ВРЕМЯ ЧЕРНОМЫРДИНА

После буденновских событий неожиданно обнаружилось, что в политической элите России есть лидер, попросту говоря, напоминающий нормального человека. Способный переживать, волноваться, орать по телефону, не слишком выбирающий выражения в беседах с журналистами... Как ни странно, этим лидером оказался премьер-министр — политик, казалось, изначально обреченный на некую бесцветность, символизировавший победу директората над радикальными реформаторами — и только. Вначале — временную победу, затем — окончательную, но от этого образ не слишком меняется? Я хорошо помню первую пресс-конференцию Виктора Степановича в должности премьера. Мы еще не успели забыть обиженной мины Егора Гайдара, которого президент, игравший тогда в странные поддавки со съездом народных депутатов, не предложил на должность главы правительства, хотя буквально за десять минут до того обещал отстаивать Гайдара до последнего и вновь назначить его исполняющим обязанности главы правительства, если депутаты не согласятся с предложенной кандидатурой. Фамилии Черномырдина вслух не произносил никто: у всех на устах была другая фамилия — собравший большинство голосов Юрий Скоков (тогда — секретарь Совета безопасности, активно разыгрывавший партию в региональные шахматы, бывший на ты почти со всеми новыми президентами из Казани, Уфы или Якутска...). Но Ельцин не предложил бесспорного депутатского фаворита Скокова и не оставил главного реформатора Гайдара... Могли ли мы предположить, что утвержденный Черномырдин окажется чем-то большим, чем временная, переходная фигура? На первой пресс-конференции он был чудовищно косноязычен, говорил штампами — хозяйственник, случайно попавший на политическую должность — вот расправятся с консерваторами и вновь назначат какого-нибудь Гайдара... Чудаки, мы проглядели самое главное: именно вследствие гайдаровских реформ экономика России стала определяться двумя главными слагаемыми: нефтью и газом. И кому было стать главой российского правительства, если не «газовому королю»?

«Зря денег не дают»

Читать биографию Виктора Черномырдина потрясающе скучно: такими вот краткими биографическими данными может похвастать почти любой из руководителей советской эпохи... «После окончания средней школы работал слесарем на нефтеперерабатывающем... служил в рядах Советской... машинист, оператор, начальник технической... учился в Куйбышевском политехническом... инструктор городского... директор Оренбургского газоперерабатывающего завода (1973, обратим внимание на эту дату: вот оно, начинается!)... инструктор отдела ЦК...». Нормальная биография! Однако уже в 1982-м начинается подлинная карьера Виктора Черномырдина: он назначается заместителем министра нефтяной и газовой промышленности и через год одновременно направлен возглавлять Главтюменьгазпром. Министром нефтяной и газовой промышленности Черномырдина назначил Михаил Горбачев по предложению Николая Рыжкова. Кстати, именно на той должности у Черномырдина произошло первое столкновение с Егором Гайдаром. Министр был сторонником активно обсуждавшегося тогда проекта одновременного начала 5 крупных строек в Западной Сибири. Егор Гайдар, тогда еще никто (ну, заведующий экономическим отделом «Правды», подумаешь!) высказался против того проекта, шестерка союзных министров во главе с Черномырдиным на страницах главного партийного журнала «Коммунист» обвинила Гайдара в том, что он «в поспешном и недостаточно взвешенном экономическом обозрении ставит под сомнение необходимость комплексного развития производительных сил Западной Сибири» (какой слог, а?). В ответ Гайдар написал для все того же «Коммуниста» новую статью под красноречивым названием «Зря денег не дают». Новые времена: ЦК КПСС не поддержал члена ЦК Черномырдина, он поддержал Гайдара. Однако вряд ли будущий премьер обратил на то поражение особое внимание: он был занят совершенно другим делом...

