Богдан Галайко: "Украиноведение должно стать базовой дисциплиной, формирующей национальную идентичность"

Недавно Научно-исследовательский институт украиноведения (НИИУ) подвел итоги двух масштабных научно-исследовательских конкурсов: Международного конкурса по украиноведению для учащихся школ и Международного конкурса по украиноведению для учителей.

Первый регулярно проводился, начиная с 2006-го, с перерывом в два года в 2013–2014, когда директором Института украиноведения был ставленник тогдашнего министра образования Д.Табачника.

В свое время ZN.UA подробно описывало противостояние, возникшее во времена Табачника между этим учреждением и Министерством образования. Тогда, с подачи министра-украинофоба, Институт украиноведения резко изменил и название, и направление и оказался на грани уничтожения как научное учреждение по исследованию и формированию национальной идентичности.

Сейчас Институт украиноведения шаг за шагом возвращается в прежнее русло научных исследований, параллельно расширяя сферу своих интересов. Хотя борьба за существование не прошла бесследно: во время реорганизации Институт утратил статус национального и часть финансирования. О нынешней ситуации с украиноведческими студиями и в НИИУ, и в стране в целом мы поговорили с новым директором НИИ украиноведения Богданом Галайко.

- Богдан Николаевич, как отразилась на работе института борьба его коллектива с Минобразования, возглавляемого Дмитрием Табачником, и чем закончилось это противостояние?

- Действительно, в 2013–2014 годах здесь пронесся ветер перемен. Тогдашний министр образования Дмитрий Табачник назначил директором института своего ставленника Анатолия Чайковского. Для этого они даже ликвидировали бывший Национальный научно-исследовательский институт украиноведения как структуру и создали путем реорганизации на его основе новый, прибавив к названию "украиноведения и мировой истории". За эти два года из института ушло много ведущих сотрудников, а само учреждение сосредоточилось преимущественно на исследовании военной истории, главным образом времен Второй мировой войны, и на уничтожении украиноведения как такого. В 2014 году Министерство образования и науки, которое возглавил Сергей Квит, сделало попытку уволить Чайковского, но определенные юридические коллизии не позволили это сделать. Тогда министерство решило воспользоваться опытом своих предшественников, вновь проведя полную реорганизацию института путем ликвидации и вернув ему предыдущее название. К сожалению, на этом этапе он утратил свой статус национального, который сегодня вернуть чрезвычайно сложно, хотя тогда нам говорили, что это простая формальность.

- Вы утратили не только статус национального, но и частично финансирования?

- Да, хотя, насколько мне известно, проблемы с финансированием НИИУ возникали и раньше. Сейчас МОН финансирует только работу над утвержденными им научно-исследовательскими темами. Поскольку темы утверждаются не все, возникают определенные сложности. С прошлого года, чтобы сохранить коллектив и избежать увольнения части работников, мы приняли солидарное решение и практически все перешли на 0,75–0,5 оклада, что, в свою очередь, отражается и на качестве работы. Но надеемся на новый закон о научной и научно-технической деятельности, принятый еще в 2015 году, который до сих пор не до конца вступил в силу. В нем есть пункт о базовом финансировании научных учреждений. И министерство нам обещает, что в этом году, после проведения аккредитации, каждое научное учреждение получит базовое финансирование, чтобы мы имели возможность не только оплачивать коммунальные платежи, но и дать сотрудникам нормальную зарплату.

- Над какими темами сейчас работает институт?

- Возглавив в 2014 году НИИУ, я попытался его перезагрузить, вернуть в русло украиноведения. Мы восстановили традиционный Международный конкурс по украиноведению для учащихся школ и организовали Международный конкурс по украиноведению для учителей. Кстати, конкурсы эти мы проводим фактически по собственной инициативе, поскольку, как я уже сказал, МОН финансирует только утвержденные им научные темы.

