НОВАЯ МУЗЫКА И СТАРЫЕ ШТАМПЫ

Концерт из серии «Новая музыка в Киеве», состоявшийся в Колонном зале им. Лысенко на прошлой неделе, привлек внимание небольшого количества «знатоков и ценителей». Программа была заявлена довольно оригинальная как для наших академических залов. Ее оригинальность заключалась уже в том, что она состояла только из образцов современной музыки. А еще и в том, что эту музыку услышать где бы то ни было еще в Украине — довольно трудно. Пожалуй, даже невозможно.

Во всяком случае, это касается музыки бывшего нашего соотечественника, воспитанника львовской и московской консерваторий, израильского композитора Марка Копитмана. Впрочем, к нему вполне подошло бы определение «еврейского композитора» — по колориту, по мелодизму, по мироощущению наконец. Произведение для оркестра «За этим всем...», исполненное в тот вечер в филармонии, самим композитором заявлено как цикл музыкальных эпизодов-воплощений ощущения родной земли. Поэтому было очень интересно услышать не только само произведение, но и его интерпретацию Национальным заслуженным Аакадемическим симфоническим оркестром Украины. В результате мы хотели услышать наше понимание этих чувств, потому что они нам не чужды, потому что это где-то чувство и нашей земли тоже — ведь родился, вырос и прожил немалую часть жизни композитор здесь, на этой земле. И было приятно слышать оркестр — его звучание существенно улучшилось за последнее время, а сыгранные в этом концерте произведения были довольно сложными. Тем не менее «За всем этим…» показалось довольно однообразным и несколько затянутым. Что-то сильно мешало воспринимать произведение как нечто целое. Во-первых, довольно однообразная динамика — казалось, дирижер В.Рунчак признает либо форте, либо пиано, а полутона считает излишеством; во-вторых, сама ставка в интерпретации была сделана на «еврейскости» — довольно беспроигрышное решение для характерной сценки, но превратившее «За всем этим…» в жанровый штамп. Что это за «еврейскость» в обыденном нашем понимании? Это обездоленность и трагизм, ставший для нас этаким «этническим признаком». Да, подобная интерпретация — это по-своему правда, потому что именно так мы и видим, так и понимаем «еврейское». Но, увы, когда это наше понимание начинает довлеть над исполнителем, он поневоле сводит довольно разнообразное произведение до «культурного штампа» — жанровой зарисовки «еврейской души». Сама же музыка теряется. Вот и в этом исполнении за колоритом потерялось произведение. «Большое счастье», по словам самого композитора «скрываемое за этим всем», оказалось скрытым слишком хорошо — оно не дало о себе знать даже намеком. Наверное, в колорит не вписалось. Впрочем, то, что это произведение прозвучало, то, что этот композитор пришел в Киев, это уже большая победа «Новой музыки в Киеве».

Хочется отметить и еще одну победу этого концерта — исполнение «Пустынь» Эдгара Вареза. Этот композитор отнесен к «новой музыке», несмотря на то, что его творческий расцвет припадает на первую половину-середину ХХ века. Определение «новая музыка» в отношении того, что делал Варез и его современники-единомышленники — а они как раз настаивали на том, что делают «новое», — вряд ли можно считать таковым сейчас. То есть это тоже своего рода штамп. Впрочем, не для Украины. Здесь это ново хотя бы потому, что такого у нас не было до последнего времени. Подобные вещи на одной шестой суши не только не писались, но и не исполнялись. Между прочим, настоящий праздник для эстетствующего слуха — услышать Вареза в живом исполнении в Киеве. Причем скорее всего даже не потому, что у нас нет должным образом воспитанного слушателя, хотя и это правда. Но у нас очень мало и воспитанных должным образом исполнителей. Так что это все равно «новое» для нас — и приятно, что с этим заданием орекстр, в основном, справился. Хоть и казалось, что на сцене не музыку исполняют, а напряженно ставят сложный опыт.

Правда, киевской публике был представлен только музыкальный «каркас» произведения. Натуральные промышленные звуки, записанные Варезом на фабриках и заводах, взаимодополняющие, по замыслу автора музыкальный ряд, отсутствовали. Впрочем, для неискушенного слуха нашего меломана самой оригинальной звукописи Вареза было вполне достаточно.