ЧЕРНОБЫЛЬСКАЯ ЯМА: ВЫКАРАБКАЕМСЯ ЛИ

Так вот посмотришь на нее - земля как земля. Солнце на нее, как на всю остальную землю, светит, и ничего вроде бы на ней не изменилось, все, как тринадцать лет назад… Только людей нет. Ни живых, ни мертвых…

Братья Стругацкие

«Пикник на обочине»

Отнюдь не случайно выбрала эти строки в качестве эпиграфа. Неделю назад с группой коллег я побывала в зоне отчуждения и безусловного (обязательного) отселения. Поездку организовало Министерство Украины по вопросам чрезвычайных ситуаций и по делам защиты населения от последствий чернобыльской катастрофы. То, что из себя нынче представляют полесские села, - зрелище действительно не для слабонервных: разрушенные дома, дворы, заросшие сорняком высотой метра в полтора одичавшие сады. И тишина. Морозящая душу, безлюдная тишина.

Скажите, ну почему не становятся былью добрые, волшебные сказки? Почему именно страшные сны, жуткие пророчества и кошмарные видения писателей-фантастов имеют обыкновение воплощаться в реальность?..

Меня всегда поражало, как слаженно и грамотно ведут себя американцы в экстремальных условиях. Вспомните любой фильм или документальный сюжет о «горячих» событиях: только начинается пальба, все моментально дружно падают на землю и закрывают руками затылок. Мелочь, казалось бы, но весьма показательная. Ведь не с молоком же матери впитали они умение подобающим образом реагировать на всевозможные ЧП? По-видимому, именно государство позаботилось о надлежащем обучении своих граждан. И, заметьте, государство, которое не испытало ни тягот второй мировой войны, ни чернобыльского кошмара, и где правоохранительные органы работают поэффективнее наших. Искренне хотелось бы надеяться, что мой личный пример - далеко не показательный. Поскольку, знаю наверняка, случись что-то из ряда вон выходящее, моя реакция была бы далеко не цивилизованной: сначала шок, потом оцепенение минут на десять, а затем натуральная паника и ноль соответствующих продуктивных действий. Да вот боюсь только, что не одна я такая темная. Более того, к сожалению, уверена в этом. Ведь не только человек познается в беде. Именно последняя является той, зачастую единственно верной, лакмусовой бумажкой, способной проявить все, что есть лучшего и худшего у общества и державы в целом.

Ровно двенадцать лет прошло со дня чернобыльской катастрофы. Катастрофы, которая, безусловно, перевернула все наше существование. Катастрофы, которая навеки запомнится беспрецедентным мужеством и героизмом тех, кто ценой собственной жизни и здоровья спасал нас от разбушевавшегося мирного атома. И вместе с тем - катастрофы, которая продемонстрировала вопиющую нашу безграмотность, непредусмотрительность и полнейшую неподготовленность к подобным экстремальным ситуациям.

Казалось бы, когда получают по голове, да таким обухом, то, по меньшей мере, пересматривают жизненные принципы. И делают не просто выводы - делают ВСЕ, дабы избавиться даже от малейших негативных последствий произошедшего. Спору нет, весь комплекс проблем, связанных с Чернобылем, у нас решают по мере сил и возможностей. Да только вот, если силы и есть, то возможностей - финансовых, понятное дело, все время катастрофически не хватает. А ведь оно, время, не ждет. За последний год количество инвалидов-чернобыльцев увеличилось на восемь с половиной тысяч и составляет нынче 68000 человек. В 1987 году медики признали здоровыми 78% ликвидаторов. Сегодня эта цифра сократилась до 17,6 процента. Лишь четверть проживающих на загрязненных территориях и пятая часть эвакуированных не страдают никакими хроническими недугами. И это все на фоне вороха проблем, связанных с зоной отчуждения и безусловного (обязательного) отселения, возникших сложностей на объекте «Укрытие», задолженности почти в полмиллиарда гривен по чернобыльскому фонду. Весь ужас в том, что клубок чернобыльских проблем становится все более устрашающим и огромным. Сегодня мы в состоянии только горько посожалеть: ведь многое можно было бы и предусмотреть, и предотвратить. Но научила ли нас перенесенная трагедия, последствия которой расхлебывать еще не одному поколению, не полагаться в будущем на пресловутое «авось»? Не приведи Господь, разразись подобная по масштабам катастрофа сегодня, готовы ли мы встретить ее во всеоружии? Далеко ли продвинулась наука за минувшие 12 лет в умении нейтрализовать последствия аварии? С этими вопросами обратилась к самым разным людям, по долгу службы (или роду деятельности) связанным с чернобыльской проблематикой.

