НАУЧНАЯ МЫСЛЬ НА ПЕРЕЛОМЕ ТЫСЯЧЕЛЕТИЙ

Несколько событий в политической жизни привлекают к себе внимание тем, что выпадают из ее общего русла и потому могут означать предзнаменование, указывать на те пути, по которым пойдет человечество. К первому такому событию следует отнести уже подзабытую весть о том, что в марте 1998 г. президент США в присутствии 160 гостей прослушал научную лекцию профессора Кембриджского университета Стивена Хокинга под названием «Наука в следующем тысячелетии».

Второе событие произошло в Украине и свелось вроде бы к будничному явлению — регистрации Минюстом Украины в октябре 1999 г. Партии сознания третьего тысячелетия.

И наконец, совсем свежее событие, которое произошло в Брунее в ноябре этого года во время саммита по Азиатско-Тихоокеанскому экономическому сотрудничеству. Российский президент Владимир Путин в своем выступлении обозначил будущее человечества в виде ноосферы — сферы разума, сделав при этом ссылку на Владимира Вернадского.

Во время лекции в Белом доме прозвучало следующее: «Фундаментальная наука непременно станет частью базового миропредставления, и современные парадоксы квантовой теории будут восприниматься уже детьми наших детей как элементарные понятия». Чтобы это стало реальностью, необходимо «улучшить свои умственные и физические качества, если оно (человечество. — Авт.) хочет справиться с растущей сложностью мира и необходимостью реагировать на новые испытания, например на такие, как «космические путешествия». Этому будут способствовать достижения генной инженерии, с помощью которой можно «конструировать» не только растения и животных, но и человека. По этому поводу Хокинг сказал: «Я не уверен, что генетическое проектирование человека — это хорошо, я просто говорю, что оно, вероятно, возникнет в следующем тысячелетии, хотим мы того или нет». Здесь отойдем в сторону и заметим следующее: наука, порожденная человеком, вышла из-под его контроля и стала самодовлеющей силой.

Новая партия поставила перед собой задачу: «через познание себя, через творчество, через перспективу и возможности выводить человечество на светлый путь процветания». Легко заметить, что здесь «физикой» и не пахнет, одна только «лирика». Заметна попытка использовать мышление не в «ведомственных» интересах, а так, чтобы оно охватило собой сразу всю культуру и работало во благо человека. В основе ноосферного подхода лежит «научная мысль как планетное явление», т.е. такая мысль, которая по своей сути общеземная (глобальная), единая в своей целостности, не распадающаяся на части: «мыслить глобально, действовать локально».

Легко заметить, что между тремя подходами имеются сходство и различия. Сходство проявляется в том, что во всех случаях требуется «улучшение человека», заключающееся в повышении качества его мышления. Правда, понимание качества и пути его достижения различные. В первом случае оно связано с «пониманием парадоксов квантовой теории» и «космическими путешествиями»; во втором — с познанием себя; в третьем — с познанием сценария развития Вселенной и своего места в нем.

Бросается в глаза, что американского президента убеждали в том, что принятая сегодня форма научного познания сохранится и в будущем, т. е. будет находиться под неусыпным взором физики. Причем успех гарантирован, так как он находится в прямой зависимости от уже имеющихся технологий. Скучная перспектива. Будущим поколениям уготована лишь роль подопытных кроликов, и никакого творчества.

Для достижения двух других целей потребуется большая работа прежде всего в плане восстановления духовности, совершенствования процесса образования человека (см. «ЗН», № 47, 2000), выхода на передний план «холистического» подхода и многого другого. Правда, эти представления обнаруживают существенные различия. Одни считают, что человек является самоцелью и все должно быть подчинено ему. Другие — что целостный человек с его целостным мышлением мыслим лишь как гармоничное отражение целостной природы, а не сам по себе, т. е. должен пребывать в единстве с ней.

Бег мысли

Если уйти от мифа, который, как заметил Мирче Элиаде, «составляет парадигму всем значительным актам человеческого поведения», то движение мысли оставило двойной глубокий след: в виде умозрения и технологического мышления. Принято считать, что умозрение представляет собой пассивную форму познавательной деятельности и относится к неразвитой форме. Однако в последнем есть все основания сомневаться. Самым выдающимся достижением умозрения следует считать успехи ранних философских школ Древней Греции. В них трудно отделить друг от друга философские, религиозные и научные представления. Сама Вселенная и знание о ней оказываются разумными, божественными и достоверными. Оно пропитано поразительной мудростью. И здесь уместно привести слова Виссариона Белинского: «Мудрецов могла производить только древность, где все стихии жизни были слиты в органическое целое... где мыслить значило веровать и веровать значило мыслить...»