Но таких научных тем несколько. К нашим давнишним наработкам, как, например, история украинской повседневности на Волыни XVI–XVII веков, прибавились новые, связанные с новыми реалиями, возникшими после 2014 года. В частности, тема "Гуманитарный кризис в Донбассе и в Крыму", в рамках которой исследуются процессы, происходившие на тех землях в гуманитарной сфере, начиная с 1990-х годов, и приведшие частично к ситуации, сложившейся сейчас. Мы пытаемся понять, где не дорабатывала украинская сторона, где активно работали антиукраинские силы, и как избежать такого в будущем.

Также есть темы, связанные с Украинской революцией 1918–1920-х годов. Есть дополнительные проекты в рамках сотрудничества с Фондом фундаментальных исследований, связанные с отдельными аспектами российской агрессии в Украине. Кроме того, есть ряд проектов со всевозможными неправительственными организациями и аналитическими центрами, с Украинским институтом национальной памяти и т.п.

- А что с журналом "Українознавство", тоже прекращавшим свое существование?

- Мы восстановили и название журнала, и его украиноведческое направление. Теперь он индексируется в 12 мировых реферативных базах, недавно мы вошли в научную базу Index Copernicus и будем пытаться и в дальнейшем повышать статус и качество нашего журнала.

- Кстати, а что такое "украиноведение" в целом? От ваших оппонентов приходится слышать, что это не наука, и зачем, дескать, нужен Институт украиноведения, если есть институты истории, литературы, этнографии и прочие?

- Украиноведение комплексно изучает все, что связанное с украинцами, с украинским миром, с нашей землей, культурой, ментальностью, мировоззрением, нашей национальной идентичностью. Среди объектов исследований - прежде всего гуманитарная сфера: история, филология, украинская археология, этнография - все, что отображает и формирует уникальный украинский мир. И сегодня, в условиях российской агрессии, когда гибридная война развернулась больше всего в мировоззренческой сфере, украиноведение становится одним из видов оружия.

Вопрос "зачем Институт украиноведения?" нелогично задавать еще и с учетом того, что в разных странах мира работает много похожих учреждений: тот же Институт германистики имени Гете, Институт имени Сервантеса в Мадриде, "Центр россиеведения" и другие. Все они имеют мощную государственную поддержку - юридическую, финансовую, технологическую, кадровую, поскольку призваны решать стратегические задачи.

Хотя я частично согласен с тезисом, что украиноведение не является отдельной наукой. Это, скорее, отдельная междисциплинарная студия, стоящая на рубеже разных наук: истории, филологии, философии, этнографии, археологии, других наук. Такая комплексная дисциплина. И одна из задач нашего института - разработать методологию, как дать украинское наполнение разным школьным предметам.

- Когда смотришь на нашу школу, создается впечатление, что учителя - довольно консервативная публика, и им удобнее использовать накатанные схемы, чем придумывать что-то новое. Ко всему - бюрократическая нагрузка. Не было опасений, что педагоги просто проигнорируют конкурс?

- Немного пессимизма было. Но нас приятно удивил интерес, который вызвал конкурс среди учителей. Мы рассчитывали получить работ двести, а пришло более тысячи. Своим опытом делились и учителя из-за границы, преподающие там украинские студии. Среди этих работ были чрезвычайно интересные разработки.

- А что скажете о географии конкурсов? Какие регионы обычно самые активные?

- Вы удивитесь, но из года в год огромную активность в этом плане проявляют так называемые русскоязычные регионы. В нынешнем году в учительском конкурсе по Донецкой и Луганской областям у нас был просто "клондайк". Довольно активными были Ивано-Франковщина, Буковина, Тернопольщина, Черкасчина. А вот Закарпатье в наших конкурсах практически не участвует. И это предмет для аналитики, в том числе и политической: что там происходит? Или информация не доходит, или это еще одна потенциальная "отдельная" территория, или же какие-то другие причины?

