А могло случиться слово

А могло случиться слово

огда я была в очень нежном возрасте и едва познакомилась с замысловатыми кружочками, крючочками и загогулинами, называемыми буквами, как каждый нормальный ребенок, я стремилась применить на практике новые знания везде, прочитывая вслух вывески, объявления на столбах и разнообразные заборные и стенные надписи. На эту мою инициативу взрослые реагировали по-разному. Самые предусмотрительные из них советовали мне вообще не читать на заборах. Но иногда в ответ на невинное проявление детской грамотности они менялись в лице и грозили суровыми санкциями, если я еще когда-нибудь… Я, разумеется, замолкала, но внутренне продолжала смаковать это непонятное заклинание, которого так боялись эти взрослые. Смысл оных от меня, разумеется, ускользал. Но восторг-то вызывает не смысл, а сам процесс проговаривания, звуковой интерпретации этих значков. Да, было в этом что-то музыкальное.

Потом начался период понимания. Правда, начался он еще тогда, с окриков и укоров взрослых. Они как будто не понимали, как вкусно было каждое новое прочитанное слово. Почему то, что видишь, знаешь, нельзя произносить вслух? «Плохое слово» тоже что-то должно означать. Что же? «Оно ничего не означает. Это просто плохое слово». Ха! Объяснили. Приходилось подключать «свои источники» и получать, наконец, вожделенную информацию о том, что же называют эти слова. Ощущение запретности этих предметов и самой темы неразрывно связалось в сознании с запретностью слов. После этого невольно начинаешь их произносить украдкой и уже с новым привкусом во рту. Потому что это знание и есть «ступень взрослости», поскольку и сами слова, и те предметы, которые за ними скрываются, принадлежат «миру взрослых», в который и заглянуть-то можно только через щелочку. После этого открытия, когда видишь на заборе нехитрое арифметическое действие со своим именем в виде одного из слагаемых, испытываешь никак не меньший поток эмоций, чем когда там же видишь известное количество букв, значение которых уже знаешь. Надпись на заборе становится символом чего-то запретно-искомого и привлекательно-постыдного. Смесь порока и знания. И в общем в этой цепи ассоциаций можно добраться и до собственного переживания первогреха.

Можно выделить всего три наиболее общих типа употребления ненормированной лексики:

1. В качестве слова-связки, эдакого междометия. Употребляется, как правило, вне своего первого значения. Создается впечатление, что говорящий не всегда знает, что именно он говорит. Впрочем, и здесь можно найти глубокие корни (если задаться целью, их можно найти где угодно).

2. В прямом негативном смысле. Говорящий твердо знает, что именно он имеет в виду. И в его устах это действительно «плохое слово».

3. Можно рассматривать как вариацию второго. Употребляется, когда «нет слов» (других, имеется в виду). Т.е. здесь оно служит выражением восторга. Что ж, восклицания лучше всего передают эмоциональное состояние говорящего.

Разумеется, разбираться в особенностях употребления первого типа неинтересно, т.к. это говорение - акт бессознательно-привычный, подобный условному рефлексу собачек Павлова. Но что стоит за этими «плохими словами» в применении ко 2-му и 3-му типам? Вот это уже заслуживает внимания. В чем же кайф от этих слов: почему их с таким чувством произносят в соответствующих ситуациях и пишут на заборах? Просто ради эпатажа? Но почему эпатирует именно этот набор звуков? Ведь «плохо» само слово, а не названный предмет, ведь можно же назвать его и «другими словами», и в фильмах это показывают, и в книжках рисуют - и ничего, терпимо.

Слова эти имеют название очень характерное - «табуированные». Более привычное определение - «мат» - тоже очень характерно. В данном случае, табуированное слово означает запретный (и поэтому таинственный) предмет или действие. Тень табу как бы падает и на слово, которое обозначает эти вещи. Впрочем, для архаики, которая изобрела эти «проблемы», слово и предмет, который оно называет, слово и дело составляли единое целое или даже представлялись одним и тем же. Самый яркий пример - имя Бога, которое нельзя, как известно, «поминать всуе», или молитва, производимая как некое материальное действие, меняющее реальный мир.

