Преодоление кризиса: рука [об] руку?..

В последние дни мир наполнился множеством планов и программ, посвященных обузданию финансового кризиса. Хотя такая реакция отражает скорее желание обеспечить себе алиби, а заодно привлечь большее число избирателей, чем стремление реально изменить институциональные рамки финансового сектора. Так полагает президент. Чешский. А еще В.Клаус намекнул, что кризиса и вообще могло бы не быть, если бы его коллеги больше внимания уделяли финансовой глобализации, а не глобальному потеплению.

Между тем большинство теперь переключилось именно на борьбу с мировым кризисом, и создается впечатление создания единого фронта против наступления то ли депрессии, то ли рецессии. Вот с этим еще как-то окончательно не определились. Иногда даже кажется, что многие не осознают четкой разницы между этими двумя понятиями. Напоминаю: рецессия — это когда безработным становится ваш сосед, а депрессия — это когда работу теряете уже вы сами. Это не я, это президент сказал. Гарри Трумэн. А еще, помнится, сей президент, наслушавшись объяснений экономических советников, все время увиливавших от однозначных ответов, предпочитая более туманное: « С одной стороны… С другой стороны…» («On the one hand… On the other hand…»^*), в сердцах воскликнул: «О, Боже! Где бы мне взять однорукого экономиста?!»

Я вспомнил об этой фразе, когда несколько дней назад смотрел по CNN, как «12 разгневанных мужчин» (а может, и больше) пожелали увидеть в сенатской комиссии отставного уже главу Федеральной резервной системы США А.Гринспена. В ходе последовавших слушаний недавний непререкаемый авторитет был не только развенчан, но и принужден к официальному признанию ошибочности своей уверенности в пагубности государственного регулирования экономических процессов и уповании на пресловутую «невидимую руку» рынка, призванную автоматически уладить все проблемы.

Не знаю, произнес ли Гринспен после этого сакраментальное «И все-таки она вертится», но я бы на его месте вспомнил не Галилея, а Милтона Фридмана. В свое время в работе «Свобода выбора» («Free to choose») тот писал: «В мире власти, кажется, фактически существует — как и на рынке — невидимая рука, но действует она совершенно обратным образом, чем та, которая описана Адамом Смитом. Лицом, которое, желая единственно служить общественному интересу, поддерживает вмешательство государства, управляет «невидимая рука», которая содействует (даже если это и не было задумано) чьим-то личным интересам».

Хотя Гринспен, пожалуй, предпочел Фридмана не вспоминать: ныне основатель монетаризма не в почете не только на одной шестой суши, ранее занимаемой победившим социализмом. Плохое быстро забывается, и теперь кое-кто громко и не без злорадства кричит о гибели капитализма. И по Европе снова бродит хорошо известный нам призрак.

Естественно, что и у нас не наблюдается недостатка в антикризисных программах. Ну что за партия или государственный институт без своей собственной программы!? Несолидно как-то. Причем в большинстве случаев авторы декларируют принципиальное отличие своих детищ от чего-либо подобного, представленного конкурентами. Может быть, с их точки зрения это и так, но я в большинстве случаев увидел одно и то же: желание побыстрее «ампутировать» «невидимую руку» Смита и «снять наручники» с «волосатой» руки Фридмана. То есть поуправлять экономикой в хорошо известном у нас «ручном режиме». Не рискуя при этом прослыть ретроградом, а ссылаясь на самый что ни на есть западный опыт.

Уж куда западнее, если все это делалось под аккомпанемент призывов срочно «снять все барьеры» на пути к получению беспрецедентного кредита от Международного валютного фонда. Бо­лее 16 млрд. долл.! Конечно, от такой цифры можно потерять голову, особенно если попробовать представить себе ее «в наличке».

Я попробовал. Знаете, несколько лет назад в подвалах Федерального резервного банка Нью-Йорка я видел специально собранные вместе банкноты на сумму в 1 млрд. На меня это никакого особого впечатления не произвело. Возможно, из-за давней привычки банковского служащего воспринимать дензнаки в сейфах и подвалах как простые предметы учета на внебалансовых счетах.