Альтернативой этому движению является технологическая мысль, которая, в конечном итоге, выливается в современную науку. Она представляет собой искусство воздействия на природу и ее отдельные силы с целью преобразования и подчинения их человеку. Ее обычно делят на фундаментальную и прикладную. Задачей первой является область представлений о единстве природы. Заметим, что единство и целостность не одно и то же. Первое обнаруживает себя в наличии каких-то общих элементов, например атомов. Второе есть совокупность разных качеств, которые, взаимодействуя друг с другом, подобно мозаике, создают целостную картину. Поэтому главным в познаваемом мире оказывается не состав, а его организация. Мозаика, ссыпанная в кучу, не имеющая организации, не содержит в себе картину, в отличие от глыбы мрамора, о которой говорил Микеланджело Буонарроти. Нам кажется, что отрицание Сократом необходимости изучения происхождения и строения мироздания обусловлено недоступностью их для физики, т.е. методам технологического мышления.

То, что называют наукой, характеризуется определенным уровнем абстрагирования и экспериментом, результаты которого выступают в качестве критерия истины. Однако эксперимент, как правило, разрушителен по своему характеру, а его эффективность зависит от технологий. Определяющими успех науки стают технологии. Наука, даже та, что называется фундаментальной, становится придатком технологий. С помощью нее технологии осуществляют поиск наиболее эффективных методов разрушения природы с целью извлечения из нее «капитала». Благодаря технологиям наука получает доступ «к столу». Правда, достается ей незначительная часть «пирога».

Обращает на себя внимание тот факт, что за все время существования цивилизации наука в таком виде возникла лишь однажды и ее происхождение связывают с европейско-американской цивилизацией. До этого они порождали технологии, что в переводе с греческого означает науку об искусстве или мастерстве. Однако в этом лишь доля правды. Технологии — это не только искусство мастерить, но и «искусство» разрушать. Они объединили время разбрасывать камни со временем их собирать. Древним египтянам технологии служили не только для удовлетворения потребностей практической жизни, но и решения методологических и мировоззренческих задач, что обычно считают отличительными особенностями философии и фундаментальной науки. Этим и можно объяснить, почему у египтян философия не получила развития.

Следовательно, у человечества не существовало одного универсального образа науки и технологии. Каждой цивилизации присущ свой, о чем верно заметил Освальд Шпенглер: «Человек создал Бога «по образу своему» — это столь же несомненно приложимо ко всякой исторической религии, как и ко всякой физической теории, сколько бы хорошо обоснованной она ни считалась... И оттого не существует абсолютной физики, а только отдельные, всплывающие и исчезающие физики в пределах отдельных культур».

Грехопадение науки

Уводя возникновение науки в глубокую древность, ей обычно пророчат если не бессмертие, то очень долгую жизнь. Однако если она появилась на свет с какой-то определенной цивилизацией, то и умереть должна с ней. Европейско-американская цивилизация пребывает в тяжелейшем состоянии. Это было замечено давно, хотя с наибольшей силой дало о себе знать в ХХ столетии. Наука определяла ее «прогресс» (кавычки здесь вполне уместны, если вспомнить, что генетика и науки о человеке научно обосновывали расизм, общественные науки разжигали классовую ненависть, физика, химия и даже биология творили и продолжают творить средства массового уничтожения). Как здесь не вспомнить слова Жан Жака Руссо о том, что «искусство и науки обязаны своим происхождением нашим порокам».

Современная цивилизация, а вместе с ней и наука исчерпали свои возможности. Об этом прежде всего свидетельствует то, что, сделав разрушение природы целью своего познания, наука оказалась у разбитого корыта. Ведь в условиях глобального экологического кризиса такие средства познания равносильны самоубийству. Будучи направленной против природы и являющейся самодовлеющей силой, она выходит из-под контроля человека и направляется против него. Вспомним приведенные выше слова Хокинга о том, что генетическое проектирование человека, возможно, плохо, но оно все равно возникнет, подобно атомной бомбе.