Кроме того, наши предки не знали разницы между общим и частным. Каждое действие каждого человека было равносильно космическому событию. Поэтому действия (и слова) были строго регламентированы, дабы не нарушалась гармония Вселенной. Особой таинственностью были окутаны две границы человеческой жизни (а значит, и жизни мира) - смерть и рождение. Впрочем, образ смерти был несколько не похожим на наш: это было просто еще одно рождение, но для иного мира. Т.е. во главе угла стояла тема рождения, а значит, оплодотворения, плодовитости. Плодовитость культивировалась. Ради нее девушки шли на храмовую проституцию как на служение богине плодородия, которая в свою очередь гарантировала им защиту от бесплодия в браке. Ну а роль органов воспроизведения в процессе зарождения новой жизни, я думаю, объяснять не надо. В какие-то периоды они были предметом культа (а если верить психоанализу, то все культы имеют именно такую основу), поэтому их «употребление» было строго лимитировано - ведь каждый половой акт был равносилен слиянию божественных субстанций - инь и ян, мужского и женского и т.п. И поскольку табуировались сами предметы и действия, ими производимые, запрещалось произносить их название и слова, сопровождающие процесс. В общем запреты накладывались на все, что имело отношение к воспроизведению, плодовитости и прочим хорошим вещам. В этом случае понятно, откуда берется упоминание матери в этой части словаря. Она-то здесь и представляет идею рождения - образ Великой Матери. А тот, кто хорошо знает архаические веснянки и купальские песни, непременно испытывал известные ассоциации с определенными восклицаниями в начале или в конце строки.

По опыту собственного воспитания вам известно, что эти запреты в силе по сей день. Но характер они имеют несколько иной: если в свое время «плохим» считалось произносить эти слова в неподходящем контексте, то теперь «плохо» само их употребление - из слов священных они превратились в брань. Они потеряли свое религиозное звучание, но социальное не делось никуда.

И тут-то на человечество нашлась новая напасть - сексуальная революция. Она ударила по запретам на «интим», запреты слегка попустили вожжи и заняли круговую оборону. Теперь можно смотреть, читать, свободно заниматься «этим». Все эти предметы четко отмежевались от понятия священности. Таинство брака в общем давно уже не таинство и с «космическим браком» ничего общего не имеет, а значит, и катаклизмом не грозит - поэтому нечего темнить. Теперь с этим проще: иногда это «личное дело» (это усложненный вариант, поскольку бывает связан с чувствами, что чревато катаклизмами, правда, не космического масштаба), иногда это «естественное отправление организма», иногда спорт, иногда разменная монета, за которую можно что-то купить. Примыкающая ко всему этому лексика тоже почувствовала воздух свободы и решительно ворвалась в литературу и на страницы газет. Сексуальная революция выбросила на поверхность пригоршню «плохих слов», обозначающих не такие уж плохие действия и предметы. Понять это можно - надо же все это как-то называть. Из-за запретности темы в языке не выработалось достаточного количества соответствующих слов. И это правильно - зачем нужно слово, если нельзя его говорить? В результате наш «нормальный» словарь касательно этой темы довольно убогий: примитивное «секс», абсурдное «заниматься любовью», холодное «половой акт». Но и запретные слова вряд ли выручат в этой ситуации - мы привычно воспринимаем их как грубость (но от этого тоже иногда легчает). Впрочем, некоторые секс-популяризаторы утверждают, что выкрикивание этих слов в подходящий момент здорово усиливает кайф.

Все изложенное здесь может показаться читателю призывом к как можно более частому и широкому употреблению всего этого словесного «мусора». Совсем наоборот, читатель. Вот тебе мой настоятельный совет: держи все эти слова при себе. Как истинный маг держит при себе свои заклинания, помня о том, что они могут нарушить мировую Гармонию.

Впрочем, в то же время нам немного легче, чем этим древним, ибо мы не часто отождествляем себя со всем космосом и тем более слово у нас - совсем не дело. Поэтому если вас грубо обругали, это еще не значит, что вас изнасиловали (разве что морально) или что наступил конец/начало света. Утешьтесь тем, что к вам обратились со священным текстом. Пусть даже с совсем обратными побуждениями. А если вас оскорбляют надписи на заборах, утешьтесь тем, что это, может, самые древние слова в нашем языке. Может, они даже древнее, чем две древнейшие профессии. И кто-то учится на них писать, как вы в свое время учились по ним читать.