Точно так же я отнесся и к сумме в 16 млрд. Возможно, потому, что четко представляю себе механизм их использования, в отличие от тех, у кого уже руки чешутся пустить эти средства на инновационные и прочие проекты. Или, наоборот, кто заламывает руки в стенаниях по поводу «непомерного долга», который теперь, мол, на долгие годы тяжким бременем ляжет на каждого старика и младенца…

Реальная же действительность заключается в том, что кредит «stand-by arrangements» (известный в народе как просто «стенд-бай») предоставляется для поддержания сальдо платежного баланса. (Другое дело, что наличие кредитных отношений с МВФ открывает шире двери для займов во Всемирном банке и ЕБРР.) Что же касается «стенд-бая», то эту сумму добавят к золотовалютным резервам Национального банка и он, в случае необходимости, будет использовать их для осу­ществления рыночных интервенций для поддержания курса гривни. То есть продавать доллары импортерам и инвесторам (в основном иностранным, желающим репатриировать свои прибыли или «закрыть» ранее сделанные инвести­ции), а также тем, кому необходимо вернуть долги иностранным кредиторам (с этими тоже все понятно, не так ли?). И это продлится до тех пор, пока курс не стабилизируется на уровне равновесия, который, скорее всего, окажется не очень радостным для большинства из нас, но зато будет соответствовать экономическим реалиям, а не пожеланиям монетарную власть имущим.

А затем начнется обратный процесс: Нацбанк будет потихоньку выкупать доллары и в конце концов откупит ранее истраченный транш и вернет его МВФ (с соответствующим процентом, естественно). Если бы этого делать не пришлось, то курс гривни укрепился бы. А так он просто немного дольше задержится на пониженном уровне, и все.

Кто от этого пострадает? Обобщенно говоря, потребители импортной продукции. Плохо ли это? Если речь идет о потребителях, скажем, энергосберегающего оборудования, то нехорошо. (Но что-то уж больно долго у нас покупают и монтируют это оборудование. Может, дело не в валютном курсе, а в курсе экономической политики?) Ну а если речь идет о потребителях импортных устриц, то и беспокоиться не о чем.

Что же касается однорукого экономиста, то президент его все-таки, кажется, нашел. Не американский президент — украинский. Правда, «одноруким» его можно назвать только в смысле «умения» «рубануть» рукой и без излишних сомнений решить вопрос. А так он скорее многорук, как Шива: он и законодатель, и макроэкономист, и дипломат, и банкир. Короче, наш центровой. Полетел — и в одном лице представил сразу все возможные институты власти, решая вопрос со «стенд-баем».

Правда, в некоторых наших средствах массовой информации поговаривали о том, что «возможны были варианты». Ведь на уровне переговоров с миссией была достигнута договоренность о 24-месячном «стенд-бае» с лимитом в 800% нашей квоты в МВФ
(1,372 млрд. SDR^**, или 0,63% общей суммы капитала). Это, так сказать, «королевский стандарт». Но дело в том, что, как заметил на днях исполнительный директор МВФ Доминик Стросс-Кан, «исключительные обстоятельства требуют исключительных мер». И одной из таких мер является новый стандарт кредитования, именуемый Short-Term Liquidity Facility (SLF), то есть схема поддержания краткосрочной ликвидности, предназначенная для стран со здоровой, в принципе, макроэкономической политикой, но нуждающихся в чрезвычайном финансировании мер по восстановлению доверия участников рынка и борьбы с «финансовой инфекцией».

Эта программа, по сути, представляет собою часть пакета новых инструментов МВФ, использование которых призвано повысить роль фонда в обуздании кризисов. Аналогичную цель преследует и другая новинка — программа противодействия внешним шокам (Exogenous Shocks Facility — ESF), предусматривающая предоставление кредитов «под каждый конкретный случай».

Таким образом, при окончательном «уторговывании» кредитного договора предоставлялась возможность получить не обычный «ширпотреб», а что-либо приличное, «индивидуального пошива», предусматривающее и покрытие бюджетного дефицита, и валютное рефинансирование коммерческих банков. Причем без детальных условий, а, как говорится, под честное слово заемщика «вести себя хорошо». В смысле управления экономикой.

Но на самом деле поиск вариантов требовал бы новых согласований и размышлений. А здесь действует уточненный «закон Франклина»: «Время — деньги! Видишь деньги — не теряй времени!» Быстро и эффектно: резервы Нацбанка пополнились практически в полтора раза…

С формальной точки зрения, никаких условий нам не выдвигали. Просто приняли во внимание наши же вроде бы как намерения, изложенные в меморандуме. (Фонд, между прочим, всегда подчеркивает, кому принадлежит «Program Ownership» — то есть собственность на авторство программы. Так что она наша, родная. А не навязанная, как некоторые тут утверждают.)

Более всего, конечно, привлекли внимание те положения меморандума, которые говорили об ограничениях, накладываемых на рост зарплаты и пенсии бюджетников, равно как и прочих социальных выплат. Речь идет о стремлении ограничиться в их увеличении темпами инфляции. Хотя законодатели, кажется, не одобрили такого замораживания. Или все-таки одобрили? Похоже, что как при стрельбе по-македонски — с двух рук — поражены сразу обе цели: и лицо перед избирателями сохранено, и путь к получению «стенд-бая» открыт.

