ИЗ СЕКРЕТОВ БЮРОКРАТИЧЕСКОГО ИМИДЖМЕЙКЕРСТВА

Длительные годы статью Ивана Франко «Из секретов поэтического творчества» печатали со значительными купюрами. Казалось, что может быть крамольного в «поэтоведческой» статье столетней давности? Оказалось - элементы психоанализа. Умозаключения психоаналитиков о принципах работы нынешних украинских госчиновников были бы, наверное, не менее интересными для читателя, и, вне сомнения, пользовались пристальным вниманием современных цензоров.

Так уж случилось, что собирая интеллектуальные пожитки накануне трудоустройства в пресс-службу Кабмина, автор этих строк прихватил с собой проект создания социально-психологической службы. С её помощью руководство правительства не только получало бы информацию о климате в коллективе и возможность оперативно проводить психологическую разгрузку-мобилизацию, но и, что казалось особенно важным, могло бы формировать коллектив с учётом принципа психологической совместимости. Имелось в виду, что каждый претендент на роботу в правительстве (от министра до рядового клерка) проходил бы компьютерное тестирование на предмет психологической готовности к исполнению служебных обязанностей. Включая уровень развития интеллекта, творческий потенциал, коммуникативные и организаторские способности, меру внимательности, ответственности и прочее. По идее, это позволило бы руководству иметь дополнительные, научно обоснованные аргументы для подбора, перестановки, аттестации кадров, приёма на службу и увольнения с работы.

Как неофит бюрократической среды, я опирался в своих соображениях на западный опыт формирования аппарата, наивно полагая, что он (этот опыт) окажется полезным для нас. Однако все эти соображения рухнули под напором одного-единственного критического замечания, суть которого сводилась к простенькому вопросу по поводу того, кто, в случае создания в Кабмине такой службы, будет курировать её работу. Ответ был логичен и прост даже для неофита - управделами Кабинета. В самом деле - не премьер-министр же, и не кто-то из вице-премьеров, а имеенно министр Кабинета министров, среди должностных обязанностей которого значится и работа с кадрами. Не сложно оказалось представить, как этот чиновник станет руководствоваться «научно обоснованными» критериями при приёме и увольнении людей, и что сами «научные методы» в умелых руках могут превратиться в эффективнейшее средство манипуляции. А посему упомянутый проект остался в личном архиве автора сих строк.

Но тем не менее, сами принципы психологического тестирования всё-таки знакомы нашему чиновничеству. Вот только пользуются этими приёмами зачастую без надлежащей методологической корректности, а то и просто с деликатностью слона в посудной лавке. Давеча премьер-министр в присутствии самого Президента продемонстрировал нечто похожее. Валерий Пустовойтенко предложил журналистам тест на доверительность: заявил, что у его предшественника Павла Лазаренко была некая «тетрадка», разграфленная надвое. В один столбец бывший премьер якобы записывал, что сделал для страны, а в другой - что для себя лично. Если бы Валерий Павлович на этом месте умолк, или обратился к журналистам с вопросом типа «угадайте, какая графа была заполнена больше», или «какая графа не была заполнена вовсе», - психологический приём был бы использован грамотно. Журналисты сами бы произнесли нужные слова, и Пустовойтенко при этом оказался бы неуязвим для критики - мол, я-то ничего, это всё акулы пера додумали и народу рассказали. Но наш чиновник с психоанализом не дружит, ему не тестировать других интересно, а размазывать по стене, не задумываясь при этом, что на самом деле важнее для достижения цели.

К слову сказать, разумное использование компромата вещь действительно весьма сложная. Не потому ли никто из бывших премьеров - ни Павел Лазаренко, ни Евгений Марчук - к этому методу имиджмейкерства не прибегают. Хотя, наверное, им есть что рассказать о многих из сильных мира сего. Но компромат, как никакой другой приём создания имиджа, владеет той особенностью, что при неумелом использовании приводит к результатам прямо противоположным ожидаемым. Теперь уже не Лазаренко вынужден опровергать наличие упомянутой тетрадки, а Пустовойтенко - доказывать это. Сможет ли?

Я, конечно, не служил канделябром в кабинете премьера и поэтому не знаю, имела ли «тетрадка» место быть. Так же, как то, каким образом некоторые документы из Кабинета министров перекочёвывали на страницы прессы. В результате не раз происходила такая утечка документов, что расследованием специально занимались специальные люди. К примеру, очень конфиденциальное решение о проверке ряда СМИ стало известно «разведчикам» из фонда «Українська перспектива». И первый вице-премьер Василий Дурдинец откровенно сел в лужу, отрицая наличие такого документа, тем временем как в прессе всплыла его ксерокопия да ещё за подписью самого Дурдинца.

Служебное расследование если и дало какие-то результаты, то они оказались не менее секретными, нежели - до поры до времени - существование самого распоряжения. Крайних, кажется, так и не нашлось. Хотя ущерб авторитету правительства был нанесён весьма ощутимый. Подозрение могло пасть и на тогдашнего министра Кабинета министров Валерия Пустовойтенко, в ведении которого находился механизм внутри кабминовских странствований директивных документов, и на его заместителя Анатолия Толстоухова. Но поскольку служебных ксероксов в Кабмине достаточно, а проконтролировать их продуктивность никому не под силу, то остаётся только фантазировать, как, скажем, в распоряжение газеты «Регион» год назад попала переписка правительства с российским военным ведомством, а в «Киевские ведомости» - данные проверки деятельности Министерства внутренних дел.

