Анатолий Гальчинский: «Достигнутая стабилизация мировой экономики не будет продолжительной»

Болевой шок, вызванный мировым кризисом в Украине, наглядно продемонстрировал, насколько призрачными были «надежды» некоторых политиков и экономистов на автономность отечественных процессов от общемировых. Только для немногих незаангажированных наблюдателей остается секретом, что и последним оживлением своей динамики национальная экономика обязана не каким-то успехам антикризисной политики наших властей, а лишь глубине предыдущего обвала и улучшению состояния мировых рынков (причем в основном сырьевых). Поэтому и бравурность отчетов Госкомстата зависит в основном от того, как ляжет карта на глобальной арене.

Разобраться в хитросплетениях нынешнего мирового экономического пасьянса «ЗН» помогал доктор экономических наук, экс-глава Совета НБУ, а нынче — главный научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений Анатолий ГАЛЬЧИНСКИЙ.

— Анатолий Степанович, насколько нам известно, именно кризисные явления в мировой экономической системе были главной темой ваших последних научных исследований, итогом которых стала книга «Криза і цикли світового розвитку». Авторитетные мировые аналитические институты все чаще и увереннее говорят о начале стабилизации мировой экономики. Действительно ли, на ваш взгляд, для этого имеются серьезные предпосылки?

— Мировая статистика чрезвычайно противоречива. Но если говорить об общих тенденциях, то они действительно содержат положительный потенциал. Нужно проанализировать статистические ряды (с начала года), характеризующие динамику мировых цен на энергоносители, спрос на продукцию инвестиционных отраслей экономики (прежде всего металлургической промышленности), индексы фондовых рынков, чтобы убедиться: пик глобального кризиса на самом деле остается позади. Из кризиса начала выходить и автомобильная отрасль, понесшая, как известно, наряду с жилищным строительством, едва ли не самые большие потери. Очень значимы и сообщения отдельных стран о росте объемов грузовых перевозок. Аналитики не всегда обращают внимание на этот, по сути, обобщающий параметр экономической динамики.

Конечно, понадобится немало времени, чтобы окончательно преодолеть последствия кризиса. Но проблема, которой я как ученый сейчас занимаюсь, лежит в несколько иной плоскости. Насколько прочной может оказаться послекризисная стабилизация мировой экономики? На этот вопрос нет однозначного ответа. Но отдельные процессы не могут не настораживать.

— О чем идет речь?

— Широкой общественности известно об огромных затратах мирового сообщества на преодоление кризиса. По последним оценкам, на это уже израсходовано более 10 трлн. долл. Это — почти пятая часть мирового ВВП. К тому же в этой цифре не учитываются так называемые опосредованные затраты. Насколько адекватными были эти финансовые инъекции? Какой будет их долгосрочная действенность? Насколько системны институциональные меры антикризисной политики, активно осуществляемые в последнее время, затрагивают ли они глубинные экономические основы, или же речь идет лишь о мерах оперативного характера?

Когда я начинаю анализировать именно в таком контексте сегодняшние реалии мировой экономики, мой оптимизм полностью угасает. Оказывается, что глубинные основы кризиса (а это не только противоречия ипотечного рынка; ипотека — лишь внешний фактор кризиса) во многих своих аспектах остаются вне поля зрения. Понимаю, еще рано делать окончательные выводы, но фундаментальные проблемы реформирования мировой экономики, в частности и те, о которых шла речь на последних саммитах «большой двадцатки» (об этом мы говорили в одном из предыдущих интервью «ЗН»), еще не привлекли должного внимания. Вывод отнюдь не утешителен: к сожалению, по моим оценкам, достигнутая стабилизация мировой экономики не будет продолжительной.

Мы должны учитывать и противоречивость антикризисных мер. В частности, неоправданное (на мой взгляд) огосударствление во многих странах мира банковских систем, огромный рост бюджетных дефицитов, разбалансированность эмиссионных механизмов, угрозу реанимационных инфляционных процессов и т.д. Серьезным аналитикам абсолютно понятен сугубо оперативный подтекст соответствующих шагов, которые (что меня больше всего беспокоит) отражают опасную тенденцию нового раунда политизации экономики и в долгосрочном контексте могут сыграть лишь деструктивную роль.