«Наш дом — Газпром»

Когда было сообщено, что созданный под руководством Виктора Черномырдина предвыборный блок будет гордо именоваться «Наш дом — Россия», острословы мгновенно перекрестили его в «Наш дом — Газпром», намекая не только, очевидно, на истоки возможного финансирования предвыборной кампании блока, но и на его генетическую связь с предприятием, создателем которого и был Виктор Черномырдин. «Газпром» появился на базе того самого, союзного министерства нефтяной и газовой. 15 августа 1989-го на учредительном собрании концерна Виктора Степановича избирают председателем правления «Газпрома». Заметим эту дату. До начала реформ еще два с лишним года, а один из могущественнейших союзных министров перебирается в кресло, которое не поколебать никому из власть предержащих! Черномырдин остался «богом» «Газпрома» и после того, как вернулся в правительство — и, вероятно, не только потому, что лоббировал интересы отрасли, но и потому, что стал одним из влиятельнейших акционеров «Газпрома». Собственно, у «Газпрома» немало акционеров и без Черномырдина, и есть среди них люди обыкновенные, не имеющие к энергоресурсам или к власти буквально никакого отношения, однако схема акционирования была блестяще продуманной: купив акции, вы можете продать их лишь... самому «Газпрому» и только в случае отказа акционерного объединения приобрести ваш пакет можете выходить с ним на биржу. Надеюсь, разница между вами и Черномырдиным понятна? Потому и сохраняется за Черномырдиным-старшим роскошный кабинет в газпромовском офисе, а Черномырдин-младший возглавляет богатейший немецкий филиал фирмы. Потому и приходится Виктору Степановичу даже в делах межгосударственных считаться с газпромовскими несиюминутными интересами и потому такой ужас читался в его глазах, когда хороший приятель из Киева, Леонид Кучма, пытался совместно с ним изыскать вариант, как не заплатить за газ... Вас никогда не грабили в вашем присутствии, оптимистично обсуждая с вами, где деньги лежат? Если грабили — тогда вы наверняка поймете самочувствие Виктора Черномырдина на российско-украинских переговорах последних лет...

И все же сидение в «Газпроме» пусть было и прибыльным, и престижным, а все же не давало «сырьевым королям» ощущения абсолютной безопасности. Министр топлива и энергетики в кабинете Гайдара Виктор Лопухин явно был для них чужим человеком, выскочкой, не понимающим дела и мешающим им быть самими собой. Уже через несколько месяцев после начала гайдаровских реформ «сырьевикам» — быстрее, чем всем остальным хозяйственникам — стало ясно, что если не поставить на все более бурной реформенной реке прочные шлюзы, она может потопить не только поднадоевший даже номенклатуре — а уж тем более номенклатуре директорской — социализм, но и нарождающийся государственный капитализм. А это уж никак не устраивало таких, как Черномырдин, потому что становилось очевидным, что в таком случае власть надолго уйдет к таким как Гайдар и Лопухин. Такое будущее директоров устраивало слабо. Они перешли в наступление.

«Я за рынок, а не за базар»

