Трудный альянс

На минувшей неделе на восточном побережье США бушевали метели, и канцлер Германии вынуждена была задержать до пятницы свой визит в американскую столицу.

Переговоры Дональда Трампа и Ангелы Меркель - это и есть ключевая встреча начала нового сезона мировой политики после американских выборов. О чем договорились, еще неизвестно - бумаги к подписанию не готовились, а по первым общим заявлениям выводы делать трудно. Зато известно, что на кону.

Тарифная геополитика

По одному меткому выражению, Дональд Трамп и Ангела Меркель - как нефть, текучая и огнеопасная, и вода, спокойная, но размывающая скалы. Они не могут объединиться в понимании мира, но могут договориться. Даже обязаны договориться - ради процветания своих стран.

То, что на поверхности разногласий, - миграционная политика, торговля и финансы. Германия продолжает рассматривать вопрос беженцев с точки зрения гуманитарного права, международных обязательств и экономической целесообразности. Разумная политика интеграции мигрантов способна оживить стареющие европейские социумы и улучшить ситуацию на рынке труда. На практике открытость мигрантам принесла Германии множество проблем. Социальный "плавильный котел" пока не показал эффективности, хотя количество прибывших в Германию беженцев было не столь велико - около миллиона, меньше, чем количество внутренне перемещенных лиц в Украине, бежавших от развязанной Россией войны.

Дональд Трамп выиграл выборы на противоположной идее: закрыть границы максимально плотно, в первую очередь для мусульман, даже игнорируя писаные правила и неписаные обязательства. В этом тоже есть своя логика: снижение конкуренции на рынке труда, предотвращение религиозно-этнических конфликтов и уменьшение финансовой нагрузки на социальные программы государства. Первый кавалерийский наскок американского президента на мигрантов из мусульманских стран закончился юридическим фиаско. Вторая атака была более продуманной и менее радикальной. Но Германия за последний год существенно пересмотрела свои подходы, установив барьеры и фильтры, снижающие остроту проблемы мигрантов.

Германия видит преимущества в сохранении и развитии универсальных торговых режимов, США хотят их пересмотреть в пользу набора двусторонних договоров. В прошлом году Германия продемонстрировала рост торгового профицита практически со всеми партнерами. Он превысил 250 млрд евро, в то время как годом ранее не дотянул до 245 млрд. Бизнес-ориентированный американский президент и его советник по торговле усмотрели в этом манипуляцию с курсом евро по отношению к доллару, ущемляющую американские интересы.

Мировой экономический порядок, а именно - торговля и курсовая политика должны стать главной темой июльского саммита "большой двадцатки" в Германии. Если США все же решат возводить тарифные барьеры, это будет означать провал саммита и личный провал Меркель накануне парламентских выборов. В прошедшую пятницу, пока Меркель общалась с Трампом в Вашингтоне, в Германии, в Баден-Бадене, на встречу собрались министры финансов "большой двадцатки". Ключевой вопрос - сохранение открытости мировой экономики. Окончательный текст коммюнике пока недоступен. Содержится ли там пункт об опасности протекционизма - неизвестно. Но во время подготовки к встрече заявления министра финансов США Стивена Мнучина, бывшего банкира Goldman Sachs, были сделаны довольно взвешенным тоном, коррелирующим с мейнстримом представлений о мировой экономике в Европе и Азии.

Скорее всего, Германия и США смогут найти компромиссы о тарифах и валютных курсах. Вряд ли переговоры о Трансатлантическом торговом и инвестиционном партнерстве могут быть перезапущены в ближайшей перспективе, но торговых войн удастся избежать. Если они все же начнутся, ЕС вынужден будет искать партнеров в Азии, сближаясь с Китаем и продвигая соглашения о свободной торговле на осколках отвергнутого США Транс-Тихоокеанского партнерства. Близки к завершению переговоры ЕС с Японией, Вьетнамом и Сингапуром, готовы начаться переговоры с Австралией, Новой Зеландией и Чили. Вряд ли торговое и инвестиционное сближение за спиной США - та перспектива, которую хотели бы видеть в Вашингтоне.

Но существует гораздо более серьезная внутренняя проблема Запада, чем квоты на мигрантов, проценты импортных пошлин и коридоры валютных курсов. Дональд Трамп открыто и настойчиво скептичен к Европейскому Союзу как межгосударственному объединению. Он приветствовал Брексит, усмотрев в нем начало новой эры международной политики, выражал симпатии европейским политическим силам, стремящимся повторить британский опыт во Франции и Нидерландах. В последний месяц, правда, его тон стал мягче - пусть, дескать, европейцы живут в ЕС, если они от этого счастливы.

