Блаженнейший митрополит Владимир. История Любви

Андрей Товстыженко, ZN.UA

Я сознательно не пишу про "врагов" - потому что не могу поверить в их существование. Не может быть, чтобы кто-то добровольно взял на себя эту роль, угрюмую и неблагодарную. Ведь это, наверное, невероятно трудно и страшно – быть врагом Света.

Митрополит Владимир взял на себя руководство Украинской православной церковью в интересное время – на заре независимости, когда УПЦ только-только была выделена как относительно самостоятельная структура из РПЦ. Он был прислан в Киев в качестве "кризисного менеджера", который должен был сохранить "филиал" РПЦ в Украине.

Но митрополит Владимир, сделавший неплохую церковную карьеру в РПЦ, знал, где его родина. И знал об этом лучше, чем сама родина, которая до последнего времени никак не хотела становиться собой.

Тем критикам, которые говорят, что он "так и не сделал украинской церкви", можно ответить встречным вопросом: а как можно было "сделать украинскую церковь", если не было Украины? Если Украина была изобретением "беловежской тройки". И точно так же УПЦ стала изобретением Московской патриархии.

На протяжении более чем двадцати лет митрополит Владимир пробуждал в украинской церкви ее собственную душу. То, что Украина просыпалась медленно – не его вина. Он сделал для ее церкви все, что было в его силах – добыл широкую автономию и сам стал ее гарантом, дал возможность украинским идеям и людям, которые их разделяли, проникнуть, прижиться и развиться в церкви, которая считалась и должна была быть по замыслу ее московских кураторов оплотом "русского мира". Если бы светские правители Украины сделали для национального пробуждения страны столько, сколько Блаженнейший сделал для украинской церкви, мы получили бы свою Украину уже давно и совсем не такой ценой, какой добываем ее теперь.

Он всегда казался человеком мягким и уступчивым. Это часто вызывало досаду – казалось, прояви он больше твердости, результат не заставит себя ждать. А он не проявлял. Его миротворчество было совсем не того типа, какой мы наблюдаем у многих его коллег последние месяцы – миротворчество риторическое, когда за разговорами о "мирумире" явно чувствуется нежелание говорить по делу. Это было практическое стремление к миру, которое выражалось в готовности уступить, принести в жертву свою позицию, свою точку зрения, да хоть бы и самого себя.

Это была цена, которую он платил за сохранение церкви. Которая только-только начинала становиться украинской. Которая сопротивлялась – и этим переменам, и себе самой. Которая, как и целая страна, была всего лишь проектом, в реализации которого слишком многие были вовсе не заинтересованы. В том числе, внутри церкви. Где, как и внутри страны, было слишком много страхов, предубеждений, влияний, чужих интересов. Слишком много пассивности, культивировавшейся веками. Слишком мало любви. Эту нехватку любви Блаженнейший изо всех сил компенсировал собой.

Он всегда полагался на любовь. Не на договоры, не на общность интересов и не на обещания. Только любовь может преодолеть самые сложные противоречия и удержать вместе тех, кого больше ничто на свете не может удержать вместе. Самые разные люди могут быть вместе, могут быть Церковью, если есть между ними любовь. Готовность Блаженнейшего уступить, промолчать, не преследовать, дать "сто первый последний шанс" наносила колоссальный удар по эффективности церковного менеджмента и вызывала шквал критики. Но что станет с нашей жизнью, если мы начнем приносить любовь в жертву эффективности?

Может быть поэтому к нему не липла грязь. Многочисленные "компроматы", "сливы" и "разоблачения" Блаженнейшего не имели у читателя и зрителя ни малейшего успеха. В конце концов, "разоблачители" поняли, что это бессмысленно – и мутный поток их "сенсаций" иссяк. Блаженнейшего невозможно было запятнать – как невозможно облить грязью солнце. Любовь, ставшая образом жизни, защищает от чужой ненависти, как невинность – от растления.

В то же время, он умел быть непреклонным. И часто оказывался помехой. Даже будучи слаб, болен, при смерти - он оставался непроходимым препятствием для всех, кто пытался через него переступить. Будучи миротворцем, он, тем не менее, когда было необходимо, проявлял боевые качества, защищая то, что считал важным. "Преемником Петра" принято считать папу римского. Но, наверное, каждый настоящий глава церкви оказывается Камнем, на котором держится Церковь.

Последние годы он отчаянно сопротивлялся попыткам вычеркнуть его из списка живых и, главное, действующих. Он действовал до конца – даже когда с рассудочной точки зрения он был "недееспособен", он все равно оставался той скалой, на которой держалось слишком многое. Он не мог "отойти в сторону", как от него требовали. Просто потому, что скалы неподвижны – они стоят там, где им назначил Бог, и сдвигаются с места только по Его воле. Бог дал ему разрешение уйти только теперь. Когда мы стали другими. Для УПЦ это, несомненно, потеря отца – не только "титульного", но и настоящего. Но, как бы это ни было больно, смерть отца – необходимый этап взросления. Это касается не только УПЦ, но всего украинского народа Божьего. Блаженнейший унес с собой целую эпоху - огромный груз, от которого нам, наконец, надо оторваться. Для нас открывается совершенно новая не страница даже – книга. Которая будет полна иных сюжетов, героев и, не исключено, написана будет на ином языке. Блаженнейший оставил нам свой идеал мира – в котором каждый волен быть собой и все сосуществуют в любви. Тот идеал мира, который остался недостижимым при его жизни.

Екатерина Щеткина