30 мая 1992 года указами президента Бориса Ельцина заместителем председателя правительства России был назначен Виктор Черномырдин, а от обязанностей министра топлива и энергетики Российской Федерации был освобожден Виктор Лопухин. Эта рокировка явилась первым серьезным поражением Егора Гайдара: был окончен тотальный контроль над экономической политикой со стороны молодых реформаторов, а правительственные посты все чаще становились разменной монетой в борьбе самых разнообразных политических сил и экономических групп. Команда Гайдара стала крошиться. Но Черномырдин стал вице-премьером в объективных обстоятельствах: как раз после объявления о предстоящей забастовке рабочих производственного объединения «Нижневартовскгазпром». Одним из первых распоряжений нового вице-премьера было подписание документов, закрепляющих монополию «Газпрома» на добычу газа. Но вместе с тем Черномырдин никогда не соглашался с обвиняющими его в ретроградстве. «Я не оборонщик, а производственник, — говорил он тогда. — Мы, производственники, прекрасно понимаем всю ответственность, которая возложена на это правительство. Не выдержит оно — не выдержим и мы». И тем не менее от имиджа консервативного министра, человека из другой команды, Черномырдину избавиться не удалось. Его назначение главой правительства было однозначно воспринято как уступка реваншистским силам: не учитывалось, что Ельцин сделал этот ход уже в условиях изменившейся экономики. И тем не менее после Гайдара ситуация в России была несколько иной, чем в других бывших союзных республиках. Решив по этому поводу процитировать самого себя, я порылся на антресолях и отыскал старый комментарий под заголовком «Черномырдин — российский Кучма? Но Кучма — не украинский Черномырдин», опубликованный в московской «Независимой газете» как раз в декабре 1992 года, сразу же после назначения Виктора Степановича премьером (и не так много времени прошло с момента назначения украинским премьером Леонида Даниловича). Однако от цитирования пришлось отказаться. Я пытался понять политическую ситуацию вне экономического контекста и потому мне казалось, что Черномырдин вынужден будет отказаться от услуг министров-реформаторов из гайдаровской команды, а Кучме гораздо легче будет окружить себя реформаторами... Действительность оказалась иной. Сказав доверчивым депутатам «Я за рынок, а не за базар», Черномырдин и не подумал всерьез реформировать кабинет или ревизовать экономическую политику правительства. И даже когда он с течением времени стал все же избавляться от министров-реформаторов, это уже воспринималось, как расставание с экономистами, решившими уйти в активную политику. Что действительно отличало Черномырдина от Гайдара — так это искреннее желание содействовать топливно-энергетическому комплексу. По предложению премьера, льготный целевой кредит ТЭКу был увеличен на 200 миллиардов рублей. Это решение было одобрено депутатами еще до того, как началось разочарование в Черномырдине.

Впрочем, сближение Ельцина и Черномырдина отнюдь не было скорым. Премьер проявлял абсолютную осторожность. В первые месяцы после назначения он боролся за расширение собственных полномочий, предложив депутатам ввести в состав кабинета председателей Центрального банка и Пенсионного фонда. Это произошло в феврале 1993-го, однако, когда в марте 1993-го Борис Ельцин выступил с предложением о введении особого порядка управления страной (прочитав по ТВ указ, так никогда и не опубликованный в предложенной редакции), Черномырдин, хотя и осторожно, но поддержал президента. А ведь «мартовская репетиция» стоила кресел многим куда более близким соратникам Ельцина, чем Черномырдин — секретарю Совета безопасности Юрию Скокову, министру безопасности Виктору Баранникову, в конечном счете — впервые открыто выступившим против Ельцина вице-президенту Александру Руцкому и председателю Конституционного суда Валерию Зорькину. Черномырдин между тем оказался, попросту говоря, человеком порядочным, не желающим играть против выдвинувшего его на высокий пост Ельцина (вспомним как цеплялся за кресло обязанный Ельцину вообще своим появлением в «большой» политике Руцкой!). Позже Ельцин напишет в «Записках президента»: «Человеческие качества Виктора Степановича проявились так, как я и ожидал: он оказался по-настоящему надежен. Он не подвел ни в одной критической острой ситуации. Мне импонируют это немногословие и сдержанность. Мужской характер».

«Мы хотели как лучше, а получилось, как всегда»