Позиция американского президента во многом определяется его личным опытом как бизнесмена. В своих выступлениях он приводил примеры, когда согласование бизнес-проекта на уровне ЕС требовало нескольких лет, в то время как на национальном уровне процедуры занимали несколько месяцев. Но на этот объяснимый скепсис Дональда Трампа накладывается еще и откровенная враждебность по отношению к ЕС его главного стратега, старшего советника и члена Совета безопасности Стивена Бэннона. Претензии Бэннона к ЕС не сводятся к экономике или какой-то иной конкретной сфере. Он убежден, что западная цивилизация может сохранить себя только через сильные суверенные христианские государства, и только так она способна противостоять чуждому разрушающему проникновению. Он точно не сможет найти точек соприкосновения с такими европейскими политиками, как Ангела Меркель, и ценностями, которые они представляют. Возможно разве что сосуществование в императивах realpolitik.

Германия - это страна, полностью интегрированная в многосторонние международные форматы. Нет иной немецкой национальной стратегии, кроме как выраженной через ЕС и НАТО. Многие десятилетия после Второй мировой войны это было основой европейского мира и процветания. США все эти годы, независимо от того, были ли у власти республиканцы или демократы, поддерживали европейскую интеграцию как один из ключевых элементов собственной национальной стратегии.

Если США возжелают разрушить ЕС в его нынешнем ослабленном состоянии, они, пожалуй, смогут это сделать. Торговая и инвестиционная дифференциация европейских стран, преференции политическим силам, выступающим за дальнейшие "некситы", "фрекситы" и "итекситы", накопившееся раздражение малых стран ЕС против немецкого доминирования, вполне могут сделать то, что не под силу Кремлю с его манипуляциями газовыми ценами и взятками европейским политикам. Борьба с универсальными правилами и европейской бюрократией, их олицетворяющей, может привести Европу к состоянию, которое дважды в прошлом столетии заставляло США ввязываться в мировые войны. Вряд ли в Вашингтоне хотели бы, чтобы мировая политика скакнула в такое далекое прошлое. Но благие намерения, построенные на ошибочных оценках, могут дать именно такой результат.

Бремя безопасности

Первые внешнеполитические визиты после формирования новой американской администрации совершил не министр иностранных дел Рекс Тиллерсон, а обороны Джеймс Мэттис. В феврале он посетил Южную Корею, Японию и Европу с заверениями в нерушимости американских военных обязательств перед союзниками. Судя по активизации разговоров о европейской армии, заверения Мэттиса в Европе услышали, но не до конца им поверили. Слишком много критики в адрес НАТО звучало в последнее время в США. Скепсис в отношении ЕС лишь добавляет неуверенности в прочности американских обязательств. Анатомически НАТО может существовать и без ЕС, но физиологически это был бы другой, существенно более слабый международный организм.

По всем внешним признакам, планы усиления европейской обороны, начатые в 2014 году после аннексии Россией Крыма, не будут пересмотрены в сторону сокращения. С начала года в Восточной Европе и странах Балтии начаты согласованные на двух саммитах НАТО и многочисленных министерских встречах развертывания новых сил. Но важна историческая динамика. В начале 2000-х США имели в Европе корпус в составе двух дивизий. Они были переброшены в Ирак и вернулись уже в США, а не к местам своей прежней дислокации. Сокращению сил не помешали ни агрессивная "мюнхенская речь" Владимира Путина в 2007 году, ни последовавшее стремительное наращивание сил в европейской части России. К 2010 году США имели в Европе две тяжелые бригадные боевые группы, одну легкую и одну аэромобильную. В 2012 году была деактивирована одна тяжелая группа, осенью 2013 года, аккурат к событиям на Майдане, - вторая. Сейчас у США в Европе две бригадные группы постоянного базирования. В рамках усиления обороны на ротационной основе начала развертываться еще одна. Батальонные группы передового базирования, развертываемые с американским участием в Восточной Европе и странах Балтии, совокупно соответствуют еще одной бригадной группе. Вне этих планов, но параллельно им продолжается строительство позиционного района американской противоракетной обороны. Остается в силе система ядерного сдерживания НАТО.

Американские войска в Европе возвращаются к численности, которая была до 2010 года. Но это далеко не те силы, которые были в начале 2000-х и тем более на момент окончания "холодной" войны. НАТО сегодня гораздо лучше подготовлена к отражению "гибридного" российского вмешательства, чем в 2014 году. Но заявлять о том, что об угрозе российской агрессии можно забыть, слишком рано. Об этом много говорилось на прошедших неделю назад слушаниях в американском Сенате о противодействии российской угрозе, в которых принимали участие министры иностранных дел европейских членов НАТО и Украины.