- Ну, на Закарпатье теперь оказывают огромное влияние соседние страны, пытающиеся лоббировать там свои интересы, в частности языковые и культурные. Кстати, как вы относитесь к требованиям той же Венгрии закрепить в нашем Законе об образовании право учиться в школе на родном языке?

- Моя позиция однозначная: обучение на всей территории Украины должно проходить исключительно на государственном языке. Национальные меньшинства имеют право поддерживать, культивировать, развивать свои традиции, обычаи и язык, но делать это так, как это делается во всем мире, включительно с ближайшими к нам европейскими странами: через субботние-воскресные школы, культурные общества, факультативы в школах, финансируемые за счет родителей или других заинтересованных сторон, но не из бюджета. А основной процесс, бесспорно, должен проходить на государственном языке.

В этом плане довольно странно слышать упреки из Венгрии, где требуют преференций для граждан с венгерскими корнями, в то время как в той же Венгрии есть украинское национальное меньшинство, но нет ни одной государственной школы с украинским языком обучения. Аналогичная ситуация и в Польше: есть школы, где украинский язык или история изучаются факультативно, а все остальное - исключительно на польском языке. И так должно быть. Иначе мы одни меньшинства переведем в статус привилегированных, но ведь греки, ромы, немцы или болгары, тоже живущие на нашей территории, захотят и себе школы на своем языке. А когда мы начнем всем угождать, украинский язык окажется на последнем месте. Тем более что в Конституции четко регламентировано, что учебный процесс должен проходить на государственном языке, и есть отдельное разъяснение Конституционного суда по этому поводу.

Такое заигрывание с мировоззренческими вещами очень опасно, - опыт Крыма и Донбасса это подтверждает. И игнорирование школами Закарпатья украиноведческой тематики - основание обратить внимание на процессы, происходящие в регионе, чтобы не допустить повторения ошибок.

- Вы отметили, что молодежь, особенно школьники, часто находится в плену чужих стереотипов: из-за Ютуба, соцсетей, телевидения. В действительности тех, кто по-настоящему интересуется и историей, и культурой, в украинской школе - единицы. А так называемое патриотическое воспитание часто формализовано, для галочки. Как сломать эту тенденцию? Какими должны быть украиноведение и школа в целом?

- Для разных возрастных категорий украиноведение должно быть разным: для младшей школы - одним, для старшей - другим. Но это те вещи, без которых нельзя представить украинский мир. Это то, что передавалось из поколения в поколение. Это наши сказки и пересказы, наша история, какие-то семейные вещи, зафиксированные на ментальном уровне. Это наши традиции, обычаи, которые теперь возрождаются и показывают, как наш народ отличается от недружеских нам северо-восточных соседей. А вместе с тем это должны быть и модерновые вещи, которые не изучаются в курсе других предметов: это и волонтерское движение, и наши новые герои, которые погибли на Востоке, защищая наш суверенитет. Это то, на чем должны базироваться наша государственная политика и национально-патриотичное воспитание следующих поколений.

И школа тоже должна стать модерновой. Взять хотя бы курс украинской литературы. Сейчас ее изучают традиционно по хронологическому принципу. И у детей создается впечатление, что наша литература - это сплошные слезы, горе, боль, что все литераторы давно умерли, а современных писателей практически никто не знает, хотя они ходят рядом с нами - интересные, креативные, живые. И тот же Шевченко модернизируется, осовременивается, меняется его трактование: еще в 1989 году на "Червоній руті" его "Суботів" в исполнении рок-группы "Кому вниз" прозвучал совершенно по-новому. И "Ше-фест" в Моринцах из года в год становится все популярнее. Но школа часто продолжает подавать Шевченко как старосветского деда в шапке и кожухе. Поэтому надо идти в ногу со временем и меняться в соответствии с его требованиями. А главное - любить свое дело и землю, на которой ты живешь. Без этого любое дело превратится в чистую формальность.