О том, что наука исчерпала свои возможности, свидетельствует «народный инстинкт», который проявляет себя в том, что в его глазах престиж науки резко упал и на него обрушилась мистика — главный враг науки. И последняя оставляет умы людей. Исчерпав свои возможности, наука начинает все больше «блефовать», давать все менее обоснованные обещания. Возникали даже целые научные направления, которые, поглотив огромные деньги, приказали долго жить. Все большее место в ней начинает занимать не наука, а фантазия: межзвездные путешествия, радиозондирование Вселенной с целью установления контактов с иными цивилизациями (как будто бы цивилизация является универсальной формой организации разума), поиск жизни на других планетах, на которых даже слабовооруженным глазом видно, что там нет биосферы. Иными словами, наука все больше отрывается от объективной действительности и уходит в сферу вымыслов, т.е. превращается в антинауку.

Наука изживает себя, и это проявляется в том, что ее тело сжимается. Это особенно стало заметно после распада СССР, который обладал огромным научным потенциалом — четвертой частью ученых мира. «Утечка мозгов», которая якобы привела к простому их перераспределению, в действительности резко опустила уровень их деятельности и сделала их не учеными, а подручными.

Свертывание науки происходит и по причине того, что «удовлетворение собственного любопытства» за счет бедного государства невозможно. Всеобъемлющую науку сегодня себе может позволить не просто богатое государство, а чрезвычайно богатое. Таким государством являются только США. Об этом свидетельствует распределение Нобелевских премий в области науки и медицины.

Поиск выхода из кризиса

О том, что наука европейского типа изживает себя, говорилось давно и неоднократно. Выход из создавшегося положения видели в том, что со временем ее развитие пойдет в направлении слияния отдельных отраслей и создания одной науки, которая включит в себя науки о природе, обществе и человеке. Признаки этому видели в появлении междисциплинарных образований. Вначале в пределах естественных наук: биогеография, биофизика, биохимия, биокибернетика, молекулярная биология и т.п.; позже между естественными и общественными науками и наукой о человеке, например социальная экология и экология человека. Тем не менее, такие объединения далеко не всегда оказывались успешными. Не нашли согласия «физики и лирики». У других союз вылился в конфуз. Таковым оказался союз между философией и естествознанием, достижение которого в коммунистической идеологии считалось стратегической задачей. В результате него генетика стала «продажной девкой империализма», а кибернетика «лженаукой». Согласно этим же представлениям, запрещенным был союз между наукой и религией. Правда, Ватикан попытался его осуществить. Однако это делалось таким образом, что в науку стремились ввести понятие «бог». И место ему отводилось там, куда не мог проникнуть эксперимент, а в современной науке последний является «критерием истины». И то, что не может быть проверено с его помощью, науку интересует мало или даже вызывает «аллергию».

В угоду порочной идее синтеза наук их взаимную неприязнь стремились преодолеть, используя административно-командные методы. Это привело к возникновению научных химер. Именно таким образом возникли социальная экология и валеология, которые, не найдя места в умах ученых, сразу попали в школьные программы.

Весь опыт объединения наук по принципу постройки здания является не научным, а технологическим. По этой причине он не перспективен, так как не выходит за пределы технологической парадигмы. В то же время, чтобы совершилась «научная революция», изменения должна претерпеть сама парадигма. И вообще, «бракосочетание» в науке возможно лишь по любви и не более чем между двумя партнерами. Групповое сожительство ей явно не по вкусу.

На этом основании мы приходим к выводу, что все разговоры о комплексации и интеграции наук с целью создания единой науки о природе, обществе и человеке являются неперспективными. Они лишь вводят человечество в заблуждение и уводят от решения судьбоносных для него задач. Один из создателей квантовой механики Вольфганг Паули писал: «До последнего вздоха Эйнштейн требовал от нас синтеза». Что ж, и великие ошибаются. Их ошибки человеку и природе обходятся очень дорого.

А как же экология ?

Самим веским аргументом в пользу синтеза наук считают экологию, которая, как пишут и, наверное, думают, хотя это происходит далеко не всегда, соединяла в себе все естественные науки и проложила дорогу к общественным наукам и науке о человеке. Это утверждение также имеет свое обоснование, которое сводится к тому, что любая наука находит приложение своим силам в решении проблем, которые считаются экологическими. В этой связи приходит на ум следующее.

