Поберегите волонтеров

Динамика социальных потрясений пугающе однотипна. Восстание, революция, контрреволюция, террор, затем следуют политические убийства и самоубийства.

Я говорил об этом год назад, когда революция побеждала, и полгода спустя, когда контрреволюцию в Донецке и Луганске стеснялись вообще как-либо назвать, когда туда ездили толпы полезных дураков со своими миролюбивыми предложениями.

Террор в массовом восприятии слегка запоздал, поскольку очень уж не хотелось констатировать то, чего по всем обывательским меркам происходить не должно. У них - должно, а у нас - нет. Что не ясно? Да и полная картинка должна быть, с сюжетом-предостережением, взятием ответственности и т.д. Террористический акт 22 февраля в Харькове во время мирного шествия уже был совершен по всем канонам терроризма, и поставил кровавую точку в дискуссиях о том, в какой степени терроризм пришел в Украину - полностью или еще не совсем.

Нынче в Украине пошла череда политических самоубийств, и в определенном смысле они - предтечи прямого политического убийства. Но прежде чем рассуждать об особенностях динамики, следует вспомнить, что все вышеупомянутые элементы социальных взрывов либо не имеют смысла, либо имеют минимальное значение вне информационного пространства. Так было всегда. Оппозиционные памфлетисты, издатели и журналисты садились в тюрьму и ложились на плаху задолго до появления телевидения и социальных сетей. Придворные, напротив, бывали обласканы. Впрочем, и здесь судьба бывала очень переменчивой.

Сегодня довольно много и весьма дилетантски говорится об информационной войне, которую выносят в какой-то отдельный вид боевых действий. Точно так же в свое время проглотили выдумку о "гибридной" войне. Как будто она когда-то была другой. Еще Миясото Мусаши в "Книге Пяти Колец", древнем наставлении по фехтованию, писал: "Обман - основа победы воина".

Информационное пространство войны - как воздух. Без учета его сопротивления невозможна баллистика, без учета состава - скорость воспламенения бризантных веществ и так далее. Конечно, военные мечтают о рельсотронах и лазерах, но практика показывает эффективность простого и относительно дешевого, самого завалящего массового оружия. Особенно если это оружие массового поражения, как те же "Грады".

В каждой из фаз социального взрыва есть своя точка насыщения, когда потребность достигать цели продолжает расти, а прежний метод уже перестал быть эффективным. Либо начинает оказывать противоположное действие, вызывая мобилизационный эффект и вынуждая объекты атаки быть менее демонстративными, пафосными и более эффективными. Гитлеровцы столкнулись с этим в 1942 году во Франции. Хотя есть версия, что Гитлер был поражен массовостью толп, ходивших на казни, как на представление. Всегда есть две трактовки. Но одна из особенностей террора - это минимизация риска для исполнителей, состоящая не только в наличии подполья, но и в атмосфере народного одобрения, без которого террористы мгновенно превращаются в кучку всеми преследуемых бандитов, как было, например, в конце 1960-х с ультракоммунистической группой Баадера-Майнхоф в Германии.

Тогда время тротила уходит и на арене появляются меткие или не очень (в случае с Рейганом пуля прошла мимо сердца) стрелки.

Но между этими фазами есть период, как на океанском берегу перед цунами. Вода уходит далеко в море, гораздо дальше, чем при привычных отливах даже с учетом ветра. И все, что раньше было недоступно невооруженным взорам простых смертных (без специальных приспособлений и разрешений), бесстыдно обнажается. Никаких тебе романтических тайн океанского дна - мусор, скелеты, вонь и дохлятина.

В обществе происходит нечто подобное. Покровы с тайны снимаются, и неизвестно, где этот процесс остановится и остановится ли вообще, а главное - на ком. Множество людей, которым прежняя власть предоставила все, оставив закон врагам, почувствовали себя в состоянии удушья, и разреженность воздуха неумолимо растет. Люди, зачастую сколотившие свои состояния путем простого дележа наворованных государственных денег, будучи не семи пядей во лбу, оказываются перед невыносимой альтернативой - потерей всего и, возможно, даже необходимостью, с их точки зрения, работать за копейки. Влачить позорное, с точки зрения чудом уцелевших, существование. Вмиг утратить не просто все связи, а весь тот гнусный ритуал подхалимажа, который делает несложного человека очень значительным в собственных глазах. Все имущество, понятно же, - на несовершеннолетних детях и почтенных старцах.

Совершенно зря именно этим самоубийствам уделяется так много внимания. Ведь гораздо больше людей сводят счеты с жизнью из-за несчастной любви, бытовых ссор, а то и плохих оценок в учебе. Но поскольку эти люди публичны, то событие имеет политический резонанс, в свою очередь, являясь резонансом на изменения в системе власти.

Это важное замечание, потому что на изменения в системе реагируют самые слабые звенья. А вот если начнется изменение системы власти, тогда мы увидим интенсификацию бегств в лучшие миры. И не только через "Борисполь" и "Жуляны", но и просто через окно.