Хочу привлечь внимание еще к одному аспекту. По своим признакам нынешний кризис относится к классу структурных, связанных с системными преобразованиями существующих институциональных механизмов мировой экономики. Как свидетельствует мировая история, подобные кризисы обычно многоступенчаты в своем развитии. Так, мировой структурный кризис 1873 года
продолжался до 1879-го, а затем через три года, в 1882-м, фактически возобновился. В связи с этим кризис 1873—1882 годов называют «длительной депрессией».

Аналогичным образом разворачивались события и в период Великой депрессии 1929—1932 годов, в результате которой институциональные механизмы монополистической экономики трансформировались в государственно-регулируемый монополистический рынок. Привлекает внимание непродолжительный стабилизационный период: в середине 1937 года развернулся новый кризис, имевший те же признаки. Могу привести такую статистику: если взять индекс мирового промышленного производства в 1929 году за 100, то в 1932-м он упал до 63,8. В 1936-м — поднялся до 103,5 (все этому аплодировали), но уже в 1938 году снова упал до 92,7.

Когда мы акцентируем внимание на структурной специфике нынешнего кризиса, то обязаны учитывать похожие процессы. В частности то, что для принципиального обновления существующих функциональных механизмов мировой экономики, утверждения нового ряда устойчивых экономических форм понадобится достаточно много времени. Хотел бы ошибиться в своих выводах, но с учетом приведенных размышлений я придерживаюсь мнения, что нынешний кризис, вероятно, тоже будет ступенчатым, а стабилизационные процессы — относительно непродолжительными.

Я столь подробно остановился на аргументах, потому что считаю их крайне значимыми и для украинской экономики. Доподлинно неизвестно, каким образом на самом деле будут разворачиваться экономические процессы в будущем. Но мы обязаны в своих планах учесть и вероятность указанного сценария.

— Как в этом контексте вы оцениваете антикризисную политику украинской власти?

— Не думаю, что у нас есть основания говорить об антикризисной политике как о чем-то целостном. Осуществляются отдельные антикризисные меры, которые, как видно невооруженным глазом, абсолютно не сбалансированы, во многих аспектах противоречат друг другу.

Что мы имеем в нынешнем году? Падение промышленности в первом полугодии на 30,4%, инвестиций — на 43,3, ВВП — на 20,3% (Россия — на 13,4%, Казахстан — 4,1, у Беларуси плюс 0,3%). Скажу сразу: это — уровень падения экономики в наиболее драматичном для нас 1994 году. Тогда падение ВВП составило 23%, промышленности — 28. Но причины тогдашней ситуации хорошо известны. Это — отсутствие национальной валюты, самая высокая по мировым меркам гиперинфляция, полная разбалансированность системы государственных финансов (с бюджетным дефицитом около 20% ВВП), огромный долг за энергоносители перед Россией, практически нулевые валютные резервы и внешнее кредитование украинской экономики, многие другие факторы.

Все это давно осталось в прошлом, и всем нам казалось, что драматические события 1994 года — лишь страница истории. Почему же сегодня все возвращается вновь? Почему у нас едва ли не наибольший в мире экономический кризис? Не разобравшись в этом, бесполезно говорить об антикризисной политике. Но и без этого понятно: львиная доля падения нашей экономики связана с неадекватностью экономической политики.

Поэтому, отвечая на ваш вопрос, хочу высказать только некоторые предостережения, корреспондирующиеся с процессами в мировой экономике.

Прежде всего, считаю, что всем нам надо осторожно относиться к тенденции огосударствления экономики, усиления государственно-регулирующей функции, наметившейся сейчас на Западе. У нас принципиально иная ситуация. При существующей на Западе фундаментальности рынка ограничение или даже демонтаж каких-то его отдельных частей может оказаться — как временная, сугубо оперативная мера — и оправданным. У нас же не чрезмерность, а недостаточность рынка. Особая уязвимость украинской экономики объясняется в значительной мере незавершенностью рыночных реформ.

