года и 7 лет соответственно, свое письмо Николаю вывесили на входной двери дома: «Дорогой Николай! Ты знаешь, как мы Тебя сегодня ждем. Заходи, дорогой Николай!» Судя по всему, писал Антон, а Вера только дорисовала собственную подпись. Их послание мы прочли 6 декабря вечером. Поскольку 7 декабря днем его на двери уже не было, остается думать, что Николай заходил.

Пока световой день катастрофически шел на убыль, все больше отступая перед естественной декабрьской темнотой, анонимные мастера искусственного света неутомимо делали свою спасительную работу, увешивая всевозможные закоулки лампочками и гирляндами. Это методическое увешивание было одновременно извещением, а еще приветствием и предвестником праздника. Сигналом и символом одновременно. Империя света подтвердила свою безграничную энергетическую мощь. На праздник у нас будет столько света, сколько мы себе пожелаем. И, в любом случае, значительно больше, чем нужно.

Несколько вечеров тому назад я, словно придирчивый генерал, делал последний предпраздничный обход района. Все это видимость, бутафория и суета сует, думал я. А также большая распродажа дешевых и дорогих материальных объектов, которые почему-то принято называть и считать подарками. А также обвал цен и ажиотажный спрос на все, что не удается спихнуть в течение всего года. Причем тут Путеводная Звезда, Пастушки, Ягнята, Вифлеемский вертеп и Рождество? Если на Рождество не выпадает снег — значит, никому уже не нужны доказательства. Это говорит о том, что в который раз победил атеизм.

От таких мыслей мне становилось веселее — ведь это не совсем мои мысли. Это я пародировал.

Недалеко от Савиньи Плац я натолкнулся на Метью Свини, ирландского поэта. Как все ирландцы, он был уже порядком выпивши и все-таки затащил меня на пиво. «Мен, — говорил Метью, — ты даже не представляешь, как я тебе признателен!». Два месяца назад он пожаловался, что никак не может посмотреть самого нового Джармуша, поскольку в Берлине его показывают исключительно на немецком языке. Я подсказал ему кинотеатр на Кройцберге, где «Сломанные цветы» крутили в английском подлиннике. И вот теперь Метью от всей души благодарил меня. «Мен, — говорил он, — ты даже не представляешь, что значит для меня Джармуш! В этом мире, мен, есть две звезды — Джармуш и Том Вейтс, Том Вейтс и Джармуш!». Я согласился, что они оба супер. Мы в знак солидарности пожали друг другу руку.

Спустя час-полтора Метью таинственно заулыбался и, слегка понизив голос, сказал: «У меня для тебя рождественский сюрприз, мен». Я не мог не полюбопытствовать, какой именно. «Сейчас мы можем увидеть Джармуша», — еще тише сказал Метью. Воспользовавшись моим онемением, он шел все дальше и дальше: «Я знаю, где он. Я знаю, где он сейчас. Он в Берлине. Он в Берлине в моей квартире».

Было два ночи, мы подходили к его дому на Шторквинкеле. Нас сопровождало предвкушение чуда, которое вот-вот должно сбыться. Нас сопровождала одинокая звезда в высоком небе над Берлином, нас сопровождали ангелы, именно в этот миг отозвавшиеся с видимых и невидимых вершин мира звонкими лютеранскими голосами. Нас сопровождали три волхва, которые в тот же миг специально для нас превратились в бомжей: кельт, перс, негр.

Все было возможно в такую ночь. Дорогой Джим, ты знаешь, как мы тебя ждем. В воздухе явственно запахло снегом. Мы подходили буквально на ципочках. Только бы не вспугнуть Джармуша, думал я. Ведь это же все-таки всемирной славы режиссер.