Владимир Холоша, первый заместитель министра Украины по вопросам чрезвычайных ситуаций и по делам защиты населения от последствий чернобыльской катастрофы:

- Безусловно, произойди, не дай Бог, нынче катастрофа подобного масштаба, с точки зрения наличия государственных финансовых и материальных ресурсов пришлось бы гораздо тяжелее. Но, с другой стороны, легче - ведь есть, пускай и страшный, и печальный, но опыт. Мы это уже прошли. И уверен, что масса глупостей, совершенных тогда, не повторилась бы. Не было бы такого огромного числа ликвидаторов, больше людей сохранили бы здоровье. Безусловно, разумнее решили бы проблему радиационной безопасности и не привлекали бы столько непрофессионалов. Ведь Чернобыль этим-то и страшен: мы задействовали массу людей, неподготовленных для работы в тяжелейших условиях.

Александр Горбушин, заместитель начальника Управления пожарной охраны Киевской области:

- До 1986 года пожарных обучали, как действовать во всевозможных ситуациях: при тушении нефтяных скважин, горючих веществ и т.д. А вот что делать в условиях радиоактивности - этого нигде не преподавали. Мы, естественно, умели тушить пожары на энергетических объектах, но отнюдь не такого масштаба. Вместе с тем, все прекрасно знают: заслуга именно нашего брата в том, что огонь не перебросился на другие блоки и не вспыхнула вся станция.

Конечно, теперь курс обучения расширен, и сегодняшние молодые пожарные уже знают, что такое работа в условиях радиационной опасности. Понятно, даже подумать об этом страшно, но случись повтор чернобыльской беды, мы бы справились с ней. Есть и люди, и техника, и опыт. Да и 1991 год подтвердил нашу готовность, когда оперативно был затушен пожар на втором блоке ЧАЭС. И ведь, что самое главное, тогда не только никто из энергетиков, но и из моих коллег не пострадал.

А проблема у нас такая, как и у всех, - нет денег. Вот, к примеру, предоставили нам шведы костюмы теплостойкие, удобные в работе. Но каждый оный экземпляр стоит тысячу долларов. Кто, спрашивается, может себе позволить укомплектовать все боевое подразделение столь дорогостоящим обмундированием?..

Владимир Клименко, начальник штаба гражданской обороны и по вопросам чрезвычайных ситуаций г. Киева:

- Давайте сперва вспомним, чем была гражданская оборона лет двенадцать назад. Ее преподавали в школах, вузах, проводились занятия на предприятиях, в учреждениях. Но чему учили людей? Как вести себя в военное время, то есть, что делать, увидев ядерную вспышку, при атомном взрыве и т.д. Позволю себе оставить за рамками своего ответа, насколько серьезно и добросовестно относилось население к подобным занятиям… Однако утверждать, что в момент аварии на ЧАЭС система ГО не сработала, тоже нельзя. Согласен, возможно, не «на все сто», но сработала.