Я не хотел бы всех собак вешать на нынешнее правительство. Рыночные реформы фактически остановились с начала 2000 года. Ни одно из правительств периода 2000—2004 годов не было правительством экономических реформ. Экономический подъем в то время происходил на другой основе. Период после 2004-го оказался еще более драматичным: существует множество примеров, подтверждающих фактический демонтаж рыночных отношений. В этой ситуации мы никоим образом не имеем права дублировать меры по огосударствлению. В условиях, когда в стране еще не создан надежный фундамент рынка и экономика страдает от его нехватки, любое сужение рыночных механизмов, по моему глубокому убеждению, чрезвычайно опасно. Это стопроцентная дуристика. Этого нельзя допускать ни в коем случае.

Хотел бы, чтобы и ваша авторитетная газета занимала достаточно четкую и прогнозируемую позицию в этом вопросе. Мы должны уберечь власть от принципиальных ошибок. Я, например, не понимаю, что будет делать власть с национализированными банками, контрольными пакетами акций других субъектов хозяйствования, что нам дает администрирование цен. Неужели никто не понимает, что это — лишь новый цикл коррупции, бюрократизации и чиновничьего беспредела?

Локомотивом выхода из кризиса может быть не государственный сектор, так и не сумевший в нашей экономике доказать свою дееспособность, а раскрепощенные на деле частные предприятия. В условиях кризиса власть должна заниматься другим. Ее самым весомым вкладом в преодоление кризиса должно стать обеспечение реальной макроэкономической стабилизации. Так действовали мы в предыдущие годы — в период более жестокого экономического кризиса, и именно такая политика, как все это хорошо знают, оказалась тогда довольно результативной.

— Вы коснулись действительно самой болезненной проблемы — имею в виду макроэкономическую стабилизацию. Что необходимо, чтобы такая стабилизация стала реальностью? Как вы оцениваете действия в этом вопросе НБУ, правительства, Минфина? Что бы вы могли порекомендовать, исходя из собственного опыта, ведь хорошо известна ваша непосредственная причастность и как советника президента Украины по вопросам макроэкономики, и как главы совета НБУ к практическому разрешению аналогичных проблем?

— Начну, наверное, не с главного, но весьма значимого. Вы упомянули Министерство финансов, его роль в обеспечении стабилизационных процессов. Она действительно должна быть ведущей. Но я поставлю вопрос иначе: а есть ли у нас на самом деле Министерство финансов? Меня интересует не вывеска, а реальные действия. У нас есть министерство государственных финансов. Это так. Но финансовая система имеет несколько уровней, базовыми из которых являются финансы субъектов хозяйствования и домашних хозяйств.

Кто занимается этим определяющим для национальной экономики, в частности и для макроэкономической стабилизации, финансовым сегментом? Если бы в Украине существовало Министерство финансов, а не министерство только бюджета, у нас в условиях кризиса не повышался бы уровень государственного потребления, который уже давно зашкаливает. У нас было бы понимание и того, что обслуживание постоянно растущего бюджетного дефицита ограничивает финансовый потенциал стабилизации субъектов хозяйствования. Мы, наверное, уже давно внедрили бы активные фискальные инструменты энергосбережения, инновационной и структурной политики и т.п. Это — азбучные истины экономической политики, пренебрежение которыми просто необъяснимо.

Почему я затрагиваю этот вопрос? Мы всегда вполне корректно подчеркиваем принципиальную важность макроэкономического равновесия. Вместе с тем мы должны понимать и то, что, по большому счету, экономика обогащается не на макро-, а на микроуровне. Микро- и макроэкономика далеко не во всем корреспондируются, это — партнеры-антагонисты. Креативный потенциал экономики, ее энергетика формируются на микроуровне. Макроэкономика — это система распределения. Ее функция — обеспечение всеми существующими инструментами, в том числе и средствами фискальной политики, необходимыми для укрепления прежде всего финансового здоровья субъектов хозяйствования. В этом смысле абсолютизация средств макроэкономического влияния, их чрезмерность только вредит реальной экономике. Хотелось бы, чтобы у нас с пониманием относились к этим проблемам.

— Хочу все-таки возвратиться к политике Национального банка. Знаю, что вы всегда с большой симпатией относились к этому институту. Но сегодня едва ли не большинство упреков звучит в адрес НБУ. Как вы оцениваете эту ситуацию?

— Все мы должны чрезвычайно внимательно, я бы сказал — даже педантично относиться к авторитетности Национального банка. От этого сугубо психологического фактора очень многое зависит в системе денежно-валютных отношений. Мне жаль, что далеко не все (в том числе и должностные лица) это понимают.