Короче, ловкость рук и… А если кому-то «кажется», то «креститься надо». А вот за права трудящихся на частных предприятиях еще предстоит побороться профсоюзам. Рука об руку с властью. И впрямь, может, все-таки хватит гордиться тем, что у нас «очень квалифицированная, но дешевая рабочая сила»? У нас что, больше гордиться нечем? Или не за чей счет платить по счетам МВФ?

В связи с этим мне вспомнился ответ на требования МВФ со стороны президента. Мексиканского. Который еще в 70-е годы прошлого века заметил: «Затянуть пояса, может быть, и неплохая идея, но большинство мексиканцев, к сожалению, уже не имеют даже их».

Рецепт, как видим, старый. Что касается его действенности, то меня, честно говоря, смущает реальное отношение к нему… специалистов Международного валютного фонда, имеющих супероклады инвестиционных банкиров (без их рисков) и бесплатные обеды в ресторане на первом этаже своей штаб-квартиры в Вашингтоне.

Впрочем, и у нас есть такие, кто мог бы затянуть пояс на две-три дырочки без заметных усилий. Достаточно, например, дифференцировать НДС: от нулевой ставки — «на хлеб» до 50 % — «на шоколад». Или конкретнее, на частные автобусы, которые почему-то называют «внедорожниками». Вероятно потому, что они гоняют не только по дорогам, но и по тротуарам и парковым тропинкам…

Если взглянуть на другие условия меморандума, то сразу бросятся в глаза положения о ликвидации пресловутого «валютного коридора», обеспечении гибкого валютного курса и перехода на инфляционное таргетирование. Ну что ж, меры необходимые и без МВФ давно рекомендованные (см., например, «ЗН», №32 и №40 за прошлый год). Тот же коридор, например, давно заканчивался не стенкой, а выходом курса на свободу. Совершенно бессовестным образом. И уже давно (практически всегда) не курс подстраивался к «коридору», а наоборот, коридор, постфактум, подлаживали под изменения курса. Или позволяли курсу стремительно «выпасть из окна», а уже потом водворяли его на место. И это правильно, ибо, как утверждают в Одессе, быстро поднятое не считается упавшим. Правда, этого не ощущают те, кто от таких падений теряет существенные кусочки своих не очень больших сбережений.

Понятно также, что при нереально высоком курсе гривни миллиардов от МВФ нам хватит на месяц-полтора (если исходить из темпов, которыми еще недавно таял валютный резерв Нацбанка). Непонятно, зачем «успокаивать» население якобы восстановлением стабильности курса, если на самом деле предполагается его дальнейшая нестабильность. Правила игры меняются, и их следует подробно объяснить всем. Но опять-таки, видимо, руки не доходят.

И с инфляцией давно пора научиться не бороться, а жить. Но такое «сожительство» должно четко контролироваться. Причем желательно, чтобы государство контролировало инфляцию, а не наоборот. (О чем я дальше не буду распространяться, поскольку уже пытался это сделать ранее — см. «ЗН», №9 за 2008 год.)

Обращает на себя внимание то, что и с Проминвестбанком вопрос как-то не заладился. Вроде бы успели принять решение к заседанию руководства МВФ, но не совсем так, как виделось. Я имею в виду ранее провозглашенный курс на его национализацию. Или «еще не вечер»?

Кстати, о национализации банков. У многих, как известно, сильное волнение и предчувствие «государственного рейдерства» вызвали намерения правительства выкупить акции дополнительной эмис­сии коммерческих банков. В связи с этим предлагаю оценить следующее предложение: «Госу­дарст­ву предоставляется право при определенных обстоятельствах выкупать без согласия иных собственников акции в системно важных институтах по рыночным ценам». Это тоже из правительственной программы антикризисных мер. Шведской. Так что мы и 300 лет спустя, можно сказать, идем рука об руку, нога в ногу.

Важно, опять-таки, чтобы «поход в банки» не закончился «полтавской катастрофой»: слабый риск-менеджмент со стороны частных банкиров еще не означает, что государственные уполномоченные смогут справиться с этим лучше. Особенно если в этом деле мы почувствуем руки все тех же лиц. Как юридических, так и физических.

Но, как известно, «МВФский закон» — это только часть антикризисных мер, предлагаемых разными партиями. Говоря о предлагаемых программах, следует признать, что в них много правильного, но направленного, главным образом, не на борьбу с угрозой мирового финансового кризиса, а против более крупной опасности, которую представляет наш собственный, доморощенный кризис, лишь усугубляемый мировым.