Первый батальон гражданской обороны был отмобилизован в кратчайшие сроки и уже 29 апреля отправлен в Чернобыль. Чем занимались? Да практически всем, что касалось вопросов ликвидации последствий аварии. Тех, кто «обогащался» максимально допустимой дозой (25 рентген), отправляли назад и присылали им замену. Я лично проработал там до 17 мая. И не открою вам большой тайны, сообщив, что наше гражданское население встретило ту страшную апрельскую катастрофу абсолютно неподготовленным. Сам видел: из разрушенного реактора валит дым, а народ из домов поблизости повысыпал наружу - наблюдает заинтересованно, детишки рядом в песочнике возятся. А что? Погода распрекрасная, настроение майское…

Да что там говорить о гражданском населении, если даже военные не были укомплектованы надлежащей радиологической аппаратурой! Вернее, приборы-то у них имелись, но рассчитанные на… военное время и, следовательно, с гораздо большим диапазоном действия. То есть они начинали работать, когда уровень радиации был не менее 1-2 рентген, а меньшие дозы (также опасные для человеческого организма) не фиксировали. Сейчас у нас все курсы ГО оснащены уже новыми бытовыми дозиметрами.

Нынче мы готовим из гражданских лиц командиров невоенизированных формирований. Готовим также учителей старших и младших классов, чтобы они полученные знания по ГО передавали своим воспитанникам. Как и прежде, во всех школах в апреле-мае проводим день гражданской обороны. Но уже не акцентируемся сугубо на военном времени, а также учим поведению и в мирный период в случае возникновения катастроф и т.п. У нас есть специальная программа - «Учебник жизнеобеспечения». С ее помощью школьники приобретают необходимейшие навыки, как сохранить свою жизнь в экстремальных ситуациях.

Относительно материального обеспечения. О дозиметрах я уже говорил выше. Имеем мы достаточно и респираторов, и противогазов, и йодовых таблеток. Упаси нас, Боже, от повторения чернобыльской катастрофы! Но если и случится нечто подобное, думаю, мы сможет встретить беду во всеоружии.

Александр Пищейко, заместитель руководителя управления культурно-массовой, спортивной работы и оздоровления Федерации профсоюзов Украины:

- Когда произошла трагедия, буквально за четыре дня были решены все вопросы с вывозом детей из Киева: имелась информация о всех лагерях, которые могут принять ребятишек, сколько в них мест, разработаны графики движения поездов со школьниками. Эвакуация завершилась в предельно краткие сроки: с 12 по 27 мая. Мы вывезли практически всех, кто не уехал из города с родителями. И, самое главное, сделали это очень четко, продуманно, оперативно и без малейших сбоев.

Случись сегодня такая необходимость?.. Что ж, думаю, с базой лагерей особых проблем не было бы. И хотя по сравнению с 86-м годом детских оздоровительных учреждений стало на треть меньше, они смогли бы принять 200-220 тысяч мальчишек и девчонок (практически столько же, как и в «чернобыльское» лето). Но я очень сомневаюсь в нынешних возможностях отечественных железнодорожников. Во-первых, тогда нам здорово помогли коллеги из союзных республик. Во-вторых, подвижной состав украинских ж/д, увы, ныне просто в удручающем состоянии. Ну и, в-третьих, сейчас же совсем иная система хозяйствования. Тогда же, в мае, никто о деньгах и не заикался. Все проплачивалось железнодорожникам задним числом, поздней осенью, когда школьники уже давно вернулись домой. Сейчас же при том, что на учете каждая копейка…

Но все равно, я уверен, случись нечто экстремальное, мобилизировались бы все. Единственное, что все происходило бы в более длительные сроки и с большими трудностями.

Дмитрий Гродзинский, председатель национальной комиссии радиационной защиты населения, академик НАНУ:

