АКТУАЛЬНОСТИ ИЮНЯ

Опасения, что постфестивальный июнь станет периодом заторможенности и отдыха от бурной жизни, не оправдались. Большинство галерей, видимо, из соображений экономии внутренних ресурсов, Арт-фестиваль проигнорировало. Художественная жизнь Киева по-прежнему бурно течет, хотя - мало меняется.

Нет ничего более консервативного, чем претензии соntemporаrгу art на радикальность мышления. Что еще раз подтвердила «Экранизация» (3-16.06) в Доме художников.

Профиль Ивана Цюпки - игра в ужастики. Сложно уловить грань, отделяющую его элитарную имитацию от собственно масс-культуры. Приходится очень внимательно вслушиваться в интонационные нюансы стеба.

На сей раз насилие подается под пикантным соусом. Главная идея компьютерного шоу Цюпки - органичность сосуществования женщины с оружием. Причем фрейдизм отнюдь не первостепенен, важно чисто эстетическое впечатление. Револьвер - аксессуар, придающий законченность образу роковой женщины. Убийства в хорошем вкусе - по-кошачьи пластично двигающиеся дамы истребляют друг друга красиво. Максимальная окультуренность процесса.

Эдуард Колодий грезит пафосностью героического мифа и большого академического стиля. Адепт исторически рефлексирующей линии в постмодернизме, Колодий пишет грандиозные битвы титанов - занятие для настоящих мужчин. Обнаженные, но вооруженные более-менее современно мифологические герои спотыкаются об отрубленные головы врагов-великанов.

Необычное восприятие лиц у Ильи Исупова. Кто эти загадочные циклопические существа, замаскированные под простых смертных, бдительно-настороженно следящие за нами с холстов?

В своих антропологических изысканиях Олег Кулик приближается к Анри Руссо. Кулик по-прежнему не желает расставаться с любимым мотивом естественного человека, радостно скачущего на лоне природы, голого, пребывающего в состоянии полного взаимопонимания и чувственного единства с лошадьми, свиньями и прочей скотинкой.

Графика Темо Свирели («Галерея-М», 11-30.06.) застала меня врасплох, никак не ожидала увидеть нечто подобное.

Поначалу кажется, что создаваемый театр грустных кукол и абстрактная графика - вещи совершенно разные. С чем автор не желает соглашаться. На самом деле говорится об одном и том же, но иными словами. А именно - об антиномичности бытия, его пустоте-наполненности, жизни-смерти, трагизме-счастье.

Идя в указанном мастером направлении, можно попытаться отстраниться от видимости и уловить сущность. Легко сказать, но так непривычно подстраиваться под картинку. Гораздо проще идентифицировать ее с собой любимым. Пропускать визуальную информацию сквозь ограничивающий фильтр рассудка, пытаться называть все знакомыми именами. Этого категорически нельзя делать, настаивает Темо. Отдать себя во власть спонтанным процессам, подчиниться непредсказуемой ситуации восприятия. Без руля и без ветрил плыть по миру, который - всегда новый и безграничный.

Я скрупулезно процитировала эти советы Свирели по двум причинам. Во-первых, они многих начинающих смогут избавить от скучного штудирования многотомных трудов по эстетике. Во-вторых, интерпретация ничего не изображающей графики по методу игры в бисер - дело слишком неблагодарное. В скромных силах теоретика только самое поверхностное описание. Легкость прикосновения, нежность штриха, обилие эфира для свободного дыхания, деликатно сгущающегося переплетением тонких нитей Ариадны.

Как замечает уроженец Кракова, эмигрировавший в Нью-Йорк, Ришард Горовиц, учился он на своей новой родине не искусству. Среды, могущей наставить на путь истинного искусства, в Америке не было - пришлось впитывать коммерческий шик поп-культуры. А это, как оказалось, и есть его призвание.

На выставке фотографий Горовица в Союзе художников, организованной при поддержке посольства Польши, пришлось немножко попереживать из-за угрызений занудствующей совести. Но вспомнив бесценные советы «продвинутых», я расслабилась и поплыла по течению ситуации, с удовольствием заглатывая предложенные рекламные красивости. По ходу дела утешая себя тем, что всегда приятно видеть вещи, сделанные профессионально. Соблюдены все законы безукоризненно-глянцевого рекламного жанра.

Обладание роскошными вещами, от драгоценностей до коньяков, сулит немыслимо-гедонистические радости в запредельном пространстве. Согласна с критиками, работы Горовица - не просто фотографический нарратив, а виртуальная реальность, созданная человеком, не лишенным вкуса. Узнаваемость почерка Горовица (посмотрев выставку, догадываешься чьих рук дело реклама «Органикса») объясняется, наверное, тем, что его «чуждость» искусству - скорее кокетство. Все-таки закончил Краковскую академию искусств. Не стесняется омолаживать новыми технологиями «старье», извлеченное из традиционного иконографического арсенала, веками апробированное по своему завораживающе-умиляющему действию на массы. Эффектны ландшафты, закаты и рассветы, бурный океан, песчаные дюны, парящие над всем этим пухленькие путти и царственные богини, обольщающие зрителя-потребителя товарами и услугами. Этот коктейль образов сближает Горовица с принципами сюрреализма (несмотря на явные утилитарные приоритеты, теоретики пытаются причислить мастера к тому или иному направлению в искусстве).