Именно так Черномырдин охарактеризовал результаты знаменитой отмены советских денежных купюр на территории России. К моменту отмены Черномырдин был уже действующим, но все еще бесцветным политиком: он председательствовал на конституционном совещании, согласился с возвращением в кабинет в качестве первого вице-премьера Егора Гайдара, однако продолжал рассматриваться как переходная фигура. «Настоящий» Черномырдин стал проявляться в октябрьские дни 1993-го: тогда именно премьер заехал в министерство обороны и заставил действовать колебавшегося Павла Грачева. Тогда же Черномырдин стал фактическим вице-президентом страны, указом Ельцина был смещен «и.о. президента Руцкой» и установлено, что в случае смерти президента и невозможности исполнения им своих полномочий функции главы государства переходят к премьеру. Этот же принцип будет позднее закреплен в новой Конституции России. И тем не менее даже после октябрьских событий поговаривали, что победа на парламентских выборах «Выбора России» приведет к уходу Черномырдина и назначению главой правительства лидера правящей партии — Гайдара. Сам Черномырдин (как позднее выяснилось, весьма благоразумно) в предвыборной борьбе не участвовал, единственной партией, ориентировавшейся на премьера, оказалась спешно созданная Сергеем Шахраем Партия российского единства и согласия... Однако фиаско партии Гайдара на парламентских выборах поставило точку в затянувшемся соперничестве. Гайдар, а затем и министр финансов Борис Федоров оставили кабинет и сосредоточились на работе в парламенте. Еще через несколько месяцев ушел из правительства министр экономики Александр Шохин, так что на сегодняшний день из министров «гайдаровского» призыва в правительстве Черномырдина остался один лишь первый вице-премьер Анатолий Чубайс, оказавшийся наиболее гибким и осторожным из министров-реформаторов. И тем не менее правительство вовсе не стало консервативным, а уж тем более реваншистским: к реваншу не располагает ни экономика, ни интересы отрасли, о которой помнит премьер, ни интересы топливно-энергетического комплекса...

Сосковец встречает королеву

Черномырдин становится все популярнее и о нем начинают говорить как о возможном преемнике Бориса Ельцина, тем более, что в публикуемых рейтингах популярности и влияния политиков премьер то и дело опережает президента. Возможно, эти разговоры не очень взволновали Ельцина, убежденного, что Черномырдин не пойдет на президентство помимо его воли, но зато серьезно обеспокоенным оказалось президентское окружение, вернее, та его часть, которая может быть уверена: в случае смены правителя места в Кремле для нее уже не останется. Руководителю президентской охраны Александру Коржакову помог «черный вторник», ставший как бы знаком опалы для премьера: его заставляют продолжить отпуск, а прибывшую в Москву английскую королеву Елизавету II, вопреки заранее согласованному протоколу, встречает на аэродроме не премьер, а его первый заместитель Олег Сосковец. Именно Сосковца, как человека, наиболее близкого к «силовикам» из президентского окружения, называют наиболее вероятным преемником уже почти ушедшего премьера. На Черномырдина начинают смотреть как на побежденного политика, его пресс-секретарю Валентину Сергееву приходится на свой страх и риск опровергать появившееся в прессе сообщение о том, что премьер уже подал президенту прошение об отставке. И тем не менее, после возвращения премьера из отпуска отставки не произошло, хотя Черномырдину не удавалось вернуть себе утраченные позиции. Его окончательно — по замыслу оппонентов — должна была добить Чечня. Однако именно начало чеченского конфликта спасло Виктора Степановича. «Силовики» из ближайшего окружения Ельцина быстро продемонстрировали свою несостоятельность, и вместе с тем стала усиливаться «партия войны», так что — возможно, вопреки намерениям самих Сосковца и Коржакова — стали проигрывать вариант, когда первый вице-премьер становится премьером, ну а уж затем... смотри соответствующую статью Конституции. В сложившейся ситуации Ельцину оказался необходим мощный противовес и он вновь обрел его в лице премьера, постоянно демонстрировавшего свою приверженность мирным способом решения чеченского конфликта. Пускай «силовики» якобы не слушались Черномырдина, пускай все это было ловко разыгранным обманом общества, а все же премьер-министр выглядел совсем по-другому. Проще говоря, он оказался незапятнанным.

«Шамиль Басаев! Это Черномырдин!»