Пока этого нет, но фаза замены террора на политические убийства вполне вызрела. Самые первые научные работы по политическим убийствам, равных которым до сих пор нет, написал в XIX веке знаменитый Чезаре Ломброзо. Это "Анархисты" и "Политическая преступность". Ломброзо изучил всех пойманных, осужденных, вменяемых и невменяемых политических убийц. Особенностью конца XIX века было то, что ни у одного из этих убийц не было корыстной мотивации.

Сейчас мотив выгоды если и есть, то тщательно скрыт. Началом фазы политических убийств (или фальстартом) вполне можно считать убийство Бориса Немцова. Оно имеет к нам прямое отношение не только потому, что покойный политик был другом Украины. Но и потому, что информационное пространство в этой войне (напомню) у нас общее как воздух. Спор о том, выиграли мы его или проиграли - нелеп, поскольку все равно ведется в этом пространстве.

То есть в активе мы имеем убийство проукраинского политика за рубежом. Для эффектного раскачивания лодки следовало бы логически предположить в качестве мишени пророссийского политика в Украине. Однако сложившаяся в РФ ассиметрия в области морали такова, что даже если к праотцам отправится энное количество фигурантов, то это не вызовет и намека на сочувствие. Им и на Януковича было наплевать, а тут - бюджету легче, делов-то. Тех же нескольких, кого долго выращивали в качестве пророссийских, уже днем с огнем не сыщешь - сами посбегали, не дожидаясь.

Мишенью политического убийства может быть лидер одной из ветвей власти, чтобы нарушить баланс сил. Но это если есть силы, баланс, овчинка и выделка. Понятно, да?

Президент? Слишком по-голливудски. Только-только определили какие-то "липецкие" кнопки, ссорят с окружением, как могут, подставляют перед союзниками - и в расход? А на следующий же день, что самое обидное, хохляцкая нация снова едина. И выберут себе
какого-нибудь своего Маккейна. А то еще и не своего…

В год поимки Хусейна в США вышла статья двух профессоров - Бенджамина Джонса и Бенджамина Уолкена. Проанализировав самые резонансные в мире за последние десятилетия политические убийства, они пришли к выводу, что когда убивают авторитарного политического деятеля, то страна сразу становится на демократические рельсы и быстро развивается. А когда убивают демократического лидера, то ничего особенного не происходит. Англоязычный экспертный мир после этой, во многом скандальной, статьи взорвался дискуссиями - не является ли она своего рода теоретическим обоснованием политических убийств, этаким манифестом того, что позволено и даже как бы желательно убивать авторитарных лидеров.

Так или иначе, но сама постановка вопроса о том, что происходит со страной после убийства или гибели политического лидера, очень важна. Скорее всего, дело в том, что в устоявшихся демократических системах гибель лидера - безусловно, трагедия. Однако это не ломает саму систему правового государства. Ведь когда убили Кеннеди, все институты продолжали работать - суды, конгресс, власти штатов.

А когда убивают авторитарного лидера, то его обычно некем заменить. Ведь если демократическая система держится на законах, партиях, институтах и процедурах, то авторитарная - на одном человеке.

Еще раз замечу - есть убийства, а есть устранения, когда смерть выдается за самоубийство либо, как ранее, за несчастный случай или финансовые разборки. Насчет профилактики этого просто высказалась ГПУ - из окна камеры далеко не выпрыгнешь. Но это если под подозрением и все такое. А если кто-то уже под прицелом?

Это не может быть священник, как некогда в Польше ксендз Ежи Попелушко. Слишком много конфессий. Уже не может быть журналист, как Гия Гонгадзе, - время тренда ушло. Кадровые политики - слишком партийны, а местные выборы это вскоре освежат, поэтому мелковато. Судьи - даже не смешно. То есть в каждом возможном случае сегментарно всплеск возможен, но качнуть лодочку не получится.

И все же у нас уже есть люди, олицетворяющие самодостаточную и эффективную систему реформирования страны - это волонтеры. И именно они находятся в зоне риска.

Я говорил об этом вслух каждой группе волонтеров, с которой работал в разных городах Украины. Я предупреждал об этом всех компетентных людей. Но невозможно выстроить эффективную государственную систему защиты добровольцев, даже если бы на это были воля и средства. Поэтому знание ситуации, ее публичность - первый важный элемент самозащиты.

Первый маркер атаки - это имущество, которое вы собираете. Второй - вы сами. Если поджоги и подрывы ваших складов не остановили вас, значит вы определенно в зоне риска. Будет ли это кто-то из "знаковых" фигур волонтерского движения или же их выгоднее продолжать ссорить? Будет ли это кто-то из малоизвестных, красивых, молодых, чтобы жалко? В моделировании таких сценариев нет места ни этике, ни морали. Важна только эффективность. В уничтожении нас, нашей памяти, нашей страны.

Поэтому поберегите волонтеров.