Но были в Кабмине при Лазаренко секреты, охраняемые с большей ретивостью, по крайней мере сотрудниками пресс-службы. Одни из них - результаты социологических опросов. Людям, не посвящённым в бюрократические правила, это покажется по крайней мере странным, но мы упорно не разглашали или даже делали вид, что не замечаем данные исследований, касающихся уровня популярности первых лиц государства. Более того, всячески избегали поступавших время от времени предложений провести подобные исследования. Дело в том, что уже в сентябре прошлого года прозвучал первый тревожный звонок - согласно опроса фонда «Демократичні ініціативи», рейтинг премьера Лазаренко стремительно пошёл вверх, а неудовольствие его действиями выразили лишь 9% опрошенных киевлян. В ноябре, по данным опросов, он сравнялся с рейтингом Президента и превысил показатель, при котором был отправлен в отставку Евгений Марчук с формулировкой «за создание собственного политического имиджа».

Сознание того, что вольно или невольно перейден определённый рубеж конъюнктурно допустимого, за которым в любой момент может последовать соответствующий окрик, до драматизма усложняло контакты премьера с журналистами, как отечественными, так и зарубежными. Скажем, во время визита в Польшу Лазаренко отменил своё участие в прямом эфире на первом канале польского телевидения, хотя это выступление было включено в официальную программу. Кроме личного конфуза, ломка дипломатического протокола означала конфуз государственного престижа - анонсы о вечернем выступлении украинского премьера транслировались на протяжении дня, польские журналисты специально подготовили видеофильм об Украине (как оказалось, весьма доброжелательный), но всё пошло на смарку. Уже потом неофициально, конечно, нам дали понять, что именно в это время готовился указ об отставке, но «весеннее наступление трудящихся» прошло без должного размаха.

Более известной в Украине стала история с немецким журналистом Иоахимом Вайдеманом. Изложение его интервью с Павлом Лазаренко обошло несколько газет в Германии, Австрии и Швейцарии. Сделанное в современной европейской манере, оно эффектно, но непредвзято представляло читателям общественную ситуацию в Украине. Павел Лазаренко характеризовался словами о нём Гельмута Коля: «Этот человек многое может сделать». Но по странной для зарубежного журналиста логике бюрократического имиджмейкерства пресс-служба Кабмина оперативно начала масштабную кампанию опровержения интервью. Журналисту было невдомёк, что его публикация вызвала острейшую реакцию в президентской администрации. И все наши шаги были в первую очередь направлены именно на то, чтобы их заметили на ул. Банковой.

Так, например, протестующее письмо в немецкую газету я вначале факсом отправил в пресс-службу Президента (и, как понял из разговора, там его ждали), а уже потом в МИД для официального перевода и доставки по адресу. А вся-то проблема была в том, что Президент в вайдемановой интерпретации слов премьера узрел покушение на свой президентский авторитет. Вайдеман был в полном смятении, объяснял всё неточностью перевода его публикации с немецкого на русский и предлагал свой собственный перевод на украинский. Но он не знал, что точность перевода не играла уже никакого значения - ведь текст поступил к нам из администрации, и поэтому сомневаться в его достоверности было бы кощунством для чиновника Кабмина.

Естественно, журналистов не волновал, да и не должен был волновать тот дамоклов меч президентского гнева, который висел над Лазаренко. И то, что каждое интервью, особенно для зарубежных масс-медиа, могло иметь пренепреятнейшие последствия, являлось слабым оправданием. К тому же говорить об этом открыто мы, понятное дело, не могли. Вот и приходилось, «позичивши очі у Сірка», по несколько раз отказывать корреспондентам, даже очень именитым. Собственно, чем влиятельней издание, особенно зарубежное, тем сложней ему было получить интервью. Вот такое антиимиджмейкерство!

Как только в марте рейтинг премьер-министра пошёл на спад в Украине, в апреле «Нью-Йорк таймс» разразилась скандальной статьёй о Лазаренко. Хотя в начале мая американская газета напечатала опровержение большей части своих обвинений, но маховик уничижительной критики в западных масс-медиа был запущен. От силы его размаха Украина потеряла большую часть планируемой ранее западной финансовой помощи, зато некоторые областные губернаторы и ответственные работники Кабмина потребовали отставки премьер-министра.

Поскольку впоследствии все они получили повышение по службе или укрепление своих позиций, то такой имиджмейкерский ход можно было бы признать эффективным. Но нюанс отечественного имиджмейкерства в том, что его успехи или неудачи, как правило, предопределены факторами административного влияния, а не наоборот. Скажем, много ли хороший имидж помог удержаться на должности экс-меру Киева Ивану Салию, или тому же экс-премьеру Марчуку? А стабильный рейтинг популярности Виктора Ющенко уже навлекает на главного банкира страны подозрения в чрезмерных политических притязаниях. Не ровен час, хороший имидж спровоцирует и его отставку. В наших условиях хорошие имиджмейкеры часто опасны для своих клиентов, поскольку верховный арбитр решает судьбы последних исходя из несколько иных критериев, нежели принято в мире.

А жаль, ведь гений имиджмейкерства мог бы сослужить всем неоценимую услугу. Он не только приблизил бы отдельного гражданина и целую нацию к пониманию действий власти, но и дал бы власти возможность опереться на это понимание. Он не только помог бы обществу лучше узнать своих лидеров, он смог бы улучшить этих лидеров. Как писал Иван Франко, «О, якби ж я геній був! Я б вам душі переродив, я б вам випрямив хребти. Я б людей з вас повиводив. Навіть з мавп таких, як ти!»