Буденновск стал «звездным часом» российского премьера, открыл нам совсем другого Черномырдина, однако не стоит забывать, что еще до Буденновска премьер стал главой предвыборного блока «Наш дом — Россия». Блок организовывался как бы с подачи самого президента, однако Борис Ельцин выступил с инициативой о формировании двух проправительственных предвыборных объединений. Теперь уже очевидно, что если даже спикеру Государственной думы Ивану Рыбкину и удастся организовать свой предвыборный блок, он вряд ли сможет соперничать с черномырдинским. Блок, в котором Черномырдин — первое лицо, а Сосковец — второе, способен стать (если уже не стал) настоящей партией власти, внутри которой будут решаться не только кремлевские конфликты, но и конфликты между московской и региональными элитами — не случайно среди сторонников нового блока оказались влиятельные президенты Татарстана и Башкирии, Минтамер Шаймиев и Муртаза Рахимов и, между прочим, губернатор Орловской области и бывший член политбюро ЦК КПСС Егор Строев, которого все считали естественным союзником коммунистов. Неслучайно между региональными лидерами началось соревнование, кто быстрее организует у себя территориальную организацию блока. А премьер начал всерьез заботиться о своем имидже, включив в состав кабинета нового вице-премьера — бывшего пресс-секретаря Михаила Горбачева и генерального директора ИТАР ТАСС Виталия Игнатенко. Возможно, решение о телевизионном эфире во время буденновских событий и стало одной из первых удачных находок вице-премьера-имиджмейкера. После Буденновска мы уже не вспомним о прежнем Черномырдине. «Российское государство чуть ли не впервые в своей истории поставило жизнь своих граждан выше какой-то политической целесообразности», — скажет позже Черномырдин в интервью журналу «Новое время» и с ним нельзя не согласиться: такое отношение к людям, казалось, противоречило природе российской государственности даже и в «демократические» времена и поступок премьера вновь дал тяжело больному своим имперским прошлым российскому обществу шанс попытаться построить нормальную страну для нормальных людей. После Буденновска Черномырдину удалось проявить себя и искушенным политиком: «детский мат», поставленный правительством депутатскому корпусу, неловкое ощущение «унтер-офицерской вдовы», которая сама себя высекла — вряд ли Дума избавится от этого ощущения до следующих выборов — показали, что «партия власти» готова постоять за себя.

Время Черномырдина?

Однако утверждать, что время Черномырдина пришло — и пришло окончательно — не возьмется, пожалуй, никто. Конечно, существует весьма большая уверенность в успехе «Нашего дома...» на предстоящих выборах. Однако и уроки декабрьских выборов 1993 года слишком памятны, чтобы делать окончательные выводы и счесть, что «партия власти» полностью контролирует общественное мнение. Кроме того, каким должен быть успех, чтобы не испугать президента, не убедить его, что «такой» Черномырдин превращается уже в самостоятельного политика, в соперника на будущих президентских выборах... И как поведет себя Борис Ельцин? Будет ли он баллотироваться на следующий срок, вернее — позволит ли президентское окружение ему баллотироваться? И насколько небезопасно выдвижение Ельцина, который может помешать выставить свою кандидатуру тому же Черномырдину, а затем проиграть какому-нибудь экстремистски (популистски) настроенному депутату — из тех, кто обещает навести порядок за неделю, а потом пару лет беспомощно разводит руками или из тех, кто обещает пересадить половину страны, а потому пытается расправиться уже со всем населением.

Самочувствие России сегодня как никогда зависит от самочувствия ее элиты. Если она сможет обеспечить преемственность власти и маргинализовать хотя бы оппонентов из шовинистического лагеря, а демократов превратить в элегантное дополнение, демонстрирующее плюрализм режима — то еще не так плохо. Если же власть предержащие попытаются соперничать между собой, пытаясь потопить то Ельцина, то Черномырдина, у власти может неожиданно оказаться совсем другая команда. И возглавлять ее будет, кстати — возвращаясь к тому старому комментарию — отнюдь не «российский Кучма»...