В сентябре 1996 г. в Польше при обсуждении проблемы «Биологические основы продуктивности и благосостояния людей» в рамках Международной биологической программы возникла дискуссия по поводу определения экологии. Она была очень горячей и продолжалась в течение всего совещания, а завершилась в ресторане следующим компромиссом: «Экология — это то, чем занимаюсь я и чем не занимаешься ты». Шутка, но в ней получил отражение очень важный момент.

В 1938 г. в первом основательном учебнике-монографии по экологии, изданном в СССР, Д.Кашкаров написал: «Глубокое понимание всей сущности метода экологии, идущей от... целого, не могущей быть построенной из частностей». В этом сама суть экологии. Она представляет собой целый «торт», от которого одному достается розочка, а другому листик. В результате каждый в экологии видит свое, но это уже не является экологией. И невозможно возвратиться к целому торту, сложив все кусочки. Значит, требуется сразу увидеть целое, охватив его своим пониманием, осуществить умозрение. А это означает не что иное, как потребность в другом мировоззрении, чем то, на которое опирается современная наука. Отсюда следуют два очень важных вывода.

Во-первых, экологию нельзя относить к числу традиционно понимаемых нами наук, т.е. к биологии, географии, геологии, тем более к социологии. Она, как заметил крупнейший американский эколог Юджин Одум, исследует структуру и функции природы, т.е. целое. Учитывая то, что природа Земли есть биосфера, т.е. оказывается живой по своей сути, на первый план неизбежно выходит то, что мы традиционно считаем биологическими объектами и биологическими законами. Но экология не сводима к ним. Об этом хорошо сказал академик С.Шварц: «Клетка—организм—популяция—биогеоценоз — это уровни организации живой материи, характеризующиеся своими законами развития, но вместе с тем подчиняющиеся общим биологическим законам, образуют целое — жизнь». А вот жизнь подчиняется экологическим законам. Поэтому в дореволюционной России говорили о естественной истории, что сегодня мы считаем синонимом экологии, а отец современной экологии Эрнст Геккель называл ее экономией природы.

Во-вторых, у экологии оказывается свое собственное мировоззрение. Таким образом, она сама для себя и наука, и «философия». Правда, в отличие от всех современных философских течений, она ни материалистическая, ни идеалистическая, ни диалектическая, ни метафизическая, так как она целостная.

Будучи мировоззрением, экология выводит нас и в весьма деликатную сферу отношений научной и религиозной мысли. Необходимость охвата умозрением последней видели еще древние греки. В частности, Сократ считал, что суть добродетельного знания (природу и человека не разрушающего) заключается в том, чтобы, помня о богах, сосредоточиться на человеческих делах.

Отношение к Богу у человека проявляется на уровне подсознательного, он его познает верою, через совокупность своих инстинктов, которые определяют приспособленность человека к подлинной природе. Не будет преувеличением сказать, что экологическое знание «от Бога», оно лишь оформлено в категориях и методами сознательного, т.е. озвучено. В сфере же технического знания, на которое опирается современная наука, и практического навыка основную роль играют собственные познавательные усилия человека, а люди склонны совершать ошибки, на которых они так и не научились учиться. В результате, по Сократу, сопоставление божественного знания со своим собственным обеспечивает выбор блага и отклонение от зла, подобно тому, как врачу знание здоровья при сопоставлении его с состоянием больного позволяет выявить патологию и в дальнейшем строить стратегию и тактику ее устранения: с хирургическим или без такового вмешательства.

Вот здесь мы неизбежно подходим к проблеме взаимодействия с современными науками и к ее решению. Подлинное экологическое знание это есть описание состояния здоровья планеты Земля со всеми проявлениями ее характера. Сопоставляя усилия каждой конкретной науки в сфере создания ею технологического знания, мы приводим это знание в соответствие с тем, что является проявлением здоровья планеты. В результате подчиняем свои действия основному закону экологии: «природа знает лучше»; и выполняем главный принцип экологической этики: «не навреди».

Все это обеспечивает решение той задачи, которая в форме предостережения была сформулирована древними египтянами и была высечена в виде иероглифической надписи на пирамиде Хеопса: «Люди погибнут от неумения пользоваться силами природы и от незнания истинного мира». Произойдет соединение умозрения и технологии, что будет означать не только выживание человечества, но и переход его к качественно новому состоянию — ноосфере.