Управляемая наука: игра в прятки

Почти аксиомой специалисты считают факт, что бюрократия порождает не только волокиту в решении многих вопросов и лишние структуры управления, но и специфическую культуру и специфический тип мышления. Однако сегодня над этим задумываются немногие. В последнее время стало очень модно в статьях на любую тему, так сказать, "между прочим" ругнуть советские порядки, даже специальное слово для них придумали: "совковые". Но ни одно обидное слово само по себе не снимает проблему и даже не меняет представление о ней читателя - чаще всего оно влияет только на его отношение к автору.

Посвятив не один год исследованию бюрократии и ее роли в нашей истории, я пришел к глубокому убеждению, что самое неприятное наследие, полученное не только отечественной системой управления, но и всем нашим обществом от предыдущих поколений, - именно бюрократическая культура и бюрократический тип мышления. Они в значительной степени обусловили деградацию и падение советской системы, а сегодня создают почти непреодолимые препятствия при повороте на инновационный путь развития экономики.

Чем еще, кроме бюрократизации мышления, можно объяснить последовательную многолетнюю линию ВАК (а затем ГАК при МОН Украины) на усиление формальных требований к подготовке и защите диссертационных работ? Читая десятки страниц бюрократических шедевров нормативно-правовой базы, облепившей процедуры защиты, невольно думаешь: зачем это?! Неужели серьезные люди, которые сидят и вершат судьбу молодых ученых в этих бюрократических структурах, действительно думают, что все эти их бюрократические находки будут способствовать повышению уровня исследований и написанных на их основе диссертаций?

Марк Поповский в книге "Управляемая наука" пытается дать ответ на простой вопрос: смог бы в наших условиях защитить диссертацию, скажем, Альберт Эйнштейн? Ведь вся его диссертационная работа под названием "Новое определение размеров молекул" поместилась на 21 странице. Два профессора Цюрихского университета ее одобрили, и это позволило молодому сотруднику Бюро патентов в тот же 1905 г. стать доктором философии, что приблизительно соответствует нашему кандидату наук. Он не сдавал кандидатский минимум, и есть основания подозревать, что вряд ли сдал бы (по крайней мере, английским языком владел не в совершенстве).

Поповский сравнивал требования к диссертации Эйнштейна с требованиями ВАК СССР и пришел к выводу, что кандидатскую степень ему получить не удалось бы. Но ведь наша отечественная бюрократия за годы независимости в формальные требования тех времен вносила только сдерживания и усложнения, обусловленные как традиционным чувством неполноценности (некогда его именовали низкопоклонством перед Западом) и общим недоверием бюрократии к отечественным ученым, так и святой верой, что все проблемы можно решить на формально-бюрократическом уровне путем включения еще и еще каких-то формальных требований и критериев.

Глубоко убежден - надо наконец решиться и развернуть эту тенденцию, так сказать, на 180 градусов: кардинально упростить процедуры защиты диссертационных работ. Это будет способствовать более широкому привлечению молодого пополнения в отечественную науку и станет источником значительной экономии средств, бумаги, рабочего времени.

А как же качество?! - предвижу вопрос. Качество, в конце концов, определяется научным уровнем учреждения, при котором создается специализированный ученый совет. Если забрать право создавать такие советы и аспирантуру у учреждений, которые не выполняют официально зарегистрированных научно-исследовательских тем, не тратят свои средства на научные исследования, - общий научный уровень диссертационных работ автоматически повысится без всяких ВАК и ГАК.

Разумеется, сама процедура утверждения всех диссертаций "верховным государственным арбитром" при этом полностью теряет свой смысл, а это означает, что и коллегию ГАК, и систему экспертных советов вместе с многочисленным обслуживающим ее (а по сути, руководящим ею!) аппаратом надо распустить. Решение специализированного ученого совета должно быть окончательным и не подлежать никаким утверждениям.

Интересно, что, обсуждая этот вопрос с учеными, представителями президиумов национальных академий, мы услышали практически единодушное одобрение идеи о специализированном ученом совете как окончательной инстанции в решении судьбы диссертационной работы, однако были и некоторые опасения: может, это надо делать постепенно, не сразу, как же так - совсем без контроля сверху?! Думается, чтобы погасить такую тревогу, нужно создать Государственную инспекцию по аттестации научных кадров, которая будет контролировать соблюдение законодательства в этой сфере, организует пересмотр и значительное сокращение количества специализированных ученых советов, - но никакого отношения к содержанию диссертационных работ иметь не будет.