На мой взгляд, анализ денежно-кредитной политики НБУ в этом году — это тема отдельного разговора. Знаю, что МВФ при всей своей придирчивости оценивает ее положительно.

Специального внимания требует проблема размещения государственных облигаций. По статистике, имеющейся в моем распоряжении, за восемь месяцев текущего года Минфин разместил на финансовом рынке ОВГЗ на сумму 43,02 млрд. грн. По состоянию на 31.08.09 сумма ОВГЗ, находящихся в собственности НБУ, достигла 34,6 млрд. грн. У меня нет достоверной информации, но не могу даже предположить, что НБУ прямо или косвенно осуществляет финансовые операции на первичном рынке государственных облигаций, как об этом сейчас много говорят. Это — прямое финансирование бюджетного дефицита, что никоим образом не вписывается в каноны рыночной экономики и к тому же запрещено законом. Соответствующая законодательная норма была принята еще в 1995 году, когда финансовая ситуация в бюджетной сфере была на порядок более сложной, чем сейчас.

За восемь месяцев на цели рефинансирования коммерческих банков израсходовано 58,9 млрд. грн. Рефинансирование коммерческих банков — это для нас должно быть определяющим каналом эмиссионной деятельности НБУ. Это по всем канонам — основной ресурс поддержания ликвидности коммерческих банков. Существует довольно широкое поле для усовершенствования этого механизма. Это касается и учетной ставки. В условиях кризиса она должна быть максимально низкой. На рефинансировании не нужно зарабатывать деньги, чтобы потом ими покрывать дефицит бюджета. Убежден, что эти истины хорошо известны в НБУ. Ими надо руководствоваться в практической деятельности.

Самыми сложными являются проблемы, связанные с валютной девальвацией гривни. Формально у НБУ достаточно валютных резервов (на 01.09.09 — 28,9 млрд. долл.), чтобы более активно влиять на валютный курс. Но для эффективности валютных интервенций (кроме сбалансированности платежного баланса) необходимы, по крайней мере, две предпосылки: первая — взвешенная финансовая политика правительства; вторая — политическая стабильность в государстве, ощущение населением страны оптимистической перспективы. У нас нет ни первого, ни второго.

По моему мнению, в этой ситуации НБУ ведет себя на валютном рынке довольно корректно. Резервы можно «сжечь» за несколько месяцев. Кто назовет подобную политику разумной? Валютный курс — это зеркало всей экономики, и нынешняя его динамика подтверждает эту зависимость. Но, несмотря на это, ситуация, при которой валютный курс «уверенно шагает» к отметке «10», мне кажется катастрофической.

— Однако существует противоположная точка зрения, согласно которой низкий курс — это фактор роста конкурентоспособности украинской экономики.

— Это чересчур однобокая позиция. Я всегда был и остаюсь активным сторонником прочной национальной валюты. В Украине высокая доля критического импорта (прежде всего импорта энергоносителей), нам необходимы значительные валютные ресурсы для обслуживания внешних долгов. Наша экономика — это часть мировой экономики, где уровень капитализации отдельных субъектов хозяйствования, как и экономики в целом, оценивается в долларовом эквиваленте. Наши ведущие компании, в том числе и экспортеры, стремятся котироваться на мировых фондовых рынках. Снижение курса гривни в два раза — это соответствующее снижение их капитальной оценки.

Это касается и доходов граждан: если средняя зарплата в 2 тыс. грн. при валютном курсе «5» эквивалента 400 долл., то при курсовой отметке «10» — это уже 200 долл. Путевка в Анталию для учителя, получающего зарплату в гривне, сейчас обходится в два раза дороже, чем два года назад.

Есть тут и другой не менее важный фактор. Нам надо обязательно преодолеть структурное искажение украинской экономики — ее слишком высокую экспортную зависимость. Глубина кризиса в Украине в значительной степени объясняется этим фактором. Но при низком валютном курсе эффективная структурная политика невозможна. Что доказано и предыдущей практикой.

В этой ситуации стабилизация валютного курса становится, в сущности, ключевой проблемой антикризисной политики. Сейчас — это основной тест на дееспособность не только НБУ, не только властей, но и всего государства.