Так скромно и строго озаглавил свою новую книгу, вышедшую в Париже, Никита Алексеевич Струве - директор издательства «ИМКА-пресс», многолетний ответственный редактор журнала «Вестник РХД».
Книга профессора Струве показывает русскую эмиграцию во всем ее трагическом величии в разных странах. Его труд охватывает период с 1919 по 1989 годы.
Возможно, для тех, кто специально интересуется судьбами русских людей в эмиграции, новая книга профессора-слависта Никиты Струве не принесет особых открытий. Однако она, несомненно, заслуживает внимания своим глобальным подходом к теме, интересна богатым справочным аппаратом. И уже в силу этого ее можно рассматривать как событие.
Беседуя с автором, я задал ему вопрос:
- 70-летнюю историю русской эмиграции вы изложили на 150 страницах. Еще примерно 130 страниц книги отданы так называемому «малому словарю деятелей трех волн российского исхода». Такой объем представляется чрезвычайно небольшим, даже до обидного малым при учете грандиозности темы. Чем вызвана необходимость столь жестких рамок?
- Это исключительно собственное желание. Я хотел дать синтетический образ русской эмиграции, не миновав последние волны, но тем не менее обратив внимание на первую эмиграцию и на ее творческую жизнь во Франции. Я писал в основном для западного читателя и потому не хотел уходить в дебри частностей.
- Вы имели счастье видеть лично Бунина, Зайцева, многих других писателей и поэтов, богословов, философов, известны ваши исключительные отношения с Солженицыным. Об этих людях вы рассказываете как посторонний наблюдатель. Может быть, следовало бы написать очень личную книгу о русской эмиграции?
- Это было бы совсем другое, это была бы скорее книга для русского читателя. Я не хотел давать субъективный разрез.
Сейчас появилось довольно много и книг, и исследований о русской эмиграции. Создается впечатление, что как раз почти все исследователи уходят в частности. Частностей очень много, потому что всякая эмиграция имеет тенденцию к некоторому распылению, к некоторой деградации, к некоторой провинциализации. Это была бы другая книга. Я хотел дать правильную перспективу, поставить как бы вещи на место, выявить, что было значительного в эмиграции и что останется в веках или уж во всяком случае на десятилетия.