Эра циничного ума и кризис чтения — восприятия — писания...

Мы не только цинично читаем, но и цинично воспринимаем и пишем. И причина не в циничном чтении, а в восприятии реальности как сплошного цинизма, негативизма и трагизма. Общая тенденция циничного думанья и ее навязывание через СМИ, коммуникации, экраны телевизоров формируют из молодого читательского «я» (понятие «читатель» абстрактно) циника. И за что бы последний ни взялся, результаты его исследования будут сводиться к двум проявлениям цинизма — удовольствию или скуке. Это сверхкритика без альтернатив основополагающих принципов — так называемое критиканство, которым с давних пор занимались демагоги. Утрачивается интерес к чтению, следовательно — думанью, восприятию и, что важно, формированию своего мира ценностей. Чтение не сводится к прерогативе только лишь филологов. Чтение — удивительный, проникновенный мир ощущений, идей, взглядов и мыслей. Индивидуальный опыт чтения — это и опыт восприятия, и способ мышления. Чтение как способ мышления мы воспринимаем меньше всего. Припоминается, что адвокат из «Перехресних стежок» Ивана Франко долго думал над прочитанным, а над некоторыми эпизодами размышлял, расхаживая по комнате. Читать — это в первую очередь думать.

Одна студентка была поражена моим способом чтения, при котором я обдумывала прочитанное. Читатель не только воспринимает сюжет, но и ведет диалог с автором. Поэтому полным процессом чтения может считаться не монолог автора, а постоянный диалог с читателем, когда последний читает «между строчками». Читательское «я» наравне с авторским «я».

К процессу циничности восприятия и циничности чтения привела коммерциализация литературы. Книга расценивается не как творчество, а как эдакий информационно-развлекательный сборник, обязанный принести максимальные прибыли. Разделение литературы на массовую и интеллектуальную стало следствием губительного влияния коммерциализации, хотя это естественное разделение по интересам. Литература не может быть однородным куском, который способен проглотить каждый. Интеллектуалы читают одни книги, художники — другие. А массовое чтиво вызывает как иронию, так и цинизм. Массовость, сопровождающая цивилизацию, и породила явление доминанты циничного ума, ставшего тотемом мышления глобализированной эпохи.

Мысль по своей природе личностно-эгоистическая. Понятие «мое мнение» идентифицирует мысль с мышлением индивидуального «я». Отсюда и родилось известное высказывание о том, что истину можно найти в процессе диалога — обмена мнениями, то есть в процессе коллективного мышления (не отождествлять с совковым коллективным решением). Мне вспоминается одно стихотворение Гете, чье содержание сводится к следующему: в процессе жизни человек не владеет ничем (все это условности!). Даже мысль не является человеческой собственностью.

Коммерциализация как глобальное явление капиталистического рынка заваливает книжные магазины низкопробным, тем не менее хорошо раскрученным массовым хламом. Достаточно вспомнить миф о Гарри Поттере. Критики обескуражены невероятным успехом сказки не только среди малышей, но и среди старшего по возрасту населения. В свое время и «Золушка» была такой же популярной. Ни одна сказка, как мне кажется, ничем не уступает по интересности и насыщенности произведению о Гарри Поттере. Различие между ними в том, что сказка о мальчике-маге благодаря рекламе стала массовой попсой. Знатоки детской литературы, объясняя невероятный успех сказочного бестселлера, называют книгу второсортной, таковыми являются подавляющее большинство бестселлеров. Чем лучше раскрученное — тем меньше критикованное, тем более циничное.

У каждого свой опыт чтения. Но не стоит процесс чтения сводить к удовольствию и лишь одному удовольствию. А где же тогда думанье? Чтение — это не только любовь и флирт, а нечто глубже. Какое удовольствие от того, что не думаешь? Хотя и это вариант, когда книга удовлетворяет эстетически-развлекательные потребности читательского «я». Или опыт чтения является травматическим? А как же катарсис? Примитивное и поверхностное понимание роли литературы, сводящееся к бездумному наслаждению, доминирует сегодня среди молодого населения. Отбрасывание непонятных и глубоких вещей может стать обычным явлением. Тогда нам нужно «сжигать» не книги, проникнутые циничностью, а настоящие, вызывающие дискомфорт у массового читателя, если можно так выразиться, своим побуждением к думанью, синтезу и анализу.

Бесспорно, некоторые книги наносят душевную травму, поскольку вызывают конфликт авторской идеи и стереотипов читательского «я». Это касается прочтения книг философского направления. «Философствовать — это научиться умирать», — пишет Монтень. Но, по моему мнению, Монтень имеет в виду «смерть стереотипизации индивидуального мышления». Живуч потенциал литературы философского направления — прежде всего в присутствии мощного потенциала критического мышления, осмысления наработок предшественников. Критические поиски авторского «я» философа вызывают душевный дискомфорт через процесс думанья, осмысления и переосмысления.

Филологическое образование вместо этого — возможность находить ценностное «я» через осмысление прочитанного. Поэтому частично можно согласиться с Марией Зубрицкой, что феноменология чтения является феноменом тонкой душевной организации, но отнюдь не только филологов-украинцев в университетском кампусе. В конце концов каждый из нас становится филологом, когда читает и формирует свои ценности. Университетский кампус, к сожалению, превращается в массовую и попсовую образовательную организацию, где наука и образование находятся в загоне и где циничный ум паразитирует на мышлении студентов. Наступила эпоха, по утверждению Ортеги-и-Гасета, массовости и культурного, интеллектуального хамства. Отсутствие возможности реализоваться у молодого амбициозного поколения способствует расцвету цинизма.

Обидно отмечать, что наша журналистика, насквозь пропитанная циничностью, имеет сумасшедший спрос на рынке потребителя-обывателя. Страницы газет переполнены криминалом и развлечениями, так нравящимися современному читателю. Они не побуждают думать — чувствовать душевные травмы и дискомфорт. Это развлечение ради развлечения. Возможность бегства «я» от будничности.

Эра циничного ума порождает писак-циников и учит не думать. Меня в свое время унижала совковая критика на известные литературные произведения, ведь она отбирала у детей возможность оригинально осмысливать литературный процесс, думать и анализировать. Педагогическо-советская цензура мышления для ленивого студента — спасительная находка перед экзаменом, поскольку учила не думать.

Эра циничного ума как состояние современного растерянного человека в многогранном мире перенасыщает его восприятие избытком попсовой однобокой информации и деструктуризирует его мышление. А деструкция мышления цинизирует любое восприятие.

Творческий потенциал книги приносит читателю удовольствие-катарсис, за который читатель нередко платит сплином и меланхолией. Но чтение-думанье, как и познание мира, — это мучительный процесс с обретением опыта и «набиванием шишек». Чтение—восприятие—писание — замкнутая цепь, растворяющаяся в эре циничного ума. И растворит ли ее жизнеутверждающий цинизм чтения через призму собственного читательского «я» — вопрос внутреннего сопротивления.