Во время визита в Европу Джеймс Мэттис предупредил союзников, что если каждый из них не продемонстрирует должной поддержки общей обороны, США "умерят свои обязательства". Вопрос, в конечном счете, снова упирается в экономику. Уже не одно десятилетие в США действует законодательство, требующее от администрации при формировании военного бюджета представлять Конгрессу данные о выполнении союзниками обязательств в рамках общей обороны. В документах НАТО с первой половины 2000-х содержится политическое требование выделять на военные расходы не менее 2% ВВП, из которых не менее 20% должны тратиться на модернизацию, то есть вооружения и военную технику. Первое правило на сегодня выполняют всего четыре европейских члена НАТО (без Великобритании - три), второе - девять (без Великобритании - восемь) из 25 (без Исландии, которая не имеет вооруженных сил).

Согласно опубликованному на прошлой неделе годовому отчету генерального секретаря НАТО Йенса Столтенберга, в 2016 году в сфере военных расходов достигнут перелом, и в скором времени критериям будут соответствовать еще несколько стран. Но США беспокоит то, что в передовой группе по военным расходам нет Нидерландов, Дании, Бельгии, Испании, Португалии и, главное, Германии. Их военные расходы резко контрастируют с масштабом экономик. Бюджет бундесвера составляет всего 1,2% ВВП, из которого на вооружения и военную технику тратится 13,7%.

Расчеты на основе регулярно публикуемой НАТО статистики показывают, что если бы в прошлом году военные бюджеты всех европейских союзников составляли не менее 2% ВВП, в совокупности они давали бы не 240 млрд долл, а порядка 360 млрд против американских 680 млрд.

Такое увеличение не является реалистичным даже в диапазоне нескольких лет. Для США призыв к росту расходов - законодательно закрепленное требование справедливости распределения обязательств. Готовность тех европейских стран, к которым обращен этот призыв, на него откликнуться - важный вопрос будущего НАТО. Запланированный на май саммит организации с участием Дональда Трампа (возможно, это станет его первым международным визитом в качестве президента) будет посвящен, в первую очередь, финансированию обороны.

Не все европейские страны в состоянии значительно увеличить военные расходы, не рискуя нарушить правила ЕС о допустимом бюджетном дефиците. Но Германия может. Более того, рост военных расходов в нынешней ситуации может стать для нее стимулом экономического развития. Раньше Германию от усиленного военного строительства удерживало нежелание вызывать ненужное беспокойство в Европе по поводу немецкой военной мощи в дополнение к существующему беспокойству по поводу ее экономического доминирования. Но сейчас, когда США ставят вопрос о поддержке европейского интеграционного проекта ребром, Берлин готов идти на уступки. Ангела Меркель уже дала понять, что ее страна готова вносить в общую безопасность дополнительные финансы. С учетом масштаба немецкой экономики речь может идти о суммах, способных размягчить сердца Дональда Трампа и его военных советников.

Открытые и закрытые

До встречи Дональда Трампа и Ангелы Меркель происходившее между США и Европой можно было определить как начальное позиционирование. На Мюнхенской конференции по безопасности в феврале прояснились общие контуры проблем и возможностей. Теперь Запад должен решить, что он есть и чем хочет быть в современном мире. Затем он сможет определить свою политику в отношении Китая и других крупных экономических игроков. В апреле в США ожидается визит китайского лидера Си Цзиньпина. Существовала даже некоторая конкуренция между США и Европой, кто первый проведет с ним переговоры. Похоже, это будут США.

Летом, на полях саммита "большой двадцатки" в Германии, возможно, состоится встреча Дональда Трампа с главным возмутителем миропорядка - российским президентом Владимиром Путиным. А может, и не состоится. Многое зависит от того, удержится ли Россия от новой эскалации на украинском фронте, решится ли на новую "гибридную" авантюру в Ливии, и главное - дотянет ли до конца лямку войны с "Исламским государством" вместе с международной коалицией. При всех политических заморозках международное военное взаимодействие в решении данного конкретного вопроса достаточно эффективно, и политические лидеры вовлеченных стран уже довольно уверенно обсуждают послевоенное устройство Сирии. Встреча Трампа и Путина не может произойти на фоне российских ультиматумов, только сотрудничества. Разгром "Исламского государства", когда он состоится, действительно может стать хорошим поводом для начала политического диалога США и России высокого уровня. Сам этот диалог, а не Украина, тем более не роспуск НАТО и ЕС, будет наградой России за вклад в разгром "Исламского государства".

Деление на правых и левых, даже еврооптимистов и евроскептиков в современной Европе уходит на второй план. Ключевым становится деление на тех, кто выступает за открытость национальных систем, и тех, кто ратует за их закрытость. Открытость подразумевает поиск объединяющих ценностей и норм, закрытость требует следования узко понимаемым интересам и поддержанию баланса сил. На концептуальном уровне это главный выбор, который должны сделать США и Европа. И это то, что витало над Дональдом Трампом и Ангелой Меркель во время их переговоров. Компромисс неизбежен. Скорее всего, он будет состоять в новой открытости, устраняющей негативные эффекты европейской интеграции, но не разрушающей сам процесс.