- За 12 лет, которые прошли с момента трагедии, сделано очень многое. Определены уровни радиоактивного загрязнения разных регионов. Составлены подробнейшие карты, из которых мы может судить о том, какой была истинная ситуация. Мы знаем, как по-разному влияют на движение радионуклидов в экосистемах те цепи, по которым они движутся, с какой скоростью они попадают в продукты питания. Научились рассчитывать радиационные нагрузки, которые испытывает население, потребляя «загрязненную» пищу. И главное, мы в состоянии ограничивать это радиационное воздействие. Но, естественно, до завершения исследований и анализа, отыскания практических возможностей уменьшать как коллективную, так и индивидуальную дозу облучения еще очень и очень далеко. Мы должны использовать приобретенный (и приобретаемый) опыт для разработки таких алгоритмов, чтобы в случае подобной техногенной катастрофы не допустить тех ошибок, которые были сделаны. А изучить предстоит очень многое. К примеру, воздействие малых доз облучения на большие популяции. Ведь в данном случае генетические последствия «вылезут» не так скоро, как в случае облучения малого контингента. Очень сложная ситуация и с оценкой воздействия излучения на некоторые компоненты биологической среды. Мы пока не видим существенных метаморфоз ни в фауне, ни в флоре. Но к людям, «хватанувшим свою дозу», должно быть особенное внимание. Так как сейчас еще можно упредить те изменения клеток, которые через 20-30 лет приведут к канцерогенезу. Поэтому одна из важнейших наших задач - изучение факторов, с помощью которых удастся реально ослабить эти назревающие отдаленные эффекты. И я в общем-то с большой надежной и уверенностью смотрю в будущее. Верю, что все трудности будут преодолены. Ведь команда, которая трудится над этими вопросами, работает в полную силу.

Вячеслав Шестопалов, заместитель директора Института геологических наук НАН, академик НАНУ:

- Могу констатировать, что начата работа по оценке чернобыльской компоненты на реальном фоне существующих загрязнений, накопленных в Украине в течение многих десятилетий из-за интенсивного техногенного воздействия. Ведь авария произошла, образно выражаясь, не на чистом листе и не в чистом поле, а в реально существующей и весьма далекой от стерильной системе окружающей среды. Перед учеными поставлено очень сложное задание, поскольку вычленить не только эту компоненту, а вообще расчленить компоненты между собой - задача, не выполненная пока нигде в мире. Тем не менее у нас эта работа начата и активно развивается.

Конечно, были за эти двенадцать лет на пути науки и ошибки. Оно и понятно - ведь ничего подобного раньше не происходило. Но в любом случае мы, ученые, приобрели ценнейший опыт. Дело в том, что любые техногенные аварии, пусть даже и не радиоактивные, имеют в некотором роде схожий сценарий загрязнения окружающей среды. А для того чтобы эффективно противостоять врагу, надо знать его в лицо.

Владимир Бузунов, директор Института эпидемиологии профилактики лучевых поражений научного Центра радиационной медицины АМН Украины:

- С моей точки зрения, мы должны готовить общественное сознание не к оптимистическому восприятию возможности ядерной аварии, а к абсолютному не восприятию этой возможности. Почему? Да потому, что еще одну подобную чернобыльскую катастрофу Украина просто физически не выдержит. Да и не только наша страна. И тем не менее, мы должны быть готовы к противодействию самому наихудшему. Если бы вы мне задали этот вопрос 25 апреля 1986 года, я бы вас глубоко разочаровал, поскольку на тот период в Украине вообще отсутствовала какая-либо система медицинской защиты населения на случай ядерной аварии, какое-либо ее научное сопровождение. Все проблемы радиационной безопасности, в том числе и медицинские, разрабатывались и решались в Москве, под эгидой так называемого 3-го главного управления при Минздраве СССР. Ведомства закрытого, засекреченного, со своей сетью научно-исследовательских учреждений и медико-санитарной службой. Последние были также закрыты и засекречены.

В Украине же система обеспечения безопасности ядерных объектов, медицинской защиты населения в условиях аварии, повторюсь, и на законодательном уровне, и на уровне исполнительной власти, и на уровне сети научных, лечебно-профилактических учреждений отсутствовала. Народ жил спокойно, ничего не зная и ни о чем не ведая. Была фатальная безграмотность в проблемах радиационной безопасности, противорадиационной защиты.

Сегодня ситуация, конечно, коренным образом изменилась. Вы знаете, дьявол привел к аварии, а Бог - к разуму. За 12 лет после чернобыльской катастрофы сделано очень много в плане обеспечения защиты населения, в том числе медицинской, на случай ядерной аварии. Что я имею в виду?

Во-первых, вопросы противорадиационной защиты человека, ядерной безопасности решены законодательно.

Во-вторых, созданы структуры на законодательном уровне и уровне исполнительной власти, занимающиеся проблемами обеспечения противорадиационной защиты населения и ядерной безопасности. Это - национальная комиссия радиационной защиты Украины, Министерство чрезвычайных ситуаций, Министерство экологии и ядерной безопасности, профильное управление при Минздраве Украины и др.