В Украинском доме (с 22.06.) - проект Евгения Матвеева, Михаила Шевченко, Анатолия Толошного «Экология души». Авторы явно решили «спекульнуть» злободневностью звучания, сыграть на чувствах убежденных сторонников психоанализа. Помним, что у Юнга - проблема души является проблемой века.

Увы, но мой «западный» менталитет не приемлет неразличения традиционного понятия души, как частицы Божественного Духа в человеке, и психоаналитического подхода к душе как пристанищу тени, клоаке, требующей ассенизационных мероприятий. Уместно ли совмещение двух разведенных полюсов бытия, сакрального и профанированного? Ухищрения фотомонтажа - цикл евангельских праздничных сюжетов накладывается на изображения ободранных фасадов старых домов. Что подразумевали авторы, в принципе, понятно, но это лобовое сопоставление не кажется интересным.

То же впечатление буквальности мышления, адаптированности к возможностям восприятия «широких» зрительских кругов производит инсталляция. Забинтованный как мумия, беленький и чистенький манекен - душа - левитирует над потоком низкопробной информации в виде цветастых вырезок из дамских журналов.

Что касается живописи Матвеева и Шевченко, она уходит корнями в абстрактный экспрессионизм, визуализирующий эмоциональные всплески, цветовые манифестации бессознательных импульсов. Авторы приближают его к нуждам современности, отказываясь как от намеренной абстрактности, так и навязчивой фигуративности. Эту модную нынче манеру ее теоретики и практики (чаще всего в одном лице) отождествляют с алхимическим деланием. Фигуративный мотив прячется художником в мерцающую живописную ткань, и зрителю приходится с усилием вытаскивать его на свет божий.

Почти каждый избранный, выставляющийся во все еще престижном пространстве Союза художников, теряет над собой контроль. Пытается заполнить его как можно плотней, раздуваясь до беспредельности. Печально, что количество одинаковых работ никогда так и не перерастает в новое качество.

Тиберию Сильваши удалось избежать этих соблазнов (Дом художников, 2-8.06.). Может быть, потому что ему не нужно доказывать кто есть кто - «Цветопись» прежде всего. Не перегруженное пространство дает свободный выход энергетике цвета. Отсутствие комплекса неполноценности и достойный уровень культуры.

Цветопись Сильваши сейчас выглядит интригующе. Обостряется хрупкость цветового самоощущения, его конфликтность. Колористические массы вытесняют друг друга. Что это - запрограммированный уход от канонов уравновешенности, стабильности? Или нехарактерные для метров симптомы потребности во внутренних переменах?

Галерея «Агteast» (16-28.06.) выставляет необарокко Юрия Луцкевича. Надо смириться с данностью - в наше время, питающее слабость к циклопическим темпоральным концепциям, никуда не деться от злоупотребления приставкой «нео-». Барокко, маскирующее драматизм «momento mori» вакханалией стихийной витальности, далеко не столь однозначно, как стиль Луцкевича. Говорить о духовной преемственности было бы преувеличением. Художник взял на вооружение только внешнюю сторону барочной стилистики - темпераментный размах кисти, влюбленной в плоть вещественного мира. Но праздник жизни на холстах Луцкевича не намекает на начало конца. Цветущая женственность моделей полнокровна и неувядаема, небо города раскрашивают фейерверки под бравурные мелодии военного оркестра.

В галерее «Гранд-арт» экспонируются работы Марии Примаченко. Доброе, но слишком эксцентричное воображение, обрекающее себя на изгнание из мира одинаково видящих и коллективно чувствующих. Полуграмотная чудачка и калека, изуродованная полиомиелитом, прожила свой век в глухом селе Болотня на Полесье. Выстраивала яркий, недоступный для всех прочих мир, спасаясь от человеческой жестокости.

Генетическая память и впечатления детства (отец был резчиком по дереву) рождали удивительных терратоморфных существ. Это не устрашающие монстры, уничтожающие друг друга в борьбе за существование. Они сочувственны и дружелюбны, жалуются, утешают, защищают друг друга. Схема отношений - в авторском сопроводительном тексте, например - «Лесная мамочка лечит зверей и птиц». Возможно, она переносила в свое утопическое звериное царство ту человечность, которую тщетно искала среди людей. Ведь Марии Примаченко, желающей охватить весь мир любовью, нет равных по подаренному Богом потенциалу солнечных чувств.