Заложники игры на повышение ставок

Отказ Трампа от встречи с лидером КНДР - уже второе за короткий период решение американского президента, напрямую касающееся режима нераспространения ядерного оружия. Не так давно он вывел свою страну из соглашения с Ираном. В последние годы именно Северная Корея и Иран, несмотря на различия в истории работы по созданию этими странами ядерного оружия, были главными возмутителями спокойствия в этой важнейшей области международной политики. А США всегда стремились обеспечить нераспространение ядерного оружия - это один из краеугольных камней их внешней политики. Нет оснований полагать, что Вашингтон вдруг пересмотрел взгляды в данном стратегическом вопросе - очевидно, что в американской политике и сегодня существует широчайшее согласие: никаких новых ядерных держав в мире быть не должно.

Следовательно, отказ от саммита с северокорейским лидером Ким Чен Ыном, как и в случае с решением по Ирану, - решение тактическое. Трамп преследует достаточно локальные, сиюминутные цели. Причем мотивы его решений связаны не с международной политикой, а с внутренней, с многочисленными врагами нынешней администрации и низкими рейтингами самого президента. Трампу во внешней политике нужны победы - или хотя бы видимость таковых. В этом смысле попытка добиться сдвигов в решении проблемы ядерного оружия Пхеньяна с самого начала была для Трампа проигрышной. Северная Корея всегда была - и остается - крайне тяжелым, ненадежным и неконтролируемым партнером для диалога.

С начала девяностых, с первых обвинений в разработке ядерного оружия, выдвинуиых Вашингтоном в адрес Пхеньяна, с первого соглашения, которое Билл Клинтон подписал с дедом нынешнего северокорейского лидера, было очевидно: США могут добиваться от КНДР лишь малых сдвигов позиции, небольших, и то по большей части декоративных, уступок. Любые договоренности с Пхеньяном - процесс долгий, рассчитанный на многие годы. На многие годы последовательной политики самого Вашингтона. Собственно, такой подход требует как минимум "мирного сосуществования" президента и Конгресса - ведь громких побед на этом пути не будет, а вот пусть мелкими, но неудачами он изобилует.

Билл Клинтон первым "обжегся" в отношениях с Северной Кореей - к выполнению подписанного в 1994 г. соглашения Пхеньян подходил избирательно, что давало критикам президента возможность обвинять его в политической близорукости и неспособности принудить КНДР к выполнению взятых на себя обязательств. С тех пор американские президенты предпочитали действовать в корейской проблеме способами, максимально безопасными с точки зрения внутриполитической борьбы. И Джордж Буш-младший, и Барак Обама отдавали предпочтение жестким заявлениям в адрес КНДР (которые, впрочем, не предполагали серьезных действий со стороны США) и усилению международных санкций против северокорейского режима.

Такая тактика не давала видимых результатов, на ее фоне ядерная программа Пхеньяна вышла на финишную прямую, и КНДР де-факто превратилась в ядерную державу. Но для предшественников Трампа эти события не имели катастрофических политических последствий. Их, конечно, обвиняли в неспособности предотвратить такое опасное развитие событий, но ни один из них не делал проблему ядерного оружия на Корейском полуострове центральной в своей внешней политике. Потому и эффект от критики со стороны оппонентов был незначительным.

Трамп занял в отношении Северной Кореи принципиально иную позицию. Во многом он строил свою предвыборную кампанию на атаках на администрацию Обамы, подвергая критике в том числе и внешнюю политику предшественника. Обещания добиться успеха в тех международных вопросах, в которых Обама не преуспел, проявил слабость, само по себе обеспечили корейской проблеме место в узком кругу внешнеполитических задач Трампа-президента. А когда в прошлом году, вскоре после удачных, с точки зрения собственного рейтинга, ракетных ударов по сирийской авиабазе в Шайрате Трамп решил сыграть против Пхеньяна карту силового давления, проблема и вовсе стала одной из центральных во внешней политике новой администрации - и для самого Трампа: ведь теперь ему следовало доказать свою способность добиться успеха там, где предшественники потерпели неудачу.

Вообще-то политика Трампа в корейской проблеме в целом успешна: ему удалось добиться беспрецедентного усиления санкций в отношении Пхеньяна, и эти санкции свели поступления в северокорейский бюджет средств от внешнеэкономической деятельности и доступ режима к важному стратегическому сырью до минимума. Это очень хороший задел для долгосрочного давления на Пхеньян, которое неизбежно "размягчает" режим и подталкивает к уступкам. Но Трамп стал заложником собственной манеры вести внешнюю политику - наскоком, стремясь к немедленным результатам, делая основной упор на громкий результат (вроде разрыва очередного "неравноправного" для США международного соглашения). В этой манере нет места для долгой, кропотливой, по большей части "не героической" работы.