В-третьих, сформировалась сеть научных учреждений, исследующих проблемы радиационной медицины и радиобиологии. Уникальным в своем роде является научный Центр радиационной медицины АМН Украины. Тут сегодня решается основная доля проблем, связанных с научным обеспечением медицинской защиты населения при ионизирующем облучении, в том числе в условиях аварии, оказании квалифицированной лечебно-профилактической помощи пострадавшим. За короткий срок в центре сформировался высокопрофессиональный коллектив. Кстати, не могу обойти вниманием чрезвычайно важное событие - впервые в истории Украины приняты Национальные нормы радиационной безопасности (НРБУ-97). Они вводятся с января нынешнего года. А основные разработчики упомянутого документа - специалисты нашего центра.

В ряде научных учреждений уже накоплен большой опыт в области диагностики, клиники, патогенеза, лечения, оздоровления лиц, подвергшихся ионизирующему облучению. Этим занимаются, в частности, НИИ эндокринологии и обмена веществ АМН Украины, НИИ ПАиГ АМН Украины, НИИ медрадиологии МЗ Украины (г.Харьков) и др.

И наконец практически в каждой области создана широкая сеть специализированных лечебно-профилактических учреждений. Повысился профессионализм районного звена здравоохранения. Важно и то, что наше население стало более грамотным в вопросах радиации и мерах предосторожности. Таким образом, могу сказать, что медицинская наука, служба практического здравоохранения в случае возникновения второго Чернобыля сработали бы более эффективно. Однако хотя бы до приемлемого идеала еще, к сожалению, далеко. Ведь мы, сколь это ни прискорбно, и по сей день не можем дать исчерпывающий ответ на вопрос «Какой ущерб здоровью населения Украины нанесла чернобыльская катастрофа?» Наши оценки весьма приблизительны и недостаточно научно обоснованны.

Мы прекрасно понимаем, что авария на ЧАЭС - это не только радиация. Это и комплекс сложнейших социальных, экологических, экономических, этнических, демографических и других проблем, непосредственно или опосредованно влияющих на здоровье. В этом надо разобраться, нужны научные исследования и не только для ответа на поставленный вопрос, но и для того, чтобы максимально избежать ошибок в будущем. Из-за ограниченного финансирования сегодня почти не развивается радиационная гигиена, гигиена труда в условиях радиационного загрязнения территорий. У нас нет надежной системы психофизиологического отбора персонала атомных станций. Практически в полном загоне фундаментальные научные исследования по проблемам радиационной медицины, радиобиологии. Аргументация одна - нет денег. Здравомыслящего человека вряд ли это убедит. Вот если бы ему сказали, что не денег нет у отказывающих, а ума, он бы поверил куда быстрее.

P.S. Есть у меня (пусть наивное и невыполнимое) желание -побеседовать по душам с кем-нибудь из очень высокопоставленных власть предержащих. И спросить: как они думают, что бы я, как хозяйка дома, в котором обваливается штукатурка с потолка и бьет вода фонтаном из батареи, сделала бы в первую очередь? Все до последней копейки выложила бы за ремонт? Или же «забыв» о злосчастном потолке и залепив дырку в трубе пластилином, побежала бы покупать косметику, бананы или новую юбку? Прекрасно понимаю, что сравнение семьи с государством очень и очень хромает, что чернобыльская проблема (тьфу-тьфу-тьфу!) перешла во что-то вроде пускай и хронической, но не очень опасной болезни. Однако, вы меня режьте, не могу я понять, почему на ее окончательное излечение постоянно не хватает денег!

А закончить мне бы хотелось еще несколькими строками из того же «Пикника…»:

«- Пожалуйста, тогда еще одно определение - очень возвышенное и благородное. Разум есть способность использовать силы окружающего мира без разрушения этого мира.

Нунан сморщился и замотал головой.

- Нет, - сказал он. - Это не про нас…»

Неужели, действительно не про нас?