Непросто на это решиться, однако такая революция в отечественной науке давно назрела, и ее осуществление было бы весомым шагом к выходу на европейские стандарты.

Еще одно направление, на котором необходимо преодолеть бюрократическое мышление, - почасовой учет рабочего времени ученых - один из самых ярких пережитков тоталитарно-бюрократического отношения к науке и упорного нежелания работников отечественных органов управления и контроля понять специфику научной работы. Такого учета сегодня нет нигде в мире, кроме постсоветских стран. Более того, даже в управлении производственными процессами мировая тенденция заключается в переходе от почасовой оплаты труда к оплате ее результата. (Примером может быть многолетняя борьба руководства концерна BMW с профсоюзом, результатом которой стал отказ от почасовой оплаты, хотя на ее сохранении долго настаивал профсоюз.)

Научный процесс имеет ту особенность, что он не прекращается после окончания формально определенного рабочего времени: в поисках решения научной проблемы ученый держит ее в поле своего зрения денно и нощно. Широко известны случаи, когда окончательная формулировка научного результата рождается совсем не на рабочем месте, даже во сне (вспомним, например, Д.Менделеева и его знаменитую таблицу).

Почему-то эти абсолютно привычные для каждого ученого вещи многими воспринимаются только как отдельные курьезы, чудаковатые выходки великих людей. И наше государство не жалеет денег на содержание целой армии контролеров, которые скрупулезно сопоставляют график работы ученого с расписанием лекций, читаемыми им в вузе, и с выступлениями на международных конференциях. Это вынуждает работников институтов в ответ много сил и "человеко-часов" тратить на выдумывание, печатание и утверждение "гибких графиков" рабочего времени, которыми, конечно, никому и в голову не придет руководствоваться: они - всего лишь бумажная "линия защиты" от контролеров.

Можно спросить: для чего это делается и кому это нужно. Для порядка!? Многочисленные контролирующие инстанции буквально впадают в шок, узнав, что ученый читает лекцию студентам в то время, когда должен находиться на своем рабочем месте в академическом институте. По их мнению, такой случай должен быть обязательно оформлен соответствующими бумагами, утвержден соответствующими приказами, при этом требуется, чтобы было непременно указано, когда во внеурочное время ученый "отработает" потраченные на лекцию часы на том же рабочем месте в институте. Хотя не исключено, что окончательная формулировка научного результата, полученного в лаборатории, придет именно во время лекции - тогда, когда ученый будет искать наиболее убедительное объяснение студентам.

Все это немного смешно, ведь подавляющее большинство современных ученых работает и дома (или даже в основном дома), имея для этого свой персональный компьютер, электронную почту и возможность пользоваться с помощью Интернета теми же базами данных, что и на так называемом рабочем месте. По крайней мере, для теоретиков здесь особой разницы нет, как и для экспериментаторов на стадии обработки результатов измерений. Не говоря уже об обществоведах.

Все эти бумажные процедуры ученые воспринимают как прямое доказательство тупого нежелания бюрократии понять, что такое наука и как в ней работают живые люди. Во избежание недоразумений многие, вздохнув с досадой из-за непродуктивно потраченного времени, готовят эти бумажки, бегут к директору, который подписывает их, не читая, поскольку хорошо знает им цену. А если забывают это сделать, то становятся добычей контролеров. Об успешной деятельности последних можно судить по тому, что время от времени появляются сообщения об уплате штрафа тем или другим известным ученым за "неотработанные часы".

При том, что всеобщий контроль - одна из маниакальных идей отечественной бюрократии, она понимает: в сфере больших злоупотреблений и больших денег он - дело непростое, а то и опасное. Потому армия контролеров направляется в те сферы, где много не найдешь, зато и с серьезной опасностью не столкнешься.

Убежден: нам представилась уникальная возможность решительно отказаться от пережитков тоталитарно-бюрократического подхода в оценке и нормировании труда ученых, и грех было бы ею не воспользоваться. Для этого необходимо убедить всех заинтересованных лиц, что речь идет не о трактовании ненормированного рабочего времени (которое уже присуще нашим нормативно-правовым документам) как права администрации привлекать работников к внеурочной работе без соответствующей денежной компенсации, а именно о принципиальном изменении подхода к оценке результативности труда в науке.

Указанные принципиальные изменения касаются только бюрократической системы управления и контроля - в самой науке такой подход фактически существует давным-давно. Просто в этом вопросе руководители научных учреждений вынуждены "играть в прятки" с контрольно-ревизионными службами.