«Надо вести речь не об инструментах, а о стратегии...»

Прокомментировать ситуацию
мы попросили Арсения ЯЦЕНЮКА,
в недалеком прошлом —
и.о. председателя
Национального банка Украины.
И вот что он рассказал:

— Процесс обсуждения монетарной политики не должен иметь ничего общего с публичными заявлениями. Эти вопросы не следует выносить за порог Совета национальной безопасности и обороны (если речь идет о согласовании денежно-кредитной, фискальной политики на уровне государства) или Национального банка (в части, касающейся его компетенции). Это первый тезис. Второй. Никому не нужно забывать, что существуют Конституция и закон Украины о Национальном банке, где четко написано, что центральный банк государства является независимым в принятии любых решений по валютно-курсовой и денежно-кредитной политике. Никому не позволительно нарушать этот принцип.

От этих двух базовых вещей, на мой взгляд, и следует плясать. Что же касается предлагаемых в последнее время новшеств и изменений, то они должны быть следствием общей экономической политики, отражать стратегию развития государства. Изменение валютного курса должно рассматриваться через призму основных приоритетов экономической политики государства относительно: а) глобализации экономики и вступления Украины во Всемирную торговую организацию; б) развития внутреннего рынка; в) экспортного потенциала государства и емкости внешних рынков; г) импорта, в том числе и критического, которым у нас являются энергоносители. Можно развивать тему и дальше...

Что же касается самого решения о ревальвации, то оно не совсем корректно. Должно приниматься решение о плавающем валютном курсе, а не о ревальвации или девальвации. И уже плавающий валютный курс может привести к ревальвации. Мы же почему-то декларируем сразу ревальвацию. Хотя в нынешних условиях ревальвация через две недели может превратиться в девальвацию. То есть минус быстро поменяется на плюс. И мы уже это проходили, есть исторический опыт...

Еще один тезис — кто-то должен положить Президенту четкий доклад о последствиях изменения валютного курса.

— А вы думаете, что у кого-то есть такие выводы?

— Если бы были, то по телевизору это не обсуждали бы. Не в телеэфире такие вещи решают. Если бы в какой-то индустриальной экономике отдельные руководители позволили себе подобное, то к вечеру кого-то уже пригласили бы в соответствующие органы и спросили: «На кого вы работаете?» Как можно сегодня выдавать тактико-экономические тайны государства?

— Вы считаете, что это тайна?

— Абсолютная.

— А почему?

— Сегодня мне уже рассказывают о том, что иностранные инвесторы говорят: «Мы даем 200 млн. долл. Нас устраивает валютная ставочка libor+2, и вы там их размещайте. Потому что наши риски покрываются вашими заявлениями по поводу валютно-курсовой политики. У вас же идет укрепление гривни...»

Аналогичная ситуация во время приобретения государственных ценных бумаг. Сегодня инвестор ожидает получить дополнительный доход за счет усиления валютного курса. То есть уже не 10, а 15 процентов.

— Следовательно, мы увеличиваем заработки всех владельцев иностранной валюты?

— Абсолютно точно.

— Арсений Петрович, а если будет реализована идея укрепления курса гривни до 5,1 на конец года — где здесь позитив, где негатив? Каковы риски для экономики?

— У меня первый вопрос — а почему, собственно, 5,1? Должна же быть какая-то концепция. Если мы говорим о плавающем валютном курсе, то может быть и 4, и 6. На то он и плавающий. Кто знает, как изменится конъюнктура через полгода? Если устанавливают какую-то фиксированную цифру, то это означает, что мы и в дальнейшем сохраняем фиксированный валютный курс и определили до конца текущего года новый коридор. Следовательно, ничего в концептуальном плане не изменилось. Более того, 5,1 на фоне 5,3 — это не называется ревальвацией.

— А что это?

— Ревальвационный сигнал, и не более. Поскольку если мы сейчас на 100 млн. долл. эмитируем 530 млн. грн., то тогда будем эмитировать 510 млн. У меня вопрос: 20 млн. грн. в переходной экономике оказывают важное влияние на инфляцию? Отвечаю: нет. А уже при курсе 4 грн./долл. теоретически можно уменьшить инфляцию. Потому что россияне в позапрошлом и прошлом годах пошли по пути ревальвации. Но при укреплении рубля на 10% инфляция осталась двузначной — 12%. Не действуют в переходной экономике механизмы, присущие индустриальной.

— Риски понятны. А есть ли позитив в том, что сейчас происходит?

— Вы припоминаете, в течение какого продолжительного времени одна очень большая страна давит на такую же большую страну в части отвязки юаня от доллара. И сколько я работал в центральном банке, сколько бывал в Вашингтоне на собраниях Международного валютного фонда, столько раз выступает руководитель Центрального банка Китая и говорит: сейчас-сейчас, мы все отпустим. Это «сейчас» тянется уже года четыре.