В системе координат самого Трампа его позиция по корейской проблеме постоянна ослабевала. Он начал с угрозы применения силы для немедленного решения проблемы ядерной программы Пхеньяна, потом отступил к "всевозрастающему давлению", чтобы заставить Пхеньян отказаться от ядерного оружия в обозримой перспективе, и, наконец, пришел к диалогу, который обеспечит лишь долгий переговорный процесс с неясными перспективами. Компромисс, который мог бы быть достигнут в Сингапуре, был очевиден заранее. То, что избавляться от ядерного оружия Ким не собирается, стало ясно еще во время апрельского саммита лидеров двух корейских государств: в итоговых документах встречи об этом нет ни слова. Для Трампа такой исход будущего саммита никак не мог стать победой. По логике Трампа, он должен был дать многое, не получив от Кима взамен ничего существенного. Последней каплей стала ситуация с северокорейским ядерным полигоном: сперва слухи о выходе его из строя из-за оползней, после - разрушение трех шахт Северной Кореей в присутствии иностранных журналистов. Получалось, КНДР и не хочет (или не может) продолжать испытания, значит, со стороны Пхеньяна в Сингапуре не будет никаких уступок. С этого момента логика поведения Трампа не оставляла никакого шанса для саммита.

Может показаться, что в отмене саммита нет ничего слишком опасного. Ведь в отличие от выхода США из иранского соглашения, сохранен статус-кво, и стороны остались при своих. Вот только статус-кво и эти самые стороны - несовместимые категории. Пхеньян, этот вечный ревизионист Юго-Восточной Азии, рутинно использует разного рода провокации (вроде ракетных пучков через голову соседей) как инструмент дипломатии. Да и нынешняя американская администрация отметилась более всего шагами, которые, скорее, разрушают международный порядок, чем обеспечивают его. К тому же ни одна из сторон не добилась своих целей. Трамп не стал победителем Северной Кореи (пусть и на дипломатическом фронте), а Ким остался в достаточно жесткой международной изоляции. И потому новый раунд эскалации неизбежен.

Или же - новый раунд диалога, пусть и столь специфического, как многое в дипломатии "эпохи Трампа". Слова американского президента о том, что его встреча с Ким Чен Ыном - все еще на повестке дня, вполне соответствуют действительности. Ведь та самая неудовлетворенность сторон нынешней ситуацией, угрожающая обострением, говорит и о другом: саммит необходим и США, и КНДР.

Для США важно превратить ситуацию с ядерной угрозой со стороны КНДР в контролируемую. Пхеньян не должен проводить новые ядерные испытания, а равно и испытания баллистических ракет. А также должен продемонстрировать покладистость и в политическом процессе: вновь сесть за стол переговоров и проявить готовность хотя бы обсуждать вопрос об отказе от ядерного оружия (если уж добиться большего от Пхеньяна невозможно в обозримом будущем). Только в этом случае США смогут подтвердить, что способны контролировать ситуацию в регионе, подтвердить существенность своего лидерства для союзников в Юго-Восточной Азии - Южной Кореи, Японии, Австралии и других стран. Саммит сможет также подтвердить, что и сам Трамп хоть как-то контролирует ситуацию: ведь встреча с Кимом формально соответствует сценарию американского президента (пусть в этом сценарии и чересчур много помарок и поправок).

Для Ким Чен Ына саммит также необходим. Повышение ставок в крупной международной игре - это давно уже главный инструмент северокорейской политики. Но именно инструмент, а не цель. Пхеньяну нужно, чтобы его боялись не просто так, а для того, чтобы убедить потенциальных партнеров по переговорам: от КНДР лучше откупиться, чтобы не иметь с ней больших проблем. Пхеньян с готовностью обменяет спокойствие международного сообщества, отказ от новых испытаний (временный, как обычно) на безопасность режима, снятие санкций, гуманитарную помощь. Все уже состоявшиеся провокации режиму необходимо конвертировать в материальные выгоды, иначе они теряют смысл. С обещанным Трампом саммитом Пхеньян как раз и связывал надежды на скорое проведение такого обмена - и потому за эту встречу будет держаться до последнего, пока будет сохраняться хоть малая вероятность ее проведения.

Такая заинтересованность и США, и КНДР во встрече в верхах очень важна. Ведь в отличие от ситуации с возможным развалом иранского соглашения, в ситуации с корейской проблемой нет никакой третьей стороны, которая могла бы спасти ситуацию. В иранской сделке Европейский Союз может стать такой стороной, выступив посредником между Вашингтоном и Тегераном, да и попросту гарантировав выполнение условий соглашения со своей стороны. На Корейском полуострове такой третьей стороны нет. Безопасность северокорейского режима не может действенно гарантировать никто, кроме США: совокупность военных, экономических, политических гарантий со стороны Вашингтона не может быть компенсирована ни Китаем, ни Россией (по меньшей мере сомнительной выглядит их готовность воевать с американцами в случае ударов по КНДР, даже несмотря на некоторые формальные гарантии Пхеньяну со стороны Пекина). Контролировать ядерное оружие КНДР можно лишь посредством диалога с северокорейской верхушкой: никто извне, даже Китай, не имеет достаточного влияния на Пхеньян в этом вопросе.

В том, чтобы в Вашингтоне и в Пхеньяне поскорее осознали безальтернативность диалога и провели, наконец, саммит, заинтересованы все. Осталось лишь выяснить: смогут ли два беспокойных члена международного сообщества пройти этот тест на серьезность своей политики.