Я бы даже сказал, что мировой кризис играет в данном случае некую положительную роль, привлекая внимание к проблемам, которые у нас накопились, независимо от судьбы Merrill Lynch или Fortis. Кризис платежного баланса, например. В основе которого лежит какое-то прямо-таки болезненное увлечение импортом. И речь идет не только о почти наркотической зависимости нашей промышленности от энергоносителей. (От которой, словно нарочно, никто не собирается избавляться. Вероятно, в предвкушении «кайфа».) Но и о массовом завозе из-за кордона гламурных аксессуаров для «любви во время холеры» и экзотических продуктов для «пира во время чумы».

Есть и еще одна болезнь. «Голландская». То есть временное завышение реального курса национальной валюты вследствие опоры на одну экспортную отрасль (в нашем случае — металлургию) и ничем не обоснованная уверенность в бесконечном интересе к нашему рынку со стороны спекулятивных инвесторов. И чем, по-вашему, это должно было закончиться? По-моему, внезапным бегством спекулянтов и прогнозируемым падением цен на металлы. С последующей деприциацией (падением курса) гривни. Или истощением официального валютного резерва ради ее поддержания, а уж тогда — падением.

Что же касается непосредственно защиты от «американки», то надо понимать, что у них она нанесла основной урон Wall Street и лишь сейчас стала распространяться на Main Street. Или, если без этих заокеанских эвфемизмов, в первую очередь кризис ударил по фондовой системе, где сосредоточены не вкладчики (старающиеся просто уберечь свои трудовые накопления от инфляционного обесценения), а инвесторы (желающие рискнуть своими капиталами ради получения дополнительной прибыли и сверхприбыли). Инвесторы, имеющие достаточно информации и рычагов влияния для того, чтобы эти риски просчитать и захеджировать (то есть подстраховаться).

Поэтому в западных странах мы слышим сетования толстосумов об упущенной выгоде или необходимости отказаться от многомиллионных «золотых парашютов». А у нас «маленькие украинцы» в панике бегут снимать свои денежки со счета в банке, ставя тот на грань краха. На ровном, в общем-то, месте. Поскольку защитного барьера, в виде фондового рынка, у нас действительно не существует: по существу, никто не озабочен его выращиванием и пестованием.

На месте рынка у нас существует просто не совместимая между собой совокупность различных институтов: бирж, депозитариев, регистраторов, держателей ценных бумаг, каждый из которых делает свое маленькое дело (извините, «бизнес»), не заботясь об общем интересе. И не должно ли в таком случае этим самым интересом озаботиться именно государство, поставив на место (в прямом и переносном смыслах) всех этих «игроков»? Которые, на самом деле, должны быть ответственными участниками рынка, четко выстроенного по правилам. Правилам, принятым, вероятно, в Европе, раз уж мы туда интегрируемся.

Кстати, с единым, государст­венным реестром корпоративных прав. А то мы дожились уже до того, что в телевизионных новостях рассказывают чуть ли не о каждом действии спецслужб и содержании директив на конфиденциальные международные переговоры, а реальные собственники даже банков, в которые мы отдаем свои деньги, в большинстве случаев все еще скрываются за вывесками отечест­венных и офшорных «ООО».

Я уж не говорю о других секторах экономики. Лишь в «Форбсе» и прочтешь имена «капитанов украинского бизнеса». Вот только куда они ведут наш корабль? Не в Цусиму ли? Так что мне остается лишь надеяться на мудрых «адмиралов» (это я про государственных деятелей), а для всех соотечественников повторить фразу из старой советской кинокомедии: «Вы панике не поддавайтесь: организованно спасайтесь!»

Организовать такое спасение должна государственная власть, для которой именно сейчас было бы логично взяться за построение фондового рынка по своим лекалам, не прислушиваясь к стенаниям обанкротившихся советников и исполнителей. Ибо «государство, конечно, не должно вмешиваться в экономические процессы, за исключением особых случаев. Но сейчас именно такой случай». Так сказал президент. Американский.

Вмешиваться, впрочем, надо бы осторожно, руководствуясь известным принципом: «Не навреди». Всем этим мелким вкладчикам, миноритариям и обитателям «хрущовок». Всем тем, ради которых и осуществляется управление экономикой. Двумя руками. Но руками, конечно, чистыми. И не после «отмывания», а просто незапачканными.

* Дословно с английского: «С одной руки... С другой руки...»

** SDR (специальные права заимствования) — условная счетная единица МВФ.