Если же говорить о маленькой переходной нестабильной экономике, то абсолютно нормально, когда она привязывается к крупному мировому монстру. Это отражает интересы национальной экономики. До того момента, пока крупная индустриальная экономика не начинает пробуксовывать. Тогда нужно привязываться к другой экономике. Тем более важна такая привязка для Украины, которая на сегодня не является составляющей евроинтеграционной структуры. Украина сегодня втянута в процесс глобализации на правах младшего брата.

— Что должна означать отмена обязательной продажи валюты для экспортеров?

— Абсолютно ничего.

— Почему?

— Главное — не отмена продажи, а поведение центрального банка на интервентном рынке. Если бы центробанк отказался от интервенций, вот тогда бы такая мера оказала влияние. В НБУ есть два механизма: а) вообще не выходить на рынок и не покупать иностранную валюту; б) покупать иностранную валюту, но по цене, условно говоря, пять. А сама обязательная продажа... Это был рудимент. Это был инструмент, введенный еще в 1998 году, и, откровенно говоря, не полностью согласующийся с декретом о системе валютного регулирования и валютного контроля и действующим законом о Национальном банке. Но в случае форс-мажора, который был у нас четыре месяца назад, он давал возможность адекватно отрегулировать на спрос на иностранную валюту. А сегодня экспортеры и без этого будут ее продавать — им гривня нужна.

— По-видимому, проблема в либерализации валютного рынка, а не в изменении одного из инструментов...

— Проблема в стратегии монетарной политики государства. Какие цели мы преследуем? Мы говорим: рынок интервенций, отмена обязательной продажи, изменение валютного курса, повышение резервных требований, повышение учетной ставки, контроль за активными операциями и т.п. Это все инструменты достижения какой-то цели. Какой?

— Очевидно, развития экономики...

— Правильно. Но когда мы говорим «улучшение экономики», никто не знает, что это такое. Вы слышали предметно, что нужно сделать это, то и то? Я считаю, есть две вещи, которые нужно в обязательном порядке вводить. Первая — это стабильность цен через внедрение инфляционного таргетирования. То есть речь идет об установлении целей на конец года. Условно говоря, правительство и центральный банк говорят: к концу текущего года уровень потребительских цен будет не ниже 6%.

Я еще раз подчеркиваю: правительство и центральный банк, а не только центральный банк. Поскольку в переходной экономике невозможно одними только средствами центробанка сдерживать инфляцию. Правительство сегодня должно быть таким же интервентом, как и ЦБ. Только ЦБ является интервентом на гривневом рынке и валютном рынке, а правительство — на рынке продуктов питания, горючего. Правительство является интервентом в смысле вмешательства в тарифную политику всех государственных монополий. И только вдвоем с Нацбанком они в состоянии сегодня обеспечить стабильность цен в государстве.

Вторая сторона. Что такая экономика вообще и когда она живая? Когда есть внутренний спрос (или устойчивый внешний) и внутреннее производство. А разве можно развивать внутреннее производство при: а) ревальвации, то есть удешевлении импортного товара; б) изменениях таможенно-тарифного регулирования в части уменьшения ввозной таможенной пошлины и ставок?

— Это нормально, что у Минэкономики и НБУ различные подходы к проблемам инфляции, денежного наполнения? Как вообще эти органы должны взаимодействовать?

— Во-первых, еще раз хочу подчеркнуть: я против необдуманных решений. Во-вторых, между правительством и центральным банком всегда существует естественный конфликт. Но я хорошо помню, как во время встреч в Вашингтоне голландцы рассказывали мне о своей практике. Там считается абсолютно нормальным, когда министр финансов с председателем центрального банка в пятницу вечером пьют кофе или чай и обсуждают в соответствующем составе все проблемы денежно-кредитной и фискальной политики. При этом никто на чужую территорию не заходит. У каждого своя судьба и свой путь широкий, как писал Т.Шевченко.

Поэтому Минэкономики не может заниматься монетаркой, а Нацбанк — тарифами. Но и тот, и другой должны указывать на проблемные блоки, которые лучше видны им со стороны каждого. Определенная конкуренция должна приводить к эффективным решениям.

— А почему у нас не приводит?

— Это не ко мне.

— Вы верите, что к концу года курс будет 5,1 грн./долл.? К каким последствиям в экономике это приведет?

— К величайшему сожалению, я потерял веру во все земные вещи как таковые. Может быть все что угодно — и 5,1, и 5,3. Центральному банку вообще запрещено давать какие-либо прогнозы. Он может определять лишь правила игры.

— Как недавний первый банкир, вы не будете давать прогнозы?

